— Та-ак… — задумчиво протянула Ника. — Хорошо. Есть кое-что, чего я никому не рассказывала. Я вообще не очень люблю говорить о семье, но знаешь же, какой настойчивой может быть Мэри в своём стремлении узнать всех получше. Она не сдалась бы, пока не вытянула из меня ответы… В общем, с прошлогодних посиделок на День благодарения все здесь думают, что моя мама укатила жить в Испанию с новым мужем. Но правда в том, что я понятия не имею, где она и что с ней. Наверняка сейчас, как обычно, валяется с перепоя в своём трейлере вместе с очередным мужиком, которого подцепила в баре… — И почему это большая тайна? — Да сама не знаю. Так было проще, чем объяснять всем, почему я с ней не общаюсь. Она была моим личным кошмаром. Честное слово, в словаре напротив термина «белый мусор» должна стоять её фотография. А мужики, которых она водила к себе, были ещё хуже. Наверняка мой папаша был одним из них. Половину детства я пряталась, боясь попасть под горячую руку, а другую половину просто избегала дома всеми возможными способами. Сколько тебе было, когда ты перестал верить в Санта Клауса? Мне было восемь. — Она вдруг нервно рассмеялась. — Я мечтала получить на Рождество револьвер. В идеале, конечно, ружьё, как то, что видела у мамы, но я была мелкой, и мне казалось, что револьвер удержать проще. Или просто насмотрелась вестернов? Неважно. Я не хотела никому навредить. Просто напугать их, чтобы они ушли и никогда не возвращались. Тогда я могла бы не бояться засыпать по ночам, и, может, мы с мамой стали бы однажды жить нормально… Но, ожидаемо, я не получила оружия, и поняла, что не существует ни Санты, ни зубной феи, ни сраного пасхального кролика и что нужно как-то вертеться самой. Наверное, теперь мне просто не хочется лишний раз возвращаться туда даже в мыслях. Потому и соврала. — Ника смущённо опустила глаза, и он не стал ничего говорить, позволяя переварить в тишине это маленькое откровение, которое, похоже, далось ей нелегко. Вскоре она сделала глубокий вдох и вновь приняла невозмутимый вид. — Окей. Твоя очередь. Откуда твоя нелюбовь к замкнутым пространствам? Пока она рассказывала, он представлял себе эту напуганную, но такую отчаянную маленькую девочку. Как можно было теперь ей отказать? — Когда я попал в приют, то старался держаться в стороне от всего, что происходило. Быть невидимкой — проще во многих аспектах. И долгое время у меня получалось, но… Там был один мальчишка — Томми — настоящая ходячая неприятность. Высокий, здоровый лоб, чья единственная радость и цель в жизни — доставать всех остальных. Он был старше других и намного крупнее, чем и пользовался постоянно. Никто особо не мог тягаться с ним, поэтому Томми каждый день выбирал себе новую жертву и отыгрывался на ней по полной. Если же его ловили и наказывали, то на следующий день он был лишь злее и страшнее. Хватало одного неправильно взгляда, чтобы сорвать его с тормозов и заставить выбивать из тебя всю дурь. Опять же, мне прекрасно удавалось держаться подальше ото всех, но в один день я наткнулся на Томми в коридоре. Тот избивал какого-то тощего паренька. У пацана не было никаких шансов. Тем более, что это было закрытое крыло старого здания, которое давно не использовалось. Дети иногда сбегали туда вопреки запретам, чтобы почувствовать немного свободы, вседозволенности. Поэтому для Томми это оказалось отличным местом, где его никто не остановил бы… Не знаю, о чём я думал. Наверное, о том, что паренёк вот-вот отдаст богу душу, если ничего не сделать. В общем, я запрыгнул Томми на спину быстрее, чем успел подумать о последствиях. Эффект неожиданности сработал отлично, тот не устоял на ногах, мы оба