Часть 9 из 33 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Приятного аппетита, — фальшивая вежливость, и Марк принялся за трапезу.
Сидеть с ним за одним столом и жевать, как свинья, не хотелось. Увы, я не элитная дамочка, которая лихо управляется с ножом и вилкой. Взглянула на прибор и на блюдо — брускетта с утиным паштетом, овощами и зеленью, а также порция омлета с брокколи.
Марк этично воткнул вилку в хлеб и отрезал себе необходимый кусочек, сунул в рот и довольно принялся жевать. Господи, ведь это обычный бутерброд! На кой чёрт эти реверансы? С шумом выдохнула. Этот псих гонял меня по дому из-за отсутствия стука в дверь, а за неумение пользоваться столовыми приборами и подавно протащит по окрестностям своего поместья, привязав за ноги к лошадям. Пришлось повторять за ним. Воткнуть вилку в брускетту мне удалось, правда сок помидора, лежавшего на ней, сочно брызнул на салфетку. Разрезание хлеба ножом также создало проблемы — корочка брускетты оказалась хорошо поджаренная и, чтобы отделить нужный для себя кусочек, пришлось с силой надавить. В конечном итоге, оставшаяся часть брускетты съехала с тарелки на стол, загадив обеденную зону. Дерьмо!
— Ешь, как умеешь, — рыкнул Марк, рассматривая уделанную отполированную поверхность.
Благодарно взглянула на него и обеими руками схапала злосчастный бутерброд. Широко раскрыла рот и сунула в себя чуть ли не половину порции. В этот момент мужчина, кажется, чуть не подавился и быстренько запил водой.
Пока жевала не знала куда девать глаза. На него уж точно смотреть не буду — отравит одним взором. Гуляла глазами по стенам и полкам.
Видимо оттого, что Марк клал в рот небольшие кусочки, его способность говорить была более выполнима.
— Я хотел бы кое о чём вас попросить, — произнес он, вытерев губы салфеткой. — Разумеется, не бесплатно. Думаю, деньги вам не лишние.
— Игорь Матвеевич предлагает за мой труд вполне достойную оплату...
— Я в курсе сколько он заплатил за вашу ещё, по сути, не проделанную работу. Семейный бюджет проходит так же и через мои руки. Отец перечислил вам трехмесячный оклад горничной со стажем. И, судя по вашему внешнему виду, вы потратили их не на себя. Отсюда смею предположить, что та уплаченная вам ранее сумма была для чего-то другого...
— Прекращайте рыться носом в моей личной жизни и сразу переходите к делу. Что вам нужно?
Марк смерил меня слегка небрежным взглядом и ухмыльнулся. Если я ему так противна, какого черта тогда он тут валандается со мной?
— Я знаю для чего папа нанял вас и, к счастью, вижу, что вы его идею не поддерживаете, хоть и взяли деньги. Поэтому обращусь с аналогичной просьбой.
Брови поползли вверх, стремясь сменить своё место локации.
— Кажется я немного оглохла, — не веря, прочистила правое ухо мизинцем.
— Вы не оглохли. Вы просто гнете из себя дурочку...
— Скорее из вас идиота, — поправила я.
— Может быть, вы сначала заткнетесь и дадите мне закончить? — зеленый взор заставил невольно струхнуть. Клацнула зубами в образовавшейся тишине, умолкая. — Спасибо. Я прошу вас лишь подыграть. Даму моего сердца строить не нужно. Просто, где надо, я буду брать вас с собой. Совместные беседы в саду строго обязательны, чтобы отец видел нас. Вы, так сказать, будете мне другом женского пола. Потом сделаем вид, что ничего не вышло, и вы — свободны. Плачу половину сейчас, оставшуюся часть суммы после свершения всей сделки.
Слушала Марка, нервно дергая пальцами. Будь на его месте кто-то другой, я бы, не раздумывая согласилась, но нет других сейчас. А этого мужчину не на шутку боюсь, не говоря уже о недавнем инциденте и о его пристрастиях. Блин, я и сейчас ноги едва удерживаю, чтобы не дать стрекача, а тут он ко мне в липовые друзья нанимается. Что же он ту дамочку не представит родителю? Там, вроде, всё обоюдно.
— Есения?! Вы тут?! — смотрит хоть и насмешливо, но явно нервничает. Похоже, он думал, что его предложение я приму с энтузиазмом.
