— Подь сюды, — быстрый говор до сих пор непривычен моему слуху. — Что в рюкзаке? — Помимо школы, я ношу только вашу дурь, — прорычал я на свой страх и риск и скинул ношу ему в ноги. Если сейчас он начнёт рыться в рюкзаке, то сегодня придётся снова лечь спать на голодный желудок, но отец просто пнул его и криво усмехнулся. — Приведи свою мать в чувство и отмой от блевотины. Соцопека обещалась на днях нагрянуть, так что сам знаешь. Сцепил челюсть и, прихватив рюкзак, поплёлся в свою комнату. Спрятал продукты в шкафу. Поем, когда недородители лягут спать, но не удержался и отломил краюху хлеба, спешно зажевав. В комнате матери смердило алкоголем и рвотой. Эта женщина, что дала мне жизнь, давно уже не знает своей нормы, и организм перестал справляться с литражами вкаченного в него горючего. — Мам? — осторожно толкнул её в плечо — без ответа. — Мама! — позвал громче и, взяв за руку, потянул с кровати. — Чё надо, блядь?! — рявкнула женщина, не соображая где она и кто перед ней. — Пошли на хрен... — Мама! Тебе нужно умыться, — скинул её на пол и быстро накрыл её нагое тело одеялом. Родительница была не в состоянии даже придержать его. — Вставай! — Отвали от меня, сопляк! — отмахнулась женщина, видимо, уже начав соображать кто перед ней. — Лучше водки налей... Башка трещит. — Вставай! — в груди зажглась ярость, и рванул пьянь вверх, ставя на ноги. Мама застонала от моих грубых манипуляций и приняла слабую попытку увернуться, въехав мне по уху, чем ещё сильней разозлила. Волоком потащил её в ванну, стараясь не смотреть на голое, немытое неделями тело. — Я — твоя мать, ублюдок, — её пьяная речь набирала возмущение. — Ты обязан уважать меня... Как смеешь так обращаться со мной? — Ты давно мне не мать, — прошипел я, глядя в её пустые и стеклянные глаза. Родительница осела на дно ванной и уставилась на меня. В бессмысленном взгляде что-то промелькнуло, смахивающее на разочарование и обиду. — Я самая настоящая дрянь... Да, сынок? В груди ёкнуло. Что это? Секунды прозрения? — Ты давно решила кто и что для тебя важнее. Пожалуйста, встань и помойся! Женщина закряхтела и поднялась по стенке на ноги. Повернулась ко мне лицом, подставляя всю себя на обозрение. Отвернулся. — Я нравлюсь тебе, сынок? — вопрос вызвал шок, и я глупо уставился на её. — Нравлюсь, как женщина? — Соображай, что несёшь! — гневно рявкнул в ответ и зашторил рваную занавеску. — Что? — изобразила удивление и противно огладила свой живот и груди. — Я же больше не мать тебе... Ну? Хочешь покажу, как приятно быть с женщиной? В ужасе попятился назад и вылетел из ванной под её противный смех. К несчастью, подобный разговор вновь состоялся и уже в присутствии отца. — Дорогой, а ты заметил, как наш сынок вырос и возмужал? — громко спросила отца женщина, что зовётся мне матерью. Они сидели на диване в обнимку и потягивали из горла пиво, пока я пытался отмыть все следы их недельного дурмана. Отец обсасывающий куриное крылышко, притормозил и внимательно оглядел меня. — Недурён, — согласился родитель, скептический склонив голову набок. — Мордаха немного бабская, но думаю в этом даже что-то есть. В матку уродился, жаль. Интересно, а по мужской части похож на меня? — Ты неповторим, дорогой, — мурлыкнула мама и похабно залезла отцу под домашний халат. Я с отвращением отвернулся и сжал ладони в кулаки. — На-ка, убери, — приказал отец и бросил обглоданное крылышко чётко в середину комнаты. Свинья! Молча крыл скота матом, нагибаясь за его мусором. В эту же секунду меня повалили на пол и грубо блокировали. — Пусти! — заорал на отца и отчаянно забарахтался в стальной хватке. Одолеть его у меня не было шансов, так как мужик, прошедший зоновские места в сто крат сильнее и мощнее какого-то подростка. — Не дёргайся, — миролюбиво пропел он, крепко удерживая за руки и прижимая ногами к полу. — Инка, чё расселась?! Иди сюда! Снимай с него портки... Глянем, чё у тебя в трусах, кабальеро. — Нет! Отвали! — почти взвыл я, ещё отчаянней извиваясь в его хватке. — Мама, не надо! — Я твоего петушка с самого детства ращу, — захихикала мать, гладя меня по бедру. — Не бойся, мамочка, не сделает тебе больно. — И папочка тоже, — ввернул он и вдруг противно лизнул меня в щёку. — Расслабься! Чумовая