повалились на пол, и это дало парню шанс унести оттуда ноги. А вот Томми переключился на меня. Только теперь он был совсем в бешенстве. При его габаритах хватило одного удара. Последнее, что я помню, — как моё лицо летит прямиком в каменный пьедестал, на котором стояла какая-то жуткая статуя. А потом я очнулся в тёмной кладовой, где, наверное, с трудом могли бы уместиться два взрослых человека. В окружении пыли, паутины, гнилых деревянных полок и сломанной хозяйственной утвари. С запёкшейся кровью по всему лицу и страшной головной болью. — Вот откуда у тебя этот шрам? — Да. Но это не худшая часть. Не уверен, сколько я уже пролежал там на тот момент… Когда толкнул дверь, она не поддалась. Этот паршивец запер меня снаружи. Внутри было сыро, холодно и чертовски тихо, а главное — никто, кроме Томми, не знал, что я был там. Я колотил в дверь, пытался вынести её или сломать, но она была сделана на совесть. Крики тоже не сильно помогали. Когда голос сорвался, пришлось сдаться и смириться с тем, что, видимо, я останусь погребённым в этом месте. Ведь неизвестно, когда в следующий раз кто-то окажется рядом, а монашки вряд ли заметят пропажу одного несносного ребёнка. Вообще-то для монахинь они были на удивление пугающими и, по-моему, не слишком сильно пеклись о своих подопечных, скорее воспринимали нас, как ужасно раздражающий фактор. В общем, я так и сидел там, голодный, выбившийся из сил, отчаявшийся, с разбитым лбом и руками, и каждая минута тянулась бесконечно долго. Меня нашли только на вторые сутки. Поразительно, но одна молоденькая монахиня всё же заметила пустую койку… — Жесть какая. А что потом? Что было с тем парнем? Его наказали? Он ненадолго замолчал. Что ему было ответить? Не говорить же ей о том, что он стащил из той кладовки ржавый гвоздь и, дождавшись, когда все заснут, прокрался к Томми и всадил железяку в его толстое брюхо трижды, прежде чем остальные, разбуженные истошными воплями, смогли оттащить его… — Я никому ничего не рассказывал о том, как оказался там. Да никому и не было дела. Каждый сам разбирался со своими проблемами, и я решил разобраться со своей. Когда сталкиваешься с кем-то, кто превосходит тебя физически, приходится играть нечестно, так что я… отмутузил Томми, улучив момент, когда он ждал меньше всего. И тогда меня заперли во второй раз. Уже в наказание. — Чёрт… ты победил, — только и смогла выдавить из себя ошарашенная Ника. — Твоё детство куда отстойнее моего. Её реакция заставила его усмехнуться. — Это ведь не соревнование. — Знаю. И я… — она замялась на мгновение, несмело взяла его за руку и крепко сжала ладонь, — я рада, что ты рассказал. Это… вроде как, много значит для меня. Она снова смутилась непонятно отчего. Видимо, откровенничать было непривычно для них обоих. От неловкого молчания их спас громко завибрировавший телефон Ники. Резко подскочив, она с некоторым облегчением взглянула на экран мобильного, где высвечивалось сообщение. — О, это Лорен. Зовёт поужинать в каком-то новом месте. Что думаешь? — Думаю, что ты можешь поехать, если хочешь. Что за вопрос? — Она зовёт нас обоих. Так что либо едем вместе, либо остаёмся дома, но тогда тебе придётся самому впечатлить меня в гастрономическом плане. На её лице заиграла шкодливая улыбочка. Ника сгорала от нетерпения, и, выдержав драматическую паузу, он наконец ответил: — Что ж, думаю, неплохо будет предоставить это право кому-нибудь другому для разнообразия. Кстати, ты не видела мой телефон? — вдруг вспомнил он, пока она печатала ответное сообщение Лорен. — Да. Он в тумбе наверху. Я выключила звук. На всякий случай. Не хотела, чтобы он разбудил тебя, — не отрываясь от