Мне хоть и были нужны деньги, но находится с ним рядом по расписанию, быть на побегушках, когда позовет, а также терпеть его хамство и перепады настроения, как у беременного, не прельщало.
— Сожалею, Марк Игоревич, — твёрдо посмотрела на него и поднялась со стула. — Повторюсь, я получила достойную оплату своего честного труда.
Лицо мужчины почернело. Он явно не ждал, что его «выгодное» предложение отвергнут.
— Похоже, вы желаете узнать сумму своего будущего гонорара? — также поднялся из-за стола. — Моя оплошность. Стоило начать сразу с этого. Десять тысяч долларов и ещё столько же по окончанию.
Сглотнула. Мне столько и за год не заработать. Эти бы деньги оплатили лечение сестры, мою учебу и долги за квартиру. О себе вообще молчу. Взглянула снова на Марка. Насмешка на его лице добивала уверенности. Он возвышается так надо мной, показывает, как я ничтожна. Нет, не могу. Все деньги мира не заработать, а продавать себя — самое гадкое для женщины. Особенно ЕМУ.
— Щедро, — уронила я. — Вы явно заинтересованы получить положительный ответ. Увы, но я не могу. Мне тяжело общаться и при этом улыбаться кому-то по сценарию и за деньги.
Моё решение ему явно не понравилось, и в его холодной и аристократической внешности появился хищный и яростный оскал. Ощутила себя несчастной газелью, попавшей в ловушку льва.
— Не пытайтесь мне сейчас втюхать насколько вы неподкупны. Вас уже купили. Все женщины — продажны. А вы — женщина! Пятнадцать тысяч долларов и это верх сделки... Хватит ломаться.
Терпеть обидные слова была уже не в состоянии. Наклонилась к столу и принялась быстро собирать посуду обратно на поднос.
— Вы закончили свой завтрак? — голос нервно задрожал.
— Вы — настоящая дура, Есения! Разочарован, — процедил Марк и, в ярости выхватив у меня поднос с посудой, швырнул в стену.
Испуганно отшатнулась, боясь, что он ударит меня. Грохот металлической утвари и звон разбитого стекла. Тело в ужасе дрожало от произошедшего, легкие наполнились вакуумом обиды.
— Три месяца отработки? — приблизился ко мне и сжал запястье. — Тогда удачи не свихнуться... Прибери здесь. За бой стекла вычту из твоего жалования.
С силой толкнул к убитой посуде и стремительно направился к выходу.
Я никогда не позволяла противоположному полу так разговаривать с собой, но перед этим демоном теряю весь свой гонор и мужественность. Черт побери, я — сильная, смелая и не позволю так унижать себя. Будь ты хоть президентом. Не обращая внимание на стекла, зачерпнула остатки пищи в руку и швырнула Марку в спину.
Медленно развернулся. Посмотрел через плечо и на мои руки и оскалился. Всё, мне капут, но ни за что не сдамся. Сверлила мужчину тем же ненавистным взором, а ноги так и норовили подкоситься.
— Пиджак включительно, — громыхнул Марк и, выйдя из кабинета, громко хлопнул дверью.
Опустилась вниз, рассматривая бардак на полу и пятно на стене. Напряжение опустилось в район живота, и моя крепость дала пробоину. Села на пол, поджав к себе колени, и заплакала.
Глава 10. Неугодная картина
МАРК
Ярость. Неописуемая, переполняющая нутро до звона в голове и сосудах. Её яд опалил каждый синапс, каждую жилу и клеточку, переполнил грудь, давил на горло. Становилось плохо до одури, словно в меня влили смертельную дозу. Интоксикация всего организма, чувств, надежд и желаний. И всё из-за неё.
Испуг в её глазах — то, чем питаюсь от женщин. Но всё совершенно иное — неподдельное, естественное и доводящее до безумия. Захотелось коснуться этого, осязать, забрать в себя и впервые дать взамен — покой, ласку и заботу.
Не дождется! Нельзя их жалеть! Змеи на груди. Тихие и ласковые убийцы... Они жестоки, беспощадны, как та, что была для меня роднее всего на свете. Я стал её. И мне вовек не избавиться от срама. Внутри грязь, и дарить в ответ могу только грязь. Всем без исключений.
Сбросил с себя испорченный пиджак и рухнул в кресло, обхватив голову руками и приказывая успокоиться. Перед глазами лицо этой чертовой воробьихи. В карих глазах плескается непонимание, негодование и страх. Ещё вижу, как дрожит женская фигура, как часто вздымается и опускается грудь. И мне гадко от всего этого, гадко от самого себя. Оттого, что напугал, оттого, что неприятен ей, оттого, что услышал "нет".
