Когда она открыла глаза, темнота никуда не делась. На секунду Ника подумала, что ещё спит, но затем сознание понемногу начало возвращаться. Кусками и с задержкой, словно повреждённый файл. Во всём теле ощущалась невыносимая слабость. Голова гудела, как после жутчайшей попойки. В животе неприятно крутило, и к горлу едва ощутимо, но навязчиво мерзко подступала тошнота. Ника чувствовала качку. Она попыталась пошевелиться, но конечности тут же отозвались ноющей болью и покалыванием. Сколько она уже пролежала так? Как далеко её успели увезти? Она не смогла бы вспомнить при всём желании. Могла лишь предположить, исходя из того, насколько сильно затекло тело, но точных выводов сделать так всё равно невозможно. Да и был ли в этом какой-то смысл? Ника снова заёрзала на месте. Запястья обожгло. Попробовала дёрнуть руками, но поняла, что их плотно связали вместе. Спасибо, что хоть не за спиной… Слишком мягкое для наручников и слишком твёрдое для верёвки. Ей удалось нащупать торчащий сбоку край. Всё верно, кабельную стяжку она узнает и с закрытыми глазами. Перспективы вырисовывались в голове одна мрачнее другой, а темнота, казалось, сжималась плотным кольцом вокруг. Ника никогда не страдала от боязни замкнутых пространств, но сейчас она чувствовала удушье. Весь воздух будто медленно выкачивали, и с каждым разом становилось всё труднее сделать вдох. Какие вообще у неё были варианты? Закричать? Никто не услышит её через гул работающего двигателя и шум дороги. В отчаянной попытке сделать хоть что-то она вывернулась и через боль дотянулась до карманов, но телефона при себе не обнаружила. Впрочем, стоило ли ожидать другого? Безнадёжное ощущение какой-то катастрофичности постепенно заполняло каждую клеточку её тела. До этого момента Ника была абсолютно уверена, что осознаёт всё происходящее. Всю опасность, все возможные последствия. Однако на самом деле всё это было эфемерным, далёким, будто бы смотришь на события, которые разворачиваются перед тобой, через мутную грязную плёнку, наблюдаешь за кем-то другим, персонажем чужой истории. Но здесь, когда она лежала, сипя от удушья, в тесном багажнике машины, с кабельной стяжкой, до крови впивающейся в руки, с болью в голове, с ноющими коленями и горькой желчью, застрявшей в глотке, здесь реальность обрушилась ей на голову кирпичом. И всё же, каким бы безвыходным ни казалось положение, сдаваться просто так она не собиралась. Ника злилась на себя за то, что была беспечной, но злиться на тех, кто затолкал её в эту машину, виделось ей куда более справедливым расходом эмоций. И если уж ей не суждено было выбраться из этой заварушки, то она собиралась приложить все усилия для того, чтобы не облегчать им задачу. Пыхтя, стиснув зубы, Ника принялась неуклюже ощупывать пространство вокруг себя, но не нашла ничего, кроме шершавой обивки багажника и крупного куска пластика, от которого исходил едва уловимый, но от того не менее ядовитый запах горючего. По-видимому, то была канистра. Перевернуться и ощупать заднюю стенку не вышло. Тогда она решила попытать счастья и стала лупить ногой туда, где по логике должна была находиться задняя фара автомобиля. Вот только теснота не позволяла взять замах, а сил почти не оставалось. Пришлось оставить эту затею. Машина резко повернула, тело чуть повело в сторону, и тогда Ника услышала, как что-то маленькое покатилось в угол. Заламывая суставы, сложившись почти пополам, ей чудом удалось подтолкнуть предмет носком ботинка, и пальцы нащупали нечто длинное, тонкое и металлическое, с пластмассовой ручкой на одном конце и острой заточкой на другом. Безошибочно опознав в своей находке отвёртку, Ника ликовала. Конечно, вероятность того, что эта малютка хоть как-то поможет в текущих обстоятельствах стремилась к нулю, но если те люди собирались ей навредить, — а в этом сомнений не оставалось, — то она уж постарается не остаться в долгу. С этой мыслью Ника крепко сжала отвёртку обеими руками и стала ждать, когда же автомобиль наконец остановится. Слишком самонадеянно с её стороны. Как только