экрана, ответила Ника. Причин проверять телефон не было, но ему хотелось убедиться. Просто так. По привычке. Поднимаясь в спальню, он ни секунды не думал о том, что что-то могло случиться, но, как только взглянул на экран, внутри всё похолодело, и для этого хватило всего двух значков уведомления: о пропущенном звонке и о голосовом сообщении. Она не стала бы оставлять сообщение, если бы ничего не произошло. Он колебался. Так и стоял недолго, тупо глядя на телефон. Затем всё же решил прослушать сообщение. Он ждал криков, ждал слёз, чего угодно, однако голос Софии был на редкость весёлым. И крайне нетрезвым. «Привет! — бодро прокричала она, после чего глупо засмеялась и громко икнула. Её язык заплетался, и остальная речь давалась ей с трудом. А речь она явно заготовила. — Звоню сказать, что… что у меня всё прекрасно. Слышишь?! Просто фантастически! Да-да, тебе не показалось. А знаешь, почему? Потому что я сегодня о-фи-ген-но потусила! Именно! К чёрту всё это твоё дерьмо! И, предста-авь себе, ничего не случилось! Никакого конца света! Те… те ребята снизу оказались та-акими классными. — Она снова захихикала. — В общем, это было нереально круто! Потом пришлю тебе фотки с вечеринки. А ты… Знаешь что? Ты. Можешь. Идти. В жопу! Вместе со своими правилами. Ты мне ни друг и ни отец! Понятно?!» На этом сообщение оборвалось. Он знал, что однажды это произойдёт. Что она обязательно выкинет что-нибудь и всё испортит. Только не хотел верить в это. Думал, что предельно ясно донёс до неё мысль, но, видимо, нет. Убирая телефон в карман, он заметил, что рука непроизвольно дрогнула. В этот момент позади раздался робкий голос. — Что-то случилось? Ника стояла в дверном проёме. Она выглядела расстроенной, хотя наверняка старалась это скрыть. Он же, в свою очередь, старался скрыть своё волнение, поэтому, подойдя к ней, слабо улыбнулся, оставил на её губах короткий поцелуй и ответил максимально равнодушно: — Да. Придётся срочно уехать по работе. Но ты попроси Лорен приехать за тобой и повеселись сама, хорошо? Ника только кивнула, провожая взглядом его удаляющуюся фигуру, а он быстро направился к выходу, надеясь, что она не заметит того, что он чувствовал сейчас. Будто у его ног вот-вот разверзнется бездна, чьё ледяное чрево в любой момент поглотит его самого и весь его мир целиком. Глава 11. София Он до сих пор не понимал, почему носится вокруг этой невозможной девчонки. Почему вообще ввязался в это с самого начала. Насколько проще стала бы жизнь, сделай он то, что от него требовалось… Но он не смог. Потому что одна вещь была для него ясна как божий день — София ни в чём не виновата. Уйдёт не меньше восьми часов, чтобы добраться до городка в соседнем штате, и, как бы не хотелось надавить на газ, нельзя торопиться, если не ищешь ненужного внимания. А было ли куда спешить? Он не был уверен насчёт всего сказанного ею в пьяном угаре, но само её состояние — уже дурной знак. И пусть не имелось никаких подтверждений тому, что София себя как-то выдала, убедиться в этом можно было только на месте. А сама она упорно не брала трубку, что могло означать одно из двух: либо уже слишком поздно, либо эта неблагодарная девица теперь вовсю отсыпается и попросту игнорирует его. Что ж, было бы хорошо, если это похмелье… Потому что в тот момент, когда он заварил всю эту кашу, обе их жизни оказались на кону. Дорога казалась бесконечной. Он не делал остановок, и в какой-то момент беспрерывные поля, пожухшие деревья и кусты вдоль обочин начали сливаться в одно гигантское мыльное бурое нечто, которое рябило и мелькало на периферии, превратившись в сплошной туннель, ведущий только вперёд. Глаза