Их было немного. Когда Муди привёз его сюда, здесь жило всего четверо парней. Через год появилось ещё двое, потом один, а потом ещё парочка. Марго оказалась первой девушкой, которую привезли в Общагу. И, вполне предсказуемо, это стало проблемой. Ей было пятнадцать, но выглядела она старше своих лет. А ещё Марго была красивой. С угольно-чёрными волосами и белой кожей, словно злая диснеевская принцесса. И это привлекало внимание. Худая, напуганная и дикая, как уличная кошка, которую внезапно приволокли в дом, она шарахалась ото всех по углам, упорно избегала чужих взглядов и наверняка зашипела бы, если бы к ней приблизились. Она старалась прятаться в своей комнате столько, сколько это было возможным, но в одну из первых ночей ей не повезло столкнуться в коридоре с тем, с кем сталкиваться не следовало. Они звали его Альто. Когда кто-то оказывался в Общаге, он прощался со своим прошлым, каким бы оно ни было. Стиралось всё: личные данные, связи с друзьями и семьёй, если таковые вообще имелись, даже имя. Звучит тоскливо, но на самом деле по прошлому тосковать было некому. Никто не спрашивал Альто, как его звали на самом деле. Ему вообще особо не задавали вопросов, потому что заговорить с ним самостоятельно было в принципе дурной затеей, ведь нервные клетки, как известно, не восстанавливаются. В итоге все просто звали его в честь колонии для несовершеннолетних, в которой тот провёл три года, прежде чем оказался тут. Альто был старше всех. Звезда и в большинстве случаев главный зачинщик проблем. Было ли виной тому его огромное эго и нарциссическое расстройство личности, или же он просто от скуки поднимал шум на ровном месте — никто не сказал бы наверняка. И конечно, наткнувшись по пути из душевой на крадущуюся вдоль стенки новенькую, этот придурок не смог спокойно пройти мимо… *** Идея с прозвищами быстро прижилась. Это проводило толстую черту личных границ, и всем так было удобнее. В конечном итоге этому их и учили: чем меньше вы знаете друг о друге, тем лучше. Впрочем, при выборе клички твоего мнения никто не спрашивал. Его прозвали Токио. Он не любил это имя, и оно откровенно бесило его первое время, но это не стоило того, чтобы выходить из себя. Не было смысла злиться на то, что у кого-то ассоциативный ряд на уровне пятилетнего ребёнка. В ту ночь, когда всё случилось, он вышел из комнаты, чтобы по-тихому пробраться на кухню и стащить что-нибудь из еды, но звуки в коридоре заставили его остановиться в дверях. Альто зажимал девчонку в углу. Та рычала, извивалась, как уж, махала тонкими руками, стараясь если не ударить, то хотя бы выцарапать глаза. В голове невольно всплыл вопрос: стоит ли вмешаться? Но он продолжал стоять. Смотрел, что она сделает. Она должна была разобраться с этим. В конце концов, ведь не просто так оказалась здесь. Но Альто был крупнее, сильнее, а она, казалось, даже не представляла, как спасать себя, и только злила парня своими неумелыми попытками высвободиться. Когда тот попытался зажать ей рот, она укусила его, и это окончательно отбило Альто мозги. Она не кричала, не звала на помощь. Лишь скулила, сложившись на полу, получив удар по рёбрам. Всхлипы сдавило, когда Альто навалился на неё сверху, впечатывая лицом в бетон. Затем раздался треск рвущейся одежды, и стало окончательно ясно, что сама девчонка не справится. Он устало вздохнул, думая о том, как ненавидит вляпываться в чужое дерьмо, но шагнул вперёд и положил руку на плечо Альто прежде, чем тот успел стянуть штаны. — Эй, Токио, встань в очередь, если тоже хочешь развлечься. Не люблю тройнички. — Альто едва удостоил его взглядом. Лишь оскалился, довольный собственным остроумием, и вновь навис над ней. — Хватит. Ты что, животное? Глупо было надеяться, что слова тут помогут, но