Ника виновато поджала губы. Невольно протянула руку, желая коснуться плеча Софии, чтобы как-то подбодрить её, но в последний момент передумала. — Послушай, я понимаю, что ты злишься, и не виню тебя, — заговорила она мягко, осторожно, будто боясь спугнуть. — Но я лишь хочу сказать, что он через многое прошёл, рискуя собственной жизнью, чтобы защитить тебя. Хотя и не был обязан. Ты ведь понимаешь это? София продолжала сидеть пугающе неподвижно. С согнутой спиной, пальцами, крепко сжимающими ткань покрывала, и опущенной головой. Длинные волосы падали ей на лицо, и невозможно было разглядеть, что скрывалось за ними. Однако, когда Ника уже собиралась окликнуть её, из-под копны кудрей раздался тихий всхлип, затем другой. Плечи девушки дёрнулись и задрожали, и она громко шмыгнула носом. Тут Ника не на шутку перепугалась. — Эй, ты чего? Только не плачь. Прошу тебя, не надо плакать… Я не хотела… Не зная, как поступить, она нервно заёрзала на месте, когда София, не шелохнувшись и всё так же не поднимая головы, неожиданно заговорила вновь. — Я знаю. Знаю, что он хочет помочь. Знаю, что он мог просто избавиться от меня и никогда не думать об этом. Знаю, что срываюсь на него. Просто… Я понятия не имею, что ещё мне делать со всем этим гневом. Как бы сильно София не старалась сдержаться, новый всхлип вырвался наружу. Ника осторожно присела рядом и слегка приобняла её в скромной попытке хоть как-то утешить. Что она могла сказать ребёнку, потерявшему всё? Ребёнку, который имел все основания злиться и ненавидеть всё и вся? — Не знаю, исчезнет ли это чувство когда-нибудь, но я точно знаю, однажды ты проснёшься и поймёшь, что способна жить с этим дальше, — монотонно поглаживая дрожащую спину девушки, произнесла она. В ответ София снова шумно всхлипнула, а затем спешно протёрла ладонями лицо, желая поскорее спрятать следы слёз, которых, очевидно, стеснялась. Эта девочка отчаянно хотела казаться сильнее, чем была на самом деле. — Извини за это. Не хотела устраивать истерик, — сквозь зубы пробормотала она, боясь выдать дрожь в голосе. — Всё в порядке. Можешь поплакать, если хочется. Я никому не скажу. Клянусь на мизинчиках. Подняв глаза, София увидела, как улыбающаяся Ника протягивает ей палец, чтобы принести клятву, и впервые за всё время улыбнулась сама, сцепив её мизинец со своим. В этот же самый момент дверь ванной комнаты распахнулась. Едва Рен сделал шаг, как София моментально приняла прежний суровый вид и подскочила с места. — Я следующая, — безапелляционно заявила она, после чего молча схватила с пола брошенные вещи и решительно двинулась к ванной, однако, поравнявшись с Реном, остановилась. Она будто хотела что-то сказать ему, но никак не могла решиться. Наконец, бросив короткий взгляд назад, София повернулась к нему и с язвительными нотками в голосе произнесла: — И где ты только умудрился откопать её? Она же сокровище. — Сказав это, она гордо вскинула голову, преступила порог и громко хлопнула дверью. Пока София плескалась в душе, Рен лёг в кровать, а Ника, избавившись от старой одежды, принялась искать в рюкзаке что-нибудь чистое, но на полпути застыла, обнаружив в маленьком внутреннем кармане вещь, про которую умудрилась напрочь забыть. — Эй, кажется, у меня есть кое-что, что принадлежит тебе, — с таинственным видом обратилась она к Рену, забравшись в постель, и протянула ему находку, в которой он с удивлением узнал свою фотографию мамы. — Во всём этом безумии совсем вылетело из головы, что я забрала её в тот день. Решила, что будешь скучать по ней, — добавила она, однако по какой-то причине Рен совсем не выглядел счастливым. Наоборот, казалось, он опечален чем-то. — В чём дело? Думала, ты обрадуешься… — Знаешь, я ведь за все эти годы даже ни разу не навестил её в колумбарии, — неотрывно глядя на фото, вдруг произнёс он. — Почему? — Потому что она вряд ли бы была рада узнать, кем стал её сын. Хотя, иногда мне кажется, будто она всегда в тайне знала об этом. Что, возможно, это знание свело её с ума… — Нет, это всё полнейшие глупости, — оборвала его Ника. — Не знаю, почему твоя мама поступила так, как поступила, но точно знаю, что она очень сильно любила тебя. — Откуда ты можешь знать? — Твоё имя… Ты не в курсе, что оно означает? Мне вот было любопытно. — Она наклонилась ближе и ткнула пальцем в один из цветков лотоса на фотографии. — Твоя мама назвала тебя, думая о месте, где была так счастлива в последний раз. Он ничего не ответил. Только посмотрел на неё как-то странно, и она не смогла распознать, что скрывалось за этим выражением лица, поэтому спросила: — Что? Рен лишь слабо улыбнулся, убрал фото, а затем повернулся, аккуратно обхватил плечи Ники и притянул её спиной к своей груди. — Ничего. Ложись спать. Это был долгий день. Она задержала