догадка осенила голову, когда пальцы родительницы расстёгивали ширинку на моих джинсах. — Мама, пожалуйста, не надо... — взмолился, тщетно веря, что эта женщина ещё не до конца пропила свои мозги. — Не бойся, сына. Ты ведь мой, — и её ладони стащили резинку боксеров вниз, оголяя. Слышу выдох отца в ухо. Мать восхищенно пялится на содержимое моих трусов. — Хорош. Ещё бы приподнять его мальца, чтоб разглядеть лучше, — сиплый голос недородителя бьёт по вискам кувалдой ужаса. — Чё застыла? Сосни ему... — Мама! Нет... нет, прошу тебя, мамочка, не надо, — по лицу полились жгучие слёзы, которые их никогда не волновали будь я взрослый или ребёнок. Я уже не помнил себя от отчаяния, ужаса и смутных ощущений ниже пояса. Мой крик вонзился в стены дома, когда молил её не совершать того, что велит отец. Всё растворилось в непонятном вакууме душевной боли, отвращения и ненависти. Ненависти не только к ним, но и к себе, потому что не могу владеть своим чёртовым телом. Потому что оно отказалось слушаться меня, когда я так просил. Пришёл в себя от шлепков по щекам. Отец меня больше не удерживал, и я тюком лежал всё на том же полу. Мама сидит рядом и вытирает полотенцем лицо. На чёрных волосах частички белёсых капель. — Всю харю матери обкончал, самец, — довольно ржал отец, держа в руке знакомый свёрток. Недомать тоже смущенно хихикала, вытирая и волосы. Унижение и жуткая боль под грудиной, окончательно выбили из меня остатки человеческого. Я заорал благим матом и со всей силы ударил эту суку, что позволила себе инцест с собственным сыном. Насел сверху нанося жестокие удары кулаками один за другим. Не помню сколько это продолжалось, пока второй родитель не пришёл ей на помощь, а мать перестала кричать. Схватил меня в охапку и грубо тряхнул. — Уймись, щенок! Убьёшь ведь свою матку! Убью?! Даже не выразить словами, как жажду этого сейчас. Убью её! А после тебя, мразь! Пару раз заехал по лицу и ему, чем разгневал не на шутку. Будь я менее травмирован сейчас, то увидел бы опасность, но в подобном душевном разладе просто не смог мыслить здраво. Родитель припечатал меня лицом к полу, завёл руки за спину и блокировал, сев сверху. В шею вонзилась игла, затуманив взор жуткой болью, поршень вогнал что-то в кровь. — Теперь ты будешь шёлковым, когда я пущу тебя своим друганам по кругу, раз ты матке своей красную карточку выдал. Поработаешь вместо неё... Тошнота вернула сознание. Прежде, чем понять где я и что со мной, изгадил рвотой и так грязный и засаленный ковёр. Немеющая слабость во всём теле и особенно ниже пояса. Попытался шевельнуться и осмотреться. Адская боль пронзила тазовые кости и поясницу. Опустил взор на бёдра и ноги, на которых багровели струйки крови и сгустки мутной и сухой плёнки. Эти же сгустки были на волосах мамы, когда она позволила себе надругаться над сыном. И теперь точно такие же на мне сейчас и их много. Наконец смог осмотреться. Комната усеяна бутылками, пустыми шприцами с капельками крови внутри и зажигалками. Отец без штанов лежит на полу в бессознательном состоянии. Чуть поодаль от него мама, которую обложили ещё двое посторонних и таких же одурманенных и голых мужиков. Боль на месте укола, напомнила о шприце. Эта нелюдь накачал меня дурью, чтобы совершить то, о чём даже думать не могу. Но давно сформировавшийся ум и понимание, делали свои выводы. Ненавижу! Всё самое низменное и ярое закипело во мне с такой силой, что помогло встать на ноги и доковылять до бейсбольной биты, которая обычно хранилась за шкафом. Растоптанное ими детское сердце больше не верило в чудеса и человечность, но люто ненавидело и жаждало возможности выплеснуть эту горькую боль унижения. Взяв биту в руку, с яростным воплем ненависти обрушил её на голову отца. Ничего не видел перед собой, когда кровь из проломленной головы хлынула по полу. Заносил и заносил орудие возмездия над бесчувственным телом, мечтая уничтожить образ этой мрази навсегда. Лицо и тело отца превращалось в месиво, а я не мог остановиться, не замечая, как его останки попадают и на меня. Выбившись из сил, повернулся к ней... К той, что любило моё детское наивное сердечко. К той, что должна была всегда защищать, любить и бороться за меня. К той, которая забыла, что у неё есть сын