начинали уставать, но он не тормозил и лишь старался фокусироваться на дороге перед собой. Солнце зашло ещё на середине пути. Часы показывали почти десять вечера, когда машина наконец припарковалась возле небольшого здания в глуши. Изогнутое, двухэтажное, оно напоминало дешёвые придорожные мотели и даже имело такой же классический загаженный бассейн на своей территории, готовый вот-вот зацвести, потому что страшно подумать, когда кто-то чистил его в последний раз. Может, оно действительно было когда-то мотелем, но сейчас же представляло собой квартирный комплекс с дешёвой арендой и сомнительными соседями. И если перспектива иметь под боком обдолбанных до состояния нежити торчков или слушать, как кто-то за стеной развлекается за двадцатку за ночь, и была весьма сомнительна в своей привлекательности, некоторые весомые плюсы у этого места всё же имелись. Например, здесь не было ни одной камеры видеонаблюдения на пару миль вокруг, а ближайший полицейский участок располагался не меньше, чем в часе езды. Сюда вообще не часто заглядывал кто-либо, кого нельзя было бы отнести к маргинальным слоям общества, да и инфраструктура в целом оставляла желать лучшего, а это само по себе сводило к минимуму любые контакты. На первый взгляд могло показаться, что подобное место будет опасным для такой как София, но в действительности — не опаснее того, что ожидало её при иных раскладах. К тому же, он оставил ей пистолет в день, когда привёз её сюда. Он хорошо помнил тот день. Она была зла как чёрт, а когда увидела свой новый дом, то готова была убить всё живое на своём пути. И это было хорошо. С таким настроем у неё становилось гораздо больше шансов. София ругалась как старый моряк, брыкалась, упиралась ногами и руками в дверной проём, отказываясь заходить внутрь, и всё твердила, что здесь её обязательно прикончит какой-нибудь барыга или метовый наркоша, и что она закончит в мусорном баке. Идея дать оружие вспыльчивой мелкой девице в самом деле была просто ужасной, но определённое здравое зерно во всём том потоке брани, что лился из её рта, всё же присутствовало, да и ему до смерти хотелось, чтобы она наконец успокоилась и делала, как велено, поэтому он достал пистолет и протянул ей. Поразительно, насколько быстро это заставило её замолчать. Глаза загорелись, во взгляде появился нездоровый азарт. София тут же потянулась забрать пушку, но он одёрнул руку. — Умеешь им пользоваться? — строго спросил он, будто бы понятие ответственного поведения ещё что-то значило. София только драматично вздохнула, даже не пытаясь скрыть своего раздражения. — А что, для этого нужно быть сраным гением? Дай-ка подумать… — Она приняла нарочито сосредоточенный вид и ткнула пальцем в дуло пистолета. — Пули вылетают отсюда? И… О, точно! Наводишь его только на того, кого хочешь убить, верно? Её сарказм уже стоял у него поперёк горла, и желание спорить с ней или пытаться достучаться давно иссякло, так что он просто устало потёр глаза и отдал ей оружие. София хмыкнула и не раздумывая прицелилась. — Интересно, что будет, если я выстрелю в тебя прямо сейчас? Её злобная ухмылка и полный ненависти взгляд наверняка должны были произвести на него впечатление, но он не повёл и бровью. — Думаю, что на этом все мои проблемы наконец закончатся. Он знал, что она не сделает этого. Знал, но искренне надеялся, что София сможет нажать на спуск, если это действительно потребуется однажды. И как бы сильно она не утомила его, сейчас, вновь оказавшись перед этим домом, он надеялся, что у неё не было в этом необходимости. Парковка была абсолютно пустой, за исключением помятого старого «Шевроле» с выбитыми стёклами, давно