— Всё так же скуп на слова… Что, даже не обнимешь меня напоследок? Он замер, глядя на неё. Она улыбалась, но улыбка эта выглядела, как улыбка человека, который знает, что обречён, но не хочет говорить об этом своим близким. Рен колебался, но, когда Марго шагнула к нему, сделал шаг ей навстречу, осторожно прижал к себе и прошептал: — Прощай, Марго. *** Когда он наконец вышел из дома, Ника терпеливо ждала его возле машины. Мысли роились в голове. Было столько всего, о чём ей хотелось спросить его, но она не решалась и вместо этого наблюдала за тем, как он открыл багажник, как достал оттуда шуруповёрт, а за ним и целую коллекцию номерных знаков. Странно, но на этом этапе подобное уже совсем не удивило её. И пока он менял номера, Ника размышляла о том, что и сама проворачивала нечто подобное, только с IP адресами, и эта аналогия показалась ей занятной. Было ещё темно, когда они выехали. Ника обернулась всего раз, чтобы проводить взглядом удаляющиеся огни фонарей этой маленькой тупиковой улицы, где ещё недавно собиралась спокойно провести остаток своих дней, но вскоре темнота полностью поглотила эту фантазию вместе с силуэтами домов. В салоне быстро стало тепло, мерная тряска убаюкивала измотанное тело и дарила обманчивое и очень хрупкое ощущение покоя, которое вскоре оказалось разрушено мерцающим сиянием. Красные и синие огни полицейской машины в зеркале заднего вида разорвали ночную мглу и заставили сердце ускорить ритм. Когда до ушей донёсся приближающийся звук сирены, Ника почувствовала, как страх сковал всё её тело, и единственное, что она могла — это вцепиться окоченевшими пальцами в ремень на груди. Судорожно втянув внезапно ставший слишком густым воздух, Ника закрыла глаза и ледяным, каким-то совершенно чужим голосом произнесла: — Только не дай им поймать нас. Глава 15. Милый дом Её нервы, натянутые как фортепианные струны, готовы были лопнуть, когда, вместо того чтобы надавить на газ, Рен сбросил скорость. Звук собственного бешено колотящегося сердца стоял в ушах, пока вой сирены становился всё громче, однако, вопреки ожиданиям, полицейская машина промчалась мимо, даже не притормозив. И только когда сияние проблесковых маяков исчезло за ближайшим поворотом, Ника выпустила ремень безопасности из побелевших от перенапряжения пальцев и откинула голову назад. — Ты как? — остановив машину у обочины, спросил Рен. Она потёрла уставшие глаза, нажала на кнопку на двери и опустила стекло, впуская холодный воздух внутрь салона. Где именно был предел того, что она могла вынести и не сойти с ума? Эта невидимая граница, казалось, начала совсем стираться. — Нормально. Извини. Сейчас, только подышу немного… — Не волнуйся. Скоро это всё закончится. Я довезу тебя до ближайшего аэропорта, ты купишь билет на первый же рейс и тогда… — Нет! — вдруг слишком резко и слишком громко воскликнула она и повернулась, глядя на него огромными, полными ужаса глазами. — Послушай, так будет лучше. Пока про тебя никто не в курсе, ещё есть шанс. Тебе стоит убраться подальше как можно скорее. — Нет, замолчи! — взорвалась Ника и, замотав головой, заговорила порывисто и сбивчиво: — Знаю, что ты хочешь как лучше, что это разумно и всё такое, но я не могу. Я не справлюсь с этим одна. Снова. И сейчас ты единственный, с кем мне не так страшно, так что я остаюсь. Ты не можешь заставить меня. Он смотрел на неё с сомнением, но её тон, несмотря на нервозную торопливость, не терпел возражений. Она не просила его, не уговаривала, не спрашивала позволения. Это был факт, с которым ему придётся смириться. И в глубине души Ника знала, что Рен так же сильно не желал отпускать её, как она не желала уезжать. — Хорошо. Если ты так решила. — Его голос затих, а взгляд смягчился. На мгновение ей показалось, что ничего не произошло, и она снова видит перед собой того мужчину, что был с ней три месяца назад. Он повернул ключ, и мотор опять заурчал. — Тебе лучше поспать в таком случае. Дорога будет долгой. Машина плавно вернулась на пустое шоссе. Вдали, где-то на самом краю, черноту горизонта разрезала желтеющая полоса, предвещающая скорый рассвет. — Куда мы едем? — На север. — Там та девочка, да? Она в порядке? — Да. Я оставил её в безопасном месте. Вот только вряд ли оно нравится ей самой. Он усмехнулся и тут же едва заметно поморщился. — Ты уверен, что тебе стоит вести? — обеспокоенно спросила Ника. — Ты ведь ещё не восстановился. — Ну, выбор у нас небольшой. Тебя можно сажать за руль только в случае глобальной катастрофы. Он явно пытался её успокоить, но Ника видела, каким бледным по-прежнему было его лицо. — Я серьёзно… — Я тоже. Говорил же, что бывало и хуже. Справлюсь. Доверься мне. Как бы ей ни хотелось, Ника не видела смысла спорить и дальше. В его словах был смысл — она и правда смертельно устала и ничем не могла помочь. Это ощущение собственной бесполезности угнетало. — Ладно, — вздохнула она и без сил откинулась в кресле. — Но сделаем небольшой крюк. Я знаю одно место, где можно будет немного передохнуть. В этой дыре точно никто не станет искать. К тому же, мне нужно забрать кое-что. *** До этого дня Ника и не подозревала, насколько утомительной может быть поездка, но состояние Рена беспокоило её