можно было хотя бы попытаться. Он с силой потянул Альто за воротник, оттаскивая того назад и заставляя оставить девчонку в покое, за что тут же получил в челюсть. Ещё одно подтверждение того, что лезть в чужие дела — себе дороже. Но если уж начал… Объяснить суть проблемы не составило особого труда. Снятый со стены пожарный шланг, затянутый на шее Альто, оказался вполне доходчивым аргументом, но на всякий случай стоило уточнить. — Мы все здесь в одной лодке. Научись держать хер в штанах, если не хочешь утонуть, — процедил он над багровеющим лицом Альто, после чего наконец ослабил хватку, позволяя тому сделать вдох. Оставшейся мрачно смотреть на него исподлобья Марго он сказал тогда только одно: — Тебе придётся научиться быть готовой ко всему. Чем раньше, тем лучше. Иначе ты здесь подохнешь. Он знал, что она всё поняла, хоть и молчала. Видел это по её лицу. Однако чего он не знал, так это того, что в тот самый момент она пообещала себе всегда быть рядом с ним. *** Марго серьёзно отнеслась к его словам тогда и прилагала все усилия для того, чтобы инцидент с Альто никогда не повторился. Она тренировалась больше всех остальных, изводила себя, но никогда не оставалась довольна результатом. Выбивала суставы, ходила в синяках, стучала зубами, сидя в ванне со льдом, чтобы хоть как-то справляться с болью в мышцах… И всё же её старания окупились, когда однажды она смогла вставать на ринг с парнями на равных. Вот только ей этого было мало. Пускай в разговорах она и не упоминала о том случае, Марго помнила всё. И Альто тоже вскоре это понял, когда однажды ночью проснулся с осколком зеркала, прижатым к его лицу. Она долго думала о том, что следовало отрезать ему яйца, но ей было слишком противно от одной мысли об этом. Лицо показалось хорошей альтернативой для такого самовлюблённого ублюдка. Про своего спасителя Марго также не забывала ни на день. Никто особо не стремился заводить здесь друзей, но она просто прилипла к нему и не сдавалась, как бы упорно он её ни игнорировал. Она всегда вертелась где-то поблизости, упрашивала научить её всему, не упускала ни одной возможности оказаться с ним в паре во время занятий, подсаживалась к нему за обедом… И в какой-то момент он привык. Сам не заметил, как начал относиться к ней иначе. Она стала для него как заботливая и совершенно несносная младшая сестра, которой у него никогда не было. И если быть откровенным, то иметь в таком месте хоть что-то похожее на семью было приятно. Особенно в тяжёлые времена. Они всё чаще проводили вечера вдвоём, делились друг с другом тем, что копилось внутри и не находило выхода. Нарушали правила, сбегали иногда, чтобы развеяться и просто насладиться рассветом в тишине на развалинах старого заброшенного здания, ненадолго почувствовать вкус свободы, который приносило с холодным утренним ветром. И даже позже, спустя годы, когда Общага осталась далеко позади, Марго не оставила своих привычек. Всякий раз оказываясь вымотанной, расстроенной или, наоборот, счастливой, она приходила к нему, чтобы упасть на его диване, спрятаться от всего остального мира хотя бы до утра и вспоминать старые деньки, когда всё на самом деле было ещё таким простым. Ей было семнадцать. В один из их побегов Марго принесла с собой целый рюкзак с выпивкой. Довольная и гордая, она с упоением хвасталась тем, как стащила всё это добро. Это был её день рождения, и она впервые рассказала о нём кому-то. Отказываться причин не было — хороший повод, чтобы напиться и получить наказание на следующий день. Марго захмелела довольно быстро. Она вообще спешила куда-то, опустошая одну бутылку за другой. Когда выпивка кончилась, Марго уже едва могла ровно сидеть. Она придвинулась ближе и уронила голову ему на плечо, несмело сжала его