движение прекратилось, она напряглась всем телом. Вскоре совсем рядом послышался тихий хруст снега, а в следующий миг багажник распахнулся, и Ника, как на пружине, бросилась вперёд и почти не глядя начала остервенело махать из стороны в сторону, надеясь хотя бы зацепить кого-нибудь остриём, но её руки тут же перехватили. — Надо же! — протянул незнакомец, обращаясь к своему товарищу. — Уже проснулась. — Чёрт, — вздохнул второй. — Как же бесит… За взлохмаченными волосами, лезшими в глаза, Ника не успела разглядеть ни одного лица. А затем последовал удар, и темнота вновь утащила её в свои мирные объятия. *** Память услужливо подбросила имя. Альто. Никаких сомнений в том, что по телефону говорил он. И это откровение вовсе не делало ситуацию проще, напротив, только добавляло проблем — всё всегда усугубляется, когда присутствуют личные счёты. Впервые в жизни Рен чувствовал себя загнанным в угол. Альто явно издевался над ним, потому что молчание затянулось. Ни сообщений, ни звонков не было. Прошёл час, затем другой… Этот ублюдок отлично знал своё дело и, словно сытый кот, собирался вдоволь наиграться со своей жертвой. С Альто всегда было трудно, но за годы, проведённые бок о бок, Рен в конечном итоге ни разу ему не проигрывал. В иной ситуации, возможно, он смог бы что-то предпринять. Тогда у него не было слабостей, не было тех, о ком можно волноваться. Самым близким человеком для него была Марго, но к тому времени она сама стала той, кого нужно бояться. И сейчас ему ничего не оставалось, кроме как терпеливо ждать, пока вина неторопливо пожирала его изнутри. Телефон завибрировал через два с половиной часа. В сообщении были лишь координаты. Подгоняемый неожиданно гулким биением собственного сердца, Рен тут же сорвался с места. Дыхание участилось, каждый мускул в теле был напряжён, а пульс ошалело стучал в висках. Тело окаменело, спина вытянулась, как струна, а онемевшие пальцы сжимали руль так сильно, что костяшки побелели. Рен отказывался признаваться себе в этом, но правда заключалась в том, что у него не было никакого плана, да и быть не могло. Он не знал, что это за место, не знал, сколько там человек, и помощи ждать тоже было неоткуда. По правде говоря, он был готов умереть уже давно. В сущности, до встречи с Никой, он и не чувствовал, что жил. Возможно, теперь это оставалось единственным вариантом. Шансом хоть раз в жизни сделать всё правильно. Шансом на искупление. Рой мрачных мыслей продолжал отравлять сознание, а дорога всё не заканчивалась. Рен уже потерял счёт времени, когда машина свернула в лес. Наконец среди заснеженных деревьев показалась конечная точка маршрута: старая одинокая хижина, стоявшая посреди небольшой поляны, точно сошедшая со страниц какой-то жуткой сказки. Должно быть, когда-то это был уютный загородный дом, удачно расположенный вдали от цивилизации и городской суеты, но сейчас строение выглядело пустым и давно заброшенным. Рен заглушил мотор, но выходить не спешил, вглядываясь в окружение сквозь стекло и рябь падающего редкого снега. Недалеко от входа были припаркованы серебристый седан и крупный чёрный внедорожник, однако снаружи никаких признаков жизни не наблюдалось, лишь слабый свет пробивался сквозь наглухо задёрнутые шторы в окне второго этажа. Он мог бы что-то придумать. Мог бы обогнуть здание, найти другой вход, мог бы просто вломиться туда и помериться силами с теми, кто внутри, вот только скольких он успеет отправить на тот свет, прежде чем Ника погибнет? Они вышибут ей мозги, ещё только заслышав первый выстрел. Поэтому он зашагал прямиком к парадным дверям. Холодный ветер тоскливо завывал, разрывая своей грустной песней гробовую тишину, холод пробирал до костей. Тонкий слой рыхлого снега поскрипывал с каждым медленным шагом. Двери распахнулись, едва Рен приблизился к ведущим на крыльцо ступеням. Он вскинул пистолет машинально. Двое незнакомых мужчин в проёме встретили его тем же. Все трое замерли, будто ожидая какого-то приказа к действию. Телефон завибрировал в кармане. Не сводя глаз с противников и