Я лишь предложил за деньги общаться ближе. Господи, как сейчас глупо всё звучит! Но настоящая близость не нужна. У меня всё под своим собственным контролем: работа, увлечения, прислуга, секс. То же самое касается и друзей... Друзей, которые куплены отцовскими сделками, они на необходимой дистанции и всегда блестяще сыграют свою роль. Фальшь на пьедестале моей жизни, и, увы, только это понятие я научился контролировать.
Отменив все дела на сегодня, кинулся к краскам и холстам. Что-то приятное и красивое должны изобразить сейчас мои руки и талант. Картина вернёт былое равновесие.
Бежевый, розоватый, серый, терракотовый, белый, коричневый — все цвета тела. Женского. Красивого, гибкого и бархатного. Виолончель в моих руках. Податливое и грациозное. Моё. Для меня.
Каждая линия и мазок кистью изучали нагое тело на холсте, которое изобразил в полумраке комнаты. Лучи солнца проникают внутрь, падая на фигуру. Налитые возбуждением соски, изогнутая спина, острые плечи, тончайшие руки и наклон головы, не позволяющий полностью увидеть лица. Волнистые темно-русые волосы ниспадают вниз, полуприкрыв лик. Сердце пропускает удары, потому что знает кто изображен.
Но в душе вновь протест. Нет! Тело не её. Это тело какой-то шлюхи! На полотне лишь моя фантазия. Это я вижу. Не правда! Она не может быть такой. Она лучше...
В гневе чертыхнулся и размазал ещё не высохшую краску по холсту, уничтожив всё, что так тщательно сотворило моё воображение. Осталось лишь лицо, которого почти не видно. Её лицо! Оно истинное, и хочу, чтобы так и оставалось.
Раздраженно сунул холст под груду других картин в углу комнаты и устремился в душ. Самый холодный, чтобы чертова мышца в груди заткнулась и вспомнила кто на самом деле её хозяин — бездушный и жестокий тиран женщин.
Выйдя из ванной, кажется, разозлился ещё больше. Время за полдень, а в моей комнате до сих пор не убрано. Не знаю, чего больше хотел — снова увидеть этого неоперившегося воробья или досадить ей?
Алексей Олегович примчался по первому зову и немного растерянно осматривал меня и комнату. У него лишь вытянулось лицо, пока выслушивал мою гневную тираду по поводу нерадивости прислуги в этом доме, а также молча проглотил сравнения с индюком. Птицефабрика, ей-богу! Нет, он смолчит о моих же правилах — «когда я у себя, меня не сметь беспокоить.»
— Простите, Марк Игоревич. Вы были заняты, и я не стал отправлять к вам горничную.
— Теперь я свободен, — настаивал, облачаясь в домашние брюки и футболку.
Управляющий домом продолжал не сводить с меня свой анализаторский глаз. Видимо, решил, что я окончательно свихнулся.
— Через сколько горничной можно подойти для уборки?
— Сейчас, — отрезал я.
Начинал раздражать.
Дворецкий покорно кивнул и, бросив последний контрольный взор, удалился. Изменяю своим правилам? Да. Я так хочу. Эта воробьиха сама напросилась. Уж лучше бы любезничала со мной за деньги — не сломалась бы — а теперь пусть отдувается, причём бесплатно.
Видимо, девушку предупредили, что комнату я не покинул. Есения крадучись сунула нос в образовавшуюся щель, не постучав. Зря я оделся, было бы ей уроком.
Вальяжно рассевшись в кресле с книгой в руках, одарил горничную взглядом исподлобья и вновь сделал вид, что занят чтением. Есения несмело начала прибирать постель. Черт! Надо было выйти!
Её наклон на каркас кровати, да так, что подол служебного платья возбудил воображение до предела. Выпрямилась и встряхнула одеяло. Снова наклон, и тянется к противоположному углу кровати. Проглотил пятилитровую слюну и живо закинул ногу на ногу.
Книга, Марк, книга!
Началось взбивание подушек, и я невольно чихнул.
— Пылите умеренней, — буркнул и спрятал глаза в страницах.
— Нам обоим было бы удобно, если бы вы вышли из комнаты, пока ведётся уборка, — проронила воробей.