и позволила себе так бесчеловечно и мерзко поступить с ним. Сил уже не осталось. Боль забирала сознание, но я нашёл в себе силы, чтобы занести орудие мести и над ней… ЕСЕНИЯ Наши дни Умирала с каждым словом Игоря Матвеевича. Одно дело догадываться о том, через что пришлось пройти Марку, а другое знать всю правду от единственного самого близкого для него человека. Нет, Марк — жертва, но не преступник. То, что совершили с ним его родители, пусть и сломало его, но не уничтожило. Он жив, прекрасен и умеет любить. Просто боится этого, скрываясь за маской грубости и жестокости. Дети способны собирать в своих генах как плохие, так и хорошие черты, и я уверена, что этот мужчина смог сохранить в себе всё самое человечное и доброе. Он культурное растение, что просто случайно обронили в поле плевелов. — Весь тот ужас обнаружили на утро сотрудники соцопеки, — тихо продолжал Игорь Матвеевич, посерев в лице ещё больше. — Инна была зверски избита, но выжила, видимо, потому что основная ярость сына досталась её супругу. Марк абсолютно голый и в крови забился в углу комнаты с битой в руках. Он набросился и на сотрудницу соцопеки, благо она была вместе с мужчиной, которому и пришлось его обезвреживать. Я прилетел в Россию первым же рейсом, бросив буквально всё. Марка отправили в СИЗО, пока я пытался найти способ вытащить его оттуда. К счастью, следователь и прокурор были моими хорошими друзьями и разбираясь в произошедшем поняли, кто настоящий виновник. Отец Марка и его дружки надругались над моим сыном... Да за это их нужно было убивать прямо на всеобщее обозрение. Я бы сам воскресил этого подонка, чтобы убить самым зверским способом. Игорь Матвеевич на секунду замолк, пребывая в своём прошлом. Тяжело дышал, чтобы справиться с праведными эмоциями. Не удержалась и мягко взяла его за руку, в ответ мужчина лишь слегка дрогнул. — Марку на тот момент было шестнадцать, и несовершеннолетних тогда разрешалось судить закрыто. Я думал с ума сойду, когда слушал приговор. Убийство в состоянии аффекта. Два года условно. Я тогда был готов рыдать, благодаря судью. Инне повезло меньше, потому что я и прокуроры приложили к этому максимум усилий. Двенадцать лет женской колонии строгого режима за хранение и продажу запрещённых веществ. Впаяли бы больше за надругательство над собственным сыном, но было принято решение сохранить это в тайне. Я не хотел Марку такой славы. Позже мне удалось изъять документы его дела, чтобы уничтожить. Можно сказать, чисто и гладко, но эти ироды оставили всё же след в жизни Марка. Психотерапевт поставил ему диагноз — гинофобия в острой форме. Ради Марка я бросил невесту и всех друзей. Купил этот дом на лоне природы, чтобы вернуть сыну душевное равновесие. И Марк оказался сильным парнем. Да, бывали срывы, но он всегда чётко разбирал эти инциденты со мной и нашим психологом. Было испробовано сотни методик, чтобы помочь ему, пока он не нашёл себе развлечение в сексуальных утехах в стиле БДСМ. Я противился, но Марк начал ускользать от меня, чего никак не мог позволить. — Вы боитесь, что он станет таким же, как его родители? — вдруг догадалась я, наконец найдя в себе силы говорить. — Очень боюсь. И пытаюсь изо всех сил не допустить этого. Я разрешил ему приводить женщин сюда. Господи, я поначалу вообще поверить не мог, что он начал подпускать к себе женский пол. Его увлечение дало плоды, но спустя два года, я понял, что больше сдерживаю зверя, чем лечу. От услуг психотерапевта сын отказался, но я продолжал беседовать с врачом. Марку нужен тот, кто сможет закрыть собой жестокий образ его матери. Та, что заменит её и побудит стать другим. Напомнит, ему о самом светлом в его душе. Ведь Марк больше добро, чем зло. Он не виновен в том, что ему достались такие родители. Тогда в ресторане вы вызвали в нём этот просвет. Может и правда у каждого на земле есть свой человек и своя половинка. Я ухватился за вас, как за последнюю надежду и, сейчас услышав от вас признание, что Вы полюбили моего сына, счастлив, что не упустил Вас и пошёл на эту сделку. Но теперь я опасаюсь за Вас. Прошлое Марка вернулось. Инну выпустили по УДО досрочно и, к несчастью, эта женщина ищет встречи с сыном. — Боже мой, — в ужасе уставилась на него. — Марк знает?