Она бы так и продолжила стоять там, если бы не мысль о том, что есть хоть что-то, чем она может помочь, всего одна единственная вещь, которую нужно сделать. Ника вернулась в машину и взяла ноутбук, упорно избегая сочувствующего взгляда Софии. Она не выдержала бы, если бы увидела её лицо, а слёзы сейчас стали непозволительной слабостью — нужно было ясно видеть, что происходит на камерах видеонаблюдения, что оказалось труднее, чем она рассчитывала. Картинка была не очень, звук отсутствовал, но Ника всё равно чувствовала этот парализующий ужас, как в тот день, когда услышала первый выстрел. Пальцы онемели, дыхание стало таким тихим и прерывистым, словно в любую секунду оборвётся совсем. Она с содроганием наблюдала за происходящим на камерах, будто находясь в сонном параличе — не в силах смотреть и не в силах отвернуться. Но ещё хуже было от осознания того, что как только Рен окажется там, где нужно, она не будет знать, что происходит. София подсела ближе, чтобы тоже взглянуть. Ника слышала её напряжённое пыхтение прямо над ухом. Они обе перестали дышать, когда увидели, как Рен отшатнулся, едва удержавшись на ногах. Было невозможно разглядеть, куда его подстрелили, но сам факт заставил Нику зажмуриться. Забыв обо всём, она сидела с закрытыми глазами и надеялась, что когда распахнёт их снова, всё просто окажется страшным сном, но ладонь Софии, что слишком сильно сжала ей плечо, развеяла надежду на это. — Всё в порядке, — слабым шёпотом произнесла она, заставляя Нику открыть глаза. — Смотри, он идёт дальше. С ним всё в порядке. Слова звучали так, словно София хотела убедить в этом и себя саму. И всё же, её присутствие рядом отчасти помогало. Ника мысленно досчитала до пяти, медленно выдохнула и продолжила смотреть в монитор. Она не представляла, что в это же самое время другой человек на последнем этаже здания внимательно наблюдал вместе с ней. *** Сидя за широким столом в таком огромном и в то же время таком пустом кабинете, что был одновременно его домом и его клеткой последние годы, мужчина следил за каждым движением Рена. Всё, что его окружало до этого момента лишь вгоняло в тоску, но сейчас, на губах вновь заиграла слабая улыбка. В лобби было не слишком много возможностей для укрытия, но Рен знал это место как свои пять пальцев и грамотно использовал каждый его угол. Видеть, каким способным был этот парень, оказалось захватывающе. Как он легко двигался, как точно попадал в цель, как использовал каждую деталь в своё преимущество — от «дымовой завесы» из огнетушителя на стене и до раненых противников в качестве живого щита. Это и правда впечатляло — то, с каким упорством и какой яростью Рен двигался к цели. Несмотря на старые, ещё не до конца зажившие раны, и новые… Впрочем, он был мягок с ним на этот раз — в здании оставалось не слишком много людей. В конце концов, ему и правда хотелось, чтобы мальчишка остался живым. Им было что обсудить. А может, он просто стал сентиментальным с годами? Шумное хриплое дыхание рассеивалось в монотонном писке приборов. Мужчина смотрел, как Рен упрямо движется к нему, встаёт на ноги, держась за простреленное плечо, и продолжает идти только для того, чтобы всадить пулю ему в голову. И в этот момент он испытывал величайшую гордость. *** Это было последнее, чего Рен хотел. Снова оказаться здесь. Снова видеть, как кровь распускается жуткими цветами на светлых стенах, течёт по белому мрамору, собираясь в тонкие щели швов между плитками… Однако вопреки всем его желаниям, тело двигалось так привычно, словно он вновь оказался на своём месте, там, где всегда должен был быть. Рен чувствовал это — всплеск адреналина, громкий гул собственного бешено стучащего сердца вперемешку со звоном в ушах, жар, охватывающий до самых кончиков пальцев. Всё это было таким привычным, чем-то, что успело пустить корни слишком глубоко, с чем, казалось, он давно сросся намертво. И как бы сильно ему не хотелось разделиться с этой частью себя, в этот конкретный момент, думая о том, кто его ждёт, Рен даже почти не жалел о том, во что превратился за эти годы. Хороший человек не может уничтожить чудовище — «уничтожать» не в его природе. Правое плечо горело огнём. Паршивое чувство