не опуская оружия, Рен достал мобильный и ответил на звонок. В динамике раздался абсурдно радостный голос Альто. — Ты приехал! Я уж думал, выкинешь какую ерунду. Не знал, что ты умеешь быть таким послушным. Учитывая последние события… — Где она? — Не волнуйся ты так. Она в полном порядке. Пока что. Подними голову и помаши подружке. Окно второго этажа больше не было зашторено. Теперь там виднелась улыбающаяся физиономия Альто. Одной рукой он прижимал к уху телефон, а другой держал за волосы едва трепыхающуюся Нику. — Чего ты хочешь? — Ты прекрасно знаешь, чего я хочу, Токио. Сделай это. *** Боль пронзила голову, как раскалённым прутом. Резко вспыхнув в районе виска, рассеялась к затылку, а затем заполнила собой всю черепную коробку, пульсируя и взрываясь всё новыми обжигающими волнами. Боль настолько сильная, что, кроме неё, тело сперва отказывалось воспринимать что-либо. Будто цепляясь за спасительное небытие, сознание продолжало плавать где-то в темноте. В ушах стоял звон. Сплошной и монотонный, он постепенно набирал обороты, становясь всё громче и тоньше, и когда начало казаться, что голова вот-вот лопнет, звук стал отходить куда-то на второй план, и сквозь него Ника услышала долетавшие до неё голоса. — …это точно? Она? — Они всё проверили. Сомнений нет. Отдалённо, словно сквозь толщу воды, послышался смех. — С ума сойти! А жизнь полна удивительных совпадений. С трудом приподняв тяжёлые веки, Ника едва не взвыла, когда свет, ударил в глаза, вот только в горле всё ещё стоял горький ком, не позволяющий издать ни звука. Моргнув несколько раз, она попыталась разглядеть хоть что-то, но очертания предметов были размыты и плавали, как на волнах, отчего тошнота накатывала лишь сильнее. Крепко зажмурившись, Ника сдавленно простонала. — Уже очнулась? А ты быстро приходишь в себя. Что, кошмары мучают? — притворно ласково пропели над ухом и гаденько усмехнулись. Пришлось приложить уйму усилий, чтобы поднять голову, и тут же в качестве награды новая вспышка боли поразила затылок. Подобно мозаике расплывчатая фигура человека медленно собиралась перед глазами, и наконец Ника смогла различить мужчину, стоящего перед ней. Зализанные назад чёрные волосы, чёрная рубашка, чёрный галстук, чёрный костюм тройка… Высокий, широкоплечий, загорелый, с крупным квадратным подбородком, густыми бровями, хмуро сведёнными к переносице, с нездоровым блеском азарта в хитро сощуренных глазах и с огромным уродливым бугристым шрамом поперёк левой щеки, тянущимся от внутреннего уголка глаза почти до мочки уха. Ника точно видела этого человека впервые, потому что забыть такое вряд ли бы смогла. В его руках что-то блеснуло. Золотистый маленький прямоугольник, который тот перекатывал между пальцев туда-сюда. Затем мельтешение прекратилось, и послышался металлический щелчок, а за ним ещё один. Мужчина открывал и закрывал крышку зажигалки раз за разом, словно уже не мог сидеть без дела в ожидании. — Ну же, не будь ты такой тухлой! — вновь заговорил он. — Спроси о чём-нибудь, расскажи что-то. Ну, или можешь поплакать, если хочется, хотя звук женских рыданий всегда казался мне ужасно раздражающим, но так уж и быть. Он смотрел выжидающе, будто и правда ждал, что она разревётся и начнёт умолять отпустить её, вот только Ника всё ещё была слишком рассеяна, её мутило, а крепко привязанные к стулу руки саднило от каждого мельчайшего движения, потому она лишь поморщилась и крепче стиснула зубы. Мужчина же заискивающе продолжил: — Нет? Может быть, хочешь чего? Воды? Еды? — Вопросы снова остались без ответа, и он разочарованно вздохнул. — А ты не слишком разговорчивая, да? Ладно, плевать, моё дело предложить. Поступай как знаешь. Видимо, будем сидеть и ждать в тишине, — добавил он уже равнодушно и, потеряв всякий интерес, уселся за покосившийся деревянный стол посреди комнаты, уткнувшись носом в экран телефона. Ника огляделась. Комната, в которой они находились, была почти пустой, и, помимо старого стола и нескольких ветхих стульев, никакой мебели не имелось. Только скрипящие половицы