куда сильнее ноющей спины и затёкших ног. Ей удалось убедить его поспать лишь раз во время остановки на заправке, пока сама она выходила размяться и взять в магазине воды и несколько шоколадных батончиков. Отдых был ему необходим. Он и сам понимал это, поэтому возражать не стал и отключился на удивление быстро даже в таком неудобном положении. Нарезав несколько кругов вокруг заправки, Ника перекусила и забралась обратно в машину. Заняться было совершенно нечем, но она твёрдо решила не будить его столько, сколько возможно, однако через полтора часа он проснулся, как по будильнику, с твёрдым намерением продолжить путь, несмотря на все её уговоры. Ника сдалась, и до самого Техаса они ехали почти без остановок. Двенадцать часов. Она никогда не находилась в пути столько времени. Спасало только то, что Ника давно привыкла просиживать ночи за работой, и, в принципе, онемевшая задница была для неё ощущением вовсе не новым. Когда же машина остановилась возле ветхой закусочной в захудалом городке, Ника выскочила наружу с такой прытью, будто выпила перед этим с десяток чашек эспрессо. Это место было почти таким, как она его помнила. Только старая краска местами облупилась со стен, да лампы в вывеске перегорели и теперь судорожно моргали, словно пытались передать морзянкой какое-то зашифрованное сообщение. Но тёплый свет внутри всё ещё говорил о том, что место ждёт своих посетителей, а запах горячего масла из фритюра проскальзывал через приоткрытую дверь, забирался в нос, и перед глазами тут же всплывало почти забытое, но такое приятное воспоминание о солёной картошке и клубничном молочном коктейле, от которого рот наполнился слюной. Ника бросилась ко входу. Рен безо всяких вопросов неторопливо последовал за ней. Над дверью тихо брякнул маленький колокольчик, и Ника остановилась прямо в проёме, как только заприметила задремавшего за стойкой упитанного усатого мужчину в полосатом фартуке, а затем вдруг как заорала во весь голос: — Бобби, старый ты пройдоха! Опять дрыхнешь на работе?! Мужичок дёрнулся, резко подскочил, ударился о столешницу и ошалело замотал головой. Когда же его взгляд упал на Нику, он сперва застыл, будто бы увидел призрака, а через мгновение под густыми усами нарисовалась широкая улыбка. Низко и утробно гоготнув, он раскинул руки в сторону, и Ника без промедлений бросилась ему в объятия. Мужчина стиснул её в могучих ручищах, а когда она попыталась вырваться, дал ей лёгкого подзатыльника, на что Ника обиженно пискнула. — Паршивка мелкая, ты как со старшими разговариваешь?! — с наигранной строгостью произнёс он. — Говорил же, что здешние старпёры не научат тебя ничему хорошему… Ника подняла на него глаза и тихонько хохотнула, потирая пострадавшую макушку. — Ну почему? В шахматы я до сих пор играю отлично. Хозяин закусочной лишь цокнул и покачал головой. — И какой с этого прок? — Брось ворчать. Признай уже, скучал по мне? — А то! Но я уж думал, что ещё десять лет тебя не увижу, а ты вон опять здесь. Случилось что? Улыбка сползла с её лица. Не расскажешь же о таком… Ника небрежно пожала плечами и уселась за стойку. — Да так, по мелочи, — неопределённо бросила она, после чего обернулась ко входу и помахала мнущемуся в дверях Рену. — Эй, иди сюда. Хоть поедим нормально. Ты ведь угостишь нас своими легендарными вафлями, правда? — вновь обратилась она к Бобу, подперев руками подбородок и состроив умильное личико. Тот хмыкнул. — Ну как я могу тебе отказать? Так, две порции вафель с яичницей и беконом для тебя и… твоего парня? Его лукавая ухмылочка заставила щёки Ники неожиданно вспыхнуть. Рен тоже будто бы чувствовал некоторую неловкость, устраиваясь рядом, но Боб только снова басовито рассмеялся и по-отечески хлопнул его по плечу. — Расслабься, сынок. Допроса с пристрастием не будет, и твои намерения относительно нашей девочки я выяснять не собираюсь — эта чертовка сама кого хочешь испортит. — Эй, я вообще-то прямо здесь сижу! — деланно возмутилась Ника. — Да, да. Не надо только строить из себя милашку. Меня не обманешь, — отмахнулся мужчина, принимаясь за готовку. — Знаю ведь, что приехала сюда не просто потому, что соскучилась по старику, верно? Ника встрепенулась и, округлив глаза, нетерпеливо заёрзала на стуле. — Ты сохранил их? Правда?! — Конечно. Можешь забирать. Твоя сумка в шкафчике в подсобке. Держи. Он нашарил в кармане маленький ключ и положил на стойку. Ника тут же схватила его и подскочила с места, будто бы там её ждали рождественские подарки, и, прежде чем скрыться в подсобном помещении, только успела услышать, как Рен сдержанно поинтересовался, можно ли отсюда позвонить. Когда же Ника вернулась, еле волоча за собой старую потрёпанную сумку, за стойкой её уже ждала еда, а Рен сидел на месте и со скепсисом буравил взглядом свою порцию. — Что, до сих пор сомневаешься в моём выборе? — шутливо спросила она, плюхнувшись рядом, на что получила в ответ лёгкую ухмылку. Первую за долгое время. Он наклонился к ней и едва слышно произнёс: — Ты ведь та ещё извращенка. — Тебе это нравится. Она заговорщически подмигнула и, не прекращая глупо улыбаться, сразу же запихнула в рот огромный кусок вафли. Хорошо было на мгновение притвориться, что всё в порядке.