и, к сожалению или к счастью, хорошо знакомое. Прижимая ладонь к ране над ключицей, Рен чувствовал, как пульсирует горячая, липкая кровь. Слишком много крови… Неудачное место, чтобы словить пулю, но в эту секунду ему было трудно оценить, насколько всё плохо, да оно и не имело значения. Важна была лишь цель. Пальцы оставили кровавые полосы, небрежно мазнув по кнопке вызова лифта. Створки разъехались, радушно приглашая его на финишную прямую. Войдя, Рен невольно откинулся спиной о стену — перед глазами всё начинало немного плыть. Он крепче сжал рукоять пистолета, и вспышка боли прошила руку насквозь. Сейчас это было хорошо. Сейчас боль помогала собраться. Двери закрылись. Сжав зубы, Рен поднял голову, чтобы посмотреть в круглую камеру в углу кабины. Он буквально чувствовал на себе чужой взгляд, и речь шла совсем не о Нике, которая, к слову, сделала то, что обещала — ему не пришлось ничего нажимать, лифт тронулся сам по себе, увозя его наверх. Можно ли ненавидеть кого-то, кого даже не знаешь, кого не видел никогда в жизни? Рен много раз пытался представить себе этого человека; его лицо, его глаза, в которых наверняка мелькал зловещий блеск азарта, его губы, искривлённые лёгкой улыбкой, когда он отдавал новый приказ, его руки, что только ставили подпись в очередном контракте вместо того, чтобы нажать на спусковой крючок. Но Рен никак не ожидал увидеть того, что предстало взгляду, когда он вошёл в двери кабинета на восемнадцатом этаже. Кабинетом это можно было назвать с трудом. Это место скорее походило на полноценный дом. Как и подобает пентхаусу. Вот только запах, витавший в воздухе, совсем дому не соответствовал. Он напоминал о больнице. Запах лекарств, антисептика и ещё какой химии. Человек, встретивший его здесь, оказался далёк от всего, что Рен только мог себе представить. Худой, измождённый мужчина, выглядевший, как сама смерть. С сединой в тёмных волосах, с потухшими, помутневшими глазами, сухой посеревшей кожей, обтягивающей костлявые руки. Тонкие пластиковые трубки тянулись от его носа к кислородному баллону, а за спиной тихо попискивали медицинские мониторы, отсчитывая редкие удары сердца. Однако, несмотря на удручающий вид, мужчина, уперевшись в твёрдую поверхность стола, на удивление уверенно держал в руке пистолет, дуло которого смотрело прямиком на Рена. — Выглядишь паршиво, парень, — прохрипел он и усмехнулся, отчего сразу зашёлся болезненным кашлем. Иронично. Как вышло, что страшное чудовище оказалось всего лишь больным стариком? Рен впал в ступор ненадолго, ошалело глядя вокруг и не веря своим глазам. То ли от того, каким неправильным всё казалось, то ли от того, как кружилась голова. Взгляд беспорядочно блуждал по всем мелким деталям: от капельницы и раздражающе попискивающих мониторов до расставленных почти всюду пузырьков с лекарствами. Лекарства… Рен прищурился, стараясь разобрать буквы на этикетке. В конечном итоге, стоит хотя бы знать имя того, кого собираешься убить. «П. Т. Вестморленд». Его словно настигло ударной волной, и в голове по кругу закрутилась только одна единственная мысль: пусть это не будет правдой. Одно из немногих старых воспоминаний вспыхнуло прямо перед глазами. Одно из тех, что преследовало его годами. Оглушительный хлопок двери, звон хлипких цепочек, металлический лязг множества замков. Один за другим. Мама поворачивает маленькие ручки снова и снова, дёргает, проверяет по несколько раз и всё бормочет что-то на японском. Тихо, полушёпотом, неразборчиво. Её голос похож на шипение помех. Из всего этого бормотания он может разобрать только три слова: «Человек с запада». Пусть это не будет правдой. — Ничего, терпимо, — наконец, собравшись с мыслями, ответил ему Рен. — Чтобы прикончить тебя, сил хватит. Не думай, что твой жалкий вид меня остановит. Сдавленный сиплый смех раздался прежде, чем он попытался поднять кажущуюся теперь такой тяжёлой руку. Слова явно порадовали этого человека. — Другого я и не ждал, — сквозь этот скрипящий хохот и напоминавший отвратительный скрежет кашель произнёс он. — Откровенно говоря, последние события заставили меня задуматься. Мне казалось, что ты слишком размяк. С этой своей странной искажённой моралью и глупыми