взгляд на его руках. Руках, которые приготовили для неё столько вкусной еды, руках, которые подарили ей столько прекрасных ночей, столько ласки, которые дали ей так много безграничного тепла… Только сейчас она по-настоящему обратила внимание на то, что они сплошь покрыты мелкими, едва различимыми шрамами, которым очень много лет. Ника не придавала им значения раньше, но теперь понимала их природу. Она задумалась о том, какой непростой была его жизнь, как трудно ему наверняка пришлось, совсем одному… Должно быть, поэтому он всегда выглядел так, будто стоял на краю обрыва. Она невесомо коснулась губами его ладони, закрыла глаза и прижалась щекой. — Ты чего? Нике хотелось сказать ему о том, как ей жаль. И о том, что она испытывала к нему, но казалось, что если произнести слова вслух, она не сможет снова сдержать глупых слёз. — Я всегда буду на твоей стороне. Ты же знаешь это? — И тебе всё равно, кто я? — У всех есть прошлое. Я тоже делала плохие вещи для плохих людей. Определяет ли это меня до конца моих дней? Надеюсь, что нет. — Она замолчала на секунду. Сейчас, снова находясь в его объятиях, одно было для неё предельно ясно: — Мне важно то, каким ты хочешь быть. Глава 19. Почему она Ненавязчивая музыка тихо лилась из динамиков радио, разбавляя тишину одинокого придорожного кафе. Внутри почти никого не было. Только пара весьма крупных мужиков устрашающего вида, чья фура стояла на парковке, и те вышли покурить в ожидании своего заказа. Через пару минут мимо проплыла утомлённая жизнью официантка в покрытом жирными пятнами фартуке в красно-белую полоску. Она поставила на их столик тарелки с яичницей и картошкой, два куска фруктового пирога, привычным движением долила в кружки кофе и той же ленивой походкой поплелась обратно за стойку. Её лицо выглядело таким уставшим, что трудно было даже приблизительно определить её возраст. Подперев рукой подбородок, официантка протяжно вздохнула и облокотилась о столешницу. Её густые волосы были собраны в тугой хвост на затылке, а в ушах блестела массивная бижутерия. Ярко накрашенные губы приоткрылись, выпуская большой пузырь надутой жвачки. Раздался негромкий хлопок, а за ним вновь последовало монотонное чавканье. Несмотря на довольно хрупкий вид эта женщина оглядывала всё вокруг с таким выражением лица, словно сама была способна с лёгкостью отправить в нокаут любого заезжего дальнобойщика, которые, судя по всему, и составляли в этом заведении основную клиентскую массу. Ника крепко обхватила обеими руками свою кружку. Кофе был ещё горячим, и пальцы приятно покалывало теплом. Рен сидел рядом, София — напротив. Импровизированный завтрак проходил в абсолютном молчании, но, возможно, это был хороший знак — во всяком случае, София больше не старалась язвить при каждом удобном случае. Похоже, она немного оттаяла. Или же просто была слишком увлечена поглощением своего трехъярусного бургера. Рен же казался подавленным. За всё утро он едва произнёс больше пяти слов и постоянно витал где-то в собственных мыслях. Стоило ли ожидать, что мысли его будут приятными? Ника поднесла кружку к губам и сделала несколько мелких глотков. Кофе был откровенно паршивым, но аромат всё равно возвращал её мысли на залитую солнцем террасу кофейни. Сделав глубокий вдох, она вдруг поняла, как сильно соскучилась по Лорен. Увидятся ли они ещё когда-нибудь? Ника не знала. Но в душе искренне надеялась, что однажды сможет хотя бы отправить ей открытку, в которой скажет, что всё хорошо. Желательно, из какого-нибудь тёплого местечка, потому что эта поганая чикагская зима уже стояла поперёк горла. — Слушай, когда всё это закончится… Есть какое-то место, куда бы тебе хотелось отправиться? Где бы ты начала всё с начала, если бы могла? После долгого молчания её вопрос прозвучал слишком уж неожиданно. София закашлялась и, утерев со щеки кетчуп, подняла на Нику растерянный взгляд, а затем тихонько хмыкнула. — Когда всё закончится? Серьёзно веришь в это? Нас либо прикончат, либо мы продолжим бегать до самого… — Ну всё, хватит, — поспешила прервать её Ника. — Это же всего лишь гипотетический вопрос. В стиле «Что бы ты делал, будь у тебя миллиард долларов». Боже, можно хоть на минуту расслабиться и просто пофантазировать? — Извини, — тихо пробубнила в ответ София и с задумчивым видом принялась мерно постукивать ногтями по столу. — Ладно, дай-ка сообразить… Помню, у родителей был чудесный домик в Палермо. Думаю, я бы выбрала такое местечко. Эх, видела бы ты, какая там вода… — мечтательно протянула она, прикрыв глаза. — Прозрачная как слеза младенца. Побываешь там один раз и уже не забудешь о лазурном береге. А ты? О чём ты мечтаешь? — Меня сейчас устроит любая точка мира, если она поближе к экватору, — слегка нервно усмехнулась Ника. — А если