спущенными шинами и ярко-красной кривоватой надписью «Сдохни, ублюдок», выведенной баллончиком на капоте. Никаких лишних звуков, никаких признаков жизни. Только мигающий в истерическом припадке фонарь в самом центре асфальтовой площадки. И всё же он шёл очень медленно, не переставал прислушиваться, поднимаясь по усеянным мятыми окурками ступеням, и ненадолго задержал дыхание, когда остановился возле квартиры «6В». По-прежнему тихо. Даже слишком, пожалуй. Выждав немного, он отошёл к стене и, опустив руку на холодную рукоять «Глока» за поясом, дважды постучал в дверь. Ответа не последовало. Ни включившегося света, ни шороха, ни движения внутри. Он повторил стук, но результат не изменился. На третий раз он уже собирался вскрывать замок, но тут плотно задёрнутые шторы в окне слегка шелохнулись, как от сквозняка, тихо скрипнули проржавевшие петли, и дверь открылась. В проёме возникло нечто, отдалённо напоминавшее человека. Нечто сгорбленное, лохматое и пахнущее, как заблёванный туалет дешёвого кабака — пепельницей и спиртом с лёгкими кислыми нотками гниющих фруктов. Этот запах почти сбивал с ног. А затем существо с явным усилием подняло голову, скинуло капюшон мешковатой толстовки, уставилось перед собой щёлочками заспанных глаз и, оскалившись, сдавленно просипело едва узнаваемым девичьим голосом: — Чёрт… Зачем так громко колотить в дверь? У меня голова трещит… Мелкая заноза в заднице была жива. Осознав это, он почувствовал облегчение и злость одновременно. — О чём ты думала? — процедил он сквозь зубы, без церемоний заваливаясь внутрь. София только сильнее вжала голову в плечи и зашипела. — Тшш… Не обязательно так кричать. Дверь резко захлопнулась, и от этого звука девушка поморщилась и попыталась вновь спрятаться в капюшоне. Казалось, кроме похмелья её вообще ничто не волновало. Что ж, она это заслужила… — Где ты была? С кем? — Отстань, я хочу спать… — отмахнулась она и уже направилась было к кровати, полностью игнорируя как любые вопросы, так и само его присутствие в целом, когда он остановил её, крепко ухватив за плечо. — Поспишь потом. Сначала ты мне всё расскажешь. — Да отвали ты! Я не помню. Коротко пискнув, София попыталась выкрутиться и упасть обратно, но тщетно. Она и без того едва стояла на ногах, так что дотащить её до ванной оказалось совсем не трудно. Ей не хватало сил даже держать глаза открытыми, и она наверняка готова была бы уснуть прямо на кафельном полу. Как бы сильно она не действовала на нервы трезвой, от такой Софии толку было мало. Он за шкирку втащил её внутрь крохотной комнаты, включил холодную воду и направил струю душа ей в лицо. Вот тут-то и начался концерт. Высокочастотный визг, который вырвался из её рта, вполне мог бы разбить тот последний работающий фонарь на парковке. Зато головная боль как-то сразу позабылась, да и энергии прибавилось — руками София замахала быстрее потолочного вентилятора. — Хватит! Хватит! Прекрати! — яростно вопила она, а когда он наконец отпустил её, плюхнулась на пол и злобно зыркнула исподлобья, вытирая рукавом капающую с тёмных кудрей воду. Похоже, она только сейчас окончательно поняла, что происходит и кто стоит перед ней. — Ну, что?! Зачем припёрся?! — Телефон. — Чего? — Где твой телефон? — Ты ради этого мне пытку водой устроил? Вот, подавись! Доволен?! — Она выудила из кармана намокших штанов мобильный и протянула ему. Он тут же принялся что-то выискивать внутри, а София лишь нарочито громко фыркнула. — Ну да, конечно, всегда пожалуйста. Что? Ах, да, у меня всё в полном порядке, спасибо, что спросил…. — Помолчи, — прервал он её поток сарказма, даже не отрывая глаз от экрана. — Ну ты и козёл…