принципами. Однако, наблюдая за тем, как ты шёл сюда… Невольно вспомнились мои лучшие дни. — Тысячу часов занимайся, десять тысяч — повторяй пройденное, так? Вряд ли я когда-то смогу забыть всё, чему научился здесь, — процедил Рен сквозь зубы, взводя курок. — Ты желаешь мне смерти, я понимаю. Я тоже желал тебе смерти, признаю. Это было импульсивное решение. Однако, возможно, мы могли бы об этом забыть. В конечном итоге, кто мы без семьи? Ты так похож на неё… Рейко. У тебя её глаза. Слова ударили его под дых. Весь мир пошатнулся в одно мгновение. Сделав шаг, Рен качнулся и упёрся здоровым плечом в большой книжный шкаф. Отчего ему стало так трудно дышать? — Похоже, я ошибся, — утробно прорычал он. — Следовало взять с собой нож. Человек продолжал криво улыбаться. — Потому что нож — это всегда личное? Резонно. — Это был ты, да? Тебя она так сильно боялась. Ты довёл её до этого. — Твоя мать была не в себе. И то, что случилось с ней — лишь её вина. У неё могло бы быть всё, но она сама выбрала ту поганую жизнь. Это была ошибка. Ей не стоило забирать тебя у меня с самого начала. То, с каким равнодушием он говорил об этом, было больнее, чем рана от пули, и в то же время будило в Рене такую злость, на которую, как ему казалось, он не был способен. И злость оставалась единственным, что ещё помогало ему держаться. — Оставь уже эти сантименты. У нас обоих не так много времени, чтобы предаваться воспоминаниям. И тебе нет нужды тратить силы на это, — продолжил мужчина, кивая на пистолет, который Рен так и не поднял, сам при этом не сводя прицела собственного. — Мне и без того не долго осталось, так зачем всё это? — К чему ты ведёшь? — В моём положении резонно задуматься о наследии. О том, кто возьмёт на себя дело моей жизни. Я понимаю, для чего ты здесь. Может, я и не разделяю твоего наивного стремления защитить близких, но я в состоянии его понять. Если для тебя это так важно, мы можем отменить контракт на твою девушку. Считай это бонусом вступления в новую должность. Да что уж там, на маленькую мисс Бенучи тоже можно закрыть глаза. Это становилось всё больше похоже на какую-то дурацкую, жестокую шутку. Уперевшись в шкаф почти всем весом, чувствуя холод и липкую кровь между пальцев, с трудом фокусируя взгляд на расплывающихся очертаниях предметов, Рен зло ухмыльнулся. — От контракта ведь нельзя отказаться. Таковы правила. — Правила не для тех, кто их создаёт, — снисходительно ответил тот. — Брось уже лгать самому себе. Мы оба знаем, где твоё место. Сбегай сколько угодно, но сам же видишь — та жизнь, она не для тебя. Пусть ты и выглядишь, как мать, но внутри… То, что внутри — оно всё от меня. Ты не можешь отрицать этого. — Его улыбка стала шире. Страшный, насмешливый оскал умирающего чудовища. — Ну, что скажешь? Предложение единственное в своём роде. — Скажу, что лучше останусь сиротой. Всё равно уже привык. Чувствуя, как боль прошивает плечо, Рен с усилием поднял руку, прицеливаясь. Подобно вспышке молнии, на короткое мгновение звук двух одновременных выстрелов заполнил пространство, а затем всё стихло, оставляя в пустоте лишь одинокий писк медицинских приборов. Эпилог Год спустя. Сидя на ослепительно белом в лучах полуденного солнца песке, Ника рассеянно смотрела в сторону горизонта, не стараясь уловить что-то конкретное, а впитывая в себя всю картину целиком. Здешние пейзажи удивительным образом до сих пор ей не наскучили. София хотела поехать на Кубу, но, каким бы привлекательным ни виделся «остров свободы», от мысли о качестве и доступности выхода в сеть Ника ловила панические атаки. Можно было ткнуть пальцем в глобус, как в каких-нибудь романтичных фильмах, но в этом не было нужды. Слово «Гавайи» само всплыло перед глазами, точно откровение свыше, а София не возражала, и, оказавшись здесь, ни одна из них не пожалела об этом решении. На берегу, без преувеличения, можно было сидеть бесконечно. Ни одна камера в мире не смогла бы передать того буйства красок, того контраста, той насыщенности, что представали перед глазами в любое время суток. Сочная зелень пальм и кустов, белизна пляжа и пены от накатывающих волн, ультрамариновое небо и океан, из бирюзы уходящий в глубокую синеву — всё это