серьёзно, я тоже хотела бы к морю. Давно думала научиться сёрфить, но всё как-то не могла собраться. София одобрительно кивнула и снова набила рот едой. Рен же по-прежнему отрешённо глядел в пустую тарелку, всё продолжая думать о своём. — А что насчёт тебя? — спросила Ника, пытаясь добиться от него хоть слова, но он будто не слышал ничего вокруг. — Рен? — Не знаю, — наконец подняв на неё глаза, сухо ответил он и поднялся с места, явно не собираясь поддерживать непринуждённую беседу. — Я оплачу счёт. Возвращайтесь в машину, как закончите. Понятное дело, что тысяча вещей занимали его мысли сейчас, в этом не было ничего удивительного, но Ника впервые за долгое время видела его настолько погружённым в себя. Ей не нравилось чувствовать беспомощность, но как она могла помочь ему, если он продолжает молчать? Едва они покинули закусочную, София тут же побежала к машине, а Ника остановилась возле входа. Рен стоял у телефона-автомата. Его рука замерла ненадолго над циферблатом, прежде чем пальцы принялись набирать заученный номер. Какое-то время тишину нарушал лишь завывающий ветер, однако вскоре Рену ответили, и до ушей Ники начали доноситься обрывки короткого разговора. — Думаю, нам нужно поговорить… Вечером. Как обычно. На нашем месте. Склонив голову, он повесил трубку. Его вид был таким скорбным, что становилось даже немного страшно спрашивать его о чём-то, однако Ника всё же шагнула ближе. Нетрудно догадаться, кому он мог звонить. — Это она, да? — Рен не ответил, и его молчание тревожило ещё сильнее. — Что ты собираешься делать? — Ничего. Я сам с этим разберусь. Очередной холодный ответ, который вообще ничего не прояснял. Рен двинулся было к машине, но Ника остановила его. — Просто поговори со мной… — Хватит вопросов! Сказал же, что разберусь! Ника испуганно дёрнулась, когда он вырвал из её ладони свою руку, и оцепенела. Это был первый раз. Первый раз, когда он сорвался, первый раз, когда кричал на неё. — Ты совсем охренел?! — Внезапно возникшая рядом София полыхала праведным гневом. — Не смей перекладывать на неё своё дерьмо! Нам тут всем и без того хватает! — Казалось, она готова была растерзать его в клочья, но, судя по его лицу, он и сам жалел о том, что не сдержался, и София, скривив губы, предпочла переключить своё внимание на Нику и сделать то, ради чего и пришла. В её руках был длинный и весьма толстый полосатый шарф, который она безо всяких лишних слов накинула Нике на шею и заботливо намотала вокруг. — Вот, гораздо лучше. А то на тебя смотреть больно. — Оценив результат, София удовлетворённо кивнула и, не дожидаясь никакого ответа, сразу зашагала обратно. Ника вздрогнула, когда Рен заговорил вновь. — Прости меня. — Его голос снова звучал привычно тихо и спокойно. На лице застыло чувство вины, и почему-то от этого ей стало ещё тоскливее. Он сделал нерешительный шаг навстречу и осторожно, будто боясь как-то навредить, поправил колючий шарф на её шее и убрал с лица запутавшуюся прядь волос. — Я не хотел срываться на тебя. София права — это только мои проблемы. И я буду их решать. Поэтому прошу, просто не забивай этим голову, ладно? *** Семья. Марго была единственной, кто ближе всего мог подойти под это определение. Если Ника стала для него лучом света, Марго оставалась той, кто разделил с ним тьму. Он любил её. По-своему. И именно поэтому он теперь был так зол. Зол и опустошён. Как она могла так поступить с ним? Почему? Он бы и дальше мучился вопросами, но ответы уже почти были в руках. И на пути к месту, наполненному редкими тёплыми моментами прошлого, он абсолютно точно знал, что исход неизбежно окажется плохим. Эта груда бетона выглядела неизменной; старый каркас многоэтажного здания без окон и внешних стен, обнесённый дырявым проволочным забором. Строительная компания разорилась много лет назад, проект закрыли, а стройку прервали, однако, по какой-то неведомой причине никто так и не выкупил землю, и здание не снесли до сих пор. Рен не знал, будет ли оно ещё здесь, когда звонил Марго, они не навещали это место уже очень давно, однако, он словно чувствовал, что найдёт его прежним. Возможно, это и есть судьба? Она стояла на краю на самом последнем этаже, рядом с полыхающей бочкой с мусором, которую они точно так же жгли здесь в своё время, опершись плечом о толстую колонну и уставившись куда-то далеко за горизонт, которого даже не было видно в темноте. Пустое пространство отражало эхом мельчайший шорох, но Рен подошёл привычно бесшумно, она не заметила его приближения. — Пришла… — Не то вопрос, не то утверждение. Он будто бы был удивлён, что она в самом деле явилась, хотя и не сомневался до этой секунды. Его голос застал Марго врасплох. Она резко дёрнулась, а обернувшись, на миг застыла и облегчённо выдохнула. — Чёрт, напугал.