ладонь своей и долго вглядывалась в его лицо, а затем тихо вздохнула и закрыла глаза. Он думал, что она заснула, когда в тишине вдруг раздался её голос. — Те истории, которые ты рассказывал мне… Помнишь? Помнишь ту легенду? Про то, что карп, плывущий против течения, может стать драконом? Давай сделаем это! — Сделаем что? Нырнём в водопад? Она глупо захихикала, а затем резко выпрямилась и посмотрела на него взглядом, полным решимости, упрямства и вместе с тем какой-то подавленной печали. — Тату с карпами. У тебя и у меня. Чтобы помнить обо всём, через что мы прошли. И о том, через что пройти ещё придётся, прежде чем мы тоже сможем стать драконами. Глава 9. Две правды и одна ложь Ника с трудом могла вспомнить, когда в последний раз спала так сладко. Она никогда не оставалась на ночь в чьей-то постели и выпроваживала любого из своей задолго до того, как за окном заблещут первые рассветные лучи. Засыпать рядом с мужчиной было для неё в новинку, и она даже не представляла, что это настолько приятно. Разве может чужая кровать быть такой удобной? Обычно, когда по каким-либо причинам приходится ночевать на новом месте, сон всегда беспокойный. Подушка не той толщины, одеяло слишком тяжёлое, матрас промят совсем не в тех местах… Но, лёжа в постели Майкла, Ника чувствовала себя словно на облаке. Утомлённое, налитое тёплой истомой тело приняло эти новые условия так, будто они вовсе не были новыми, будто она делала это уже тысячу раз. Не приходилось ворочаться, чтобы принять удобное положение. Достаточно было лишь коснуться головой подушки, и сон, умиротворённый, беспечный, медленно окутывал сознание под монотонные убаюкивающие движения пальцев, мягко поглаживающих её живот. И всё в этот момент ощущалось до невозможного правильным: гладкие сатиновые простыни с запахом свежего кондиционера, ласкающие кожу, дыхание Майкла на шее, жар его тела и тяжесть его руки на талии. Она могла бы проспать так до вечера следующего дня, как если бы хороший сон возможно было накопить впрок, но проснулась всего от одного движения где-то за спиной. Недовольно поморщившись, Ника перевернулась на другой бок и огромным усилием воли приоткрыла один глаз. Солнце пробивалось сквозь щель между плотными тёмными шторами, и соблазн зажмуриться обратно и уткнуться лицом в подушку был велик, но странное желание наблюдать за тем, как Майкл одевался, оказалось сильнее. — Куда ты поднялся в такую рань? — зевнув, чуть хрипловато пробурчала она. — Рань? — Он усмехнулся, опустился на кровать, взглянул на Нику с долей умиления, как смотрят на несмышлёного ребёнка, когда тот вытворяет какие-то глупости. — Почти полдень. Я и так уже безбожно сломал весь режим. — А ты всегда живёшь по расписанию? — Это упрощает многие вещи. — Буу… Скукота! — Откинувшись на подушку, Ника фыркнула, а затем лениво потянулась, чтобы ухватить его за край майки и повалить на себя. У неё не вышло бы при всём желании, будь он против, но Майкл поддался, позволяя ей ненадолго затащить себя обратно в постель. — Забудь. Давай лучше останемся здесь. Пролежим в кровати весь день. Нет, лучше даже два. — Но я уже оделся. — Ничего, я могу быстро справиться с этим. Глаза Ники заблестели, на губах заиграла коварная улыбка, когда её руки забрались к нему под одежду и принялись неспешно изучать его тело, как в первый раз. Его пульс участился. Она чувствовала это, обхватив его шею. Вкус победы так отчётливо ощущался на губах, когда Майкл поцеловал её, но вместо долгожданного продолжения он отстранился. — Позже, ладно? — Но я не хочу вставать, — не скрывая досады, страдальчески простонала она. — Ещё пять минуточек? — шутливо спросил он. — Давай так: я пойду и позанимаюсь часик, а ты поспи ещё. Потом мы спустимся вместе, и я приготовлю нам