под ногами, деревянные стены с двумя окнами по разные стороны, да покрытая слоем грязи и пыли кирпичная труба от камина. Дом не разваливался на части, но в нём, вероятно, уже очень давно никто не жил. Откуда-то снизу доносились шаги. Ника не знала, сколько всего людей в доме, но здесь, помимо неё самой и мужчины со шрамом, находились ещё двое. Её персональные тюремщики, следовало полагать. Один стоял где-то за спиной, и она не могла повернуться и разглядеть его. С дальней стороны стола сидел жуткий тип с физиономией неандертальца и умиротворённо поедал из коробочки китайскую еду на вынос, запивая всё минералкой в бутылке из зелёного стекла, из тех, за которые всегда переплачиваешь раз в десять. Как он справлялся своими громадными лапищами с палочками — настоящая загадка. Ника плотно сжала губы. Запах жареных кешью, сычуаньского перца и жирного мяса, от которого раньше потекли бы слюни, сейчас почему-то вызвал только новый рвотный позыв. Она не была уверена в том, как долго находилась в отключке, но, судя по количеству таких же пустых коробочек и бутылок на столе, эти люди сидели тут уже довольно давно, и нетрудно было догадаться, чего именно все ждали. Это была её вина. Ника невольно задумалась, могло ли всё сложиться иначе, послушай она Рена с самого начала… Чем дольше она пыталась оценить ситуацию, тем хуже становилось. Ей хотелось, чтобы он пришёл за ней, придумал что-то, ворвался и вытащил её отсюда, исправил всё. Но также в глубине души Ника желала, чтобы он никогда не приходил. Она умела здраво подсчитывать шансы — из таких переделок не выбираются. Сколько ещё они просидели? В этой напряжённой тишине время ощущалось странно. Весь дом будто застыл, окутанный мерными звуками чужих шагов и нагнетающими тревогу щелчками зажигалки. Человек со шрамом успел скурить с десяток сигарет, и сизый дым уже практически не выветривался из комнаты, оставаясь в воздухе ядовитой мутной завесой. Когда же все вдруг резко зашевелились, сердце Ники пропустило удар. Все органы чувств словно выключились: она не могла пошевелиться, смотрела, но не видела ничего, кроме размытых пятен, вслушивалась, но слышала лишь собственный пульс. Только когда верёвки спали, и кто-то резко дёрнул её за волосы, заставляя подняться, все чувства вновь нахлынули разом. Там, за окном, стоял Рен и смотрел прямо на неё. — Ты прекрасно знаешь, чего я хочу, Токио. Сделай это, — раздалось у неё над ухом, и чужая рука с силой сжалась на шее. Ника не могла шелохнуться, не могла отвести взгляд. Всё, что она могла — это смотреть, как Рен медленно поднимает руки в воздух и опускается на колени, пока двое бегут прямиком к нему. — Нет! — только и успела сипло прокричать она, когда увидела, как он согнулся от удара под дых, прежде чем её оттащили от окна обратно на стул. Рена буквально заволокли на второй этаж, бросив к ногам человека со шрамом, как какой-то мусор. Ника боялась встретиться с ним взглядом, но он на неё и не смотрел. Всем его вниманием завладела потёртая зажигалка, щёлкнувшая перед носом, а затем он поднял глаза и на самого её владельца, который, казалось, едва не пританцовывал от возбуждения. — А вот и наш золотой мальчик! Только посмотрите на него! Лучший боец, лучший стрелок, всеобщий любимчик, образец для подражания… Как же я мечтал увидеть тебя таким! Я правда до последнего сомневался, что ты придёшь, но ты удивил меня. Разве не здорово? Это почти как встреча выпускников, не находишь? — явно переигрывая нараспев протянул он. — Давай уже ближе к делу. Стоя на коленях, безоружный, с тремя мордоворотами за спиной, целившимися ему в затылок, он продолжал сохранять непоколебимое хладнокровие, чем явно только радовал своего собеседника, потому что тот ухмыльнулся. — Что, так не терпится рассказать мне, где девочка? — Перестань ломать комедию. Тебе нужен я. Зачем тебе София? Она ничего не сделала. — Всем плевать, сделала она что-то или нет. Важен только контракт, а контракт был на всю семью Бенучи. — Если договорённости имеют для тебя такое большое значение, тогда отпусти её.