завтрак. Как ты на это смотришь? — Нет! — Ника внезапно встрепенулась. — Чур, завтрак с меня. Знаю, что повар из меня паршивый. Я и не собираюсь тягаться с тобой. Но мне хочется постараться после всего, что ты устроил для меня вчера. Да и думаю, что с омлетом я уж как-нибудь справлюсь. Если, конечно, ты не против? — Я уже начинаю бояться. Но, если ты так хочешь, мой холодильник в твоём распоряжении. Довольная ответом, Ника тут же упала обратно, зарывшись носом в подушку, натянула одеяло до подбородка, завернулась в плотный мягкий кокон и, едва сдерживая зевоту, утробно промычала: — Тогда разбуди меня, как вернёшься. С закрытыми глазами она слышала только его удаляющиеся шаги. Ей действительно не хотелось вылезать из кровати и встречать новый день, но во вновь образовавшейся тишине сон так и не пришёл. Только врождённое упрямство не давало ей подняться. Пускай валяться и было ужасно скучно, но как же уютно… Каждая незначительная деталь здесь напоминала о прошедшей ночи, и, если бы в воспоминания можно было укутаться, как в шерстяной плед, то именно этим Ника сейчас и занималась — впитывала в их себя, чтобы потом, когда тоскливые дни неизбежно вернутся в её жизнь, можно было бы согреться этими моментами. Дремота всё же начала подступать, как и положено, в самый неподходящий момент. Майкл вернулся. Она слышала слабый скрип двери, его осторожные шаги по комнате, звук включённого душа. Когда шум воды за стеной стих, Ника нехотя выбралась из своего убежища, медленно прошлёпала босыми ногами в ванную и остановилась в дверях. Если хочешь, чтобы день задался, стоит начинать его с чего-то приятного, а вид вышедшего из душа Майкла был более чем приятным. Когда она смотрела на него, в груди зарождалось чувство какого-то томительного ожидания, и Ника не была уверена в том, что оно значило. Она никогда не влюблялась и не могла бы распознать влюблённость сходу, но абсолютно точно понимала, что такое громадное чувство, веками возносимое поэтами, не может появиться на ровном месте, тем более между двумя практически незнакомыми людьми. Привыкшая большую часть жизни полагаться на логику и рациональные факты, Ника осознавала, в чём тут дело. Ответ был прост и совсем далёк от романтизма — гормональный всплеск. Но даже если дело всего лишь в биологии, Ника готова была без колебаний отдаться воле бушевавшего в крови окситоцина. Майкла же её пристальное внимание ни капли не смущало. Его вообще вряд ли могло что-либо смутить, как заметила Ника за то время, что удалось провести с ним. Он только положил рядом с раковиной педантично сложенные полотенце, футболку и новенькую запакованную зубную щётку. — Это тебе. Твоё платье валялось мокрым комом, так что я закинул вещи в стирку. Надеюсь, ты не против. Скоро всё должно высохнуть. Вместо ответа Ника растерянно кивнула, гадая, следует ли расценивать это, как жест заботы, или же его настолько раздражал беспорядок. Второй вариант был вполне вероятным, если судить по тому, что она успела рассмотреть у него дома. — Тогда я сварю кофе и буду ждать тебя внизу. Он вышел из ванной, и она насмешливо бросила ему в спину: — Окей. Я быстро. Обещаю, что приложу все усилия для того, чтобы не спалить твою кухню! Почистив зубы и умывшись, она переоделась в предложенную футболку, в которой тут же утонула. Впрочем, ткань, доходящая почти до колен, была сейчас очень даже кстати, ведь нижнего белья в спальне Ника не нашла. Когда она спустилась вниз, Майкл уже сидел на диване с кружкой горячего кофе и книгой. Однотонная обложка была без каких-либо опознавательных признаков, но, видимо, чтиво весьма увлекательное, потому что Майкл едва взглянул на Нику. Сама она, впрочем, без лишних слов сразу прошла на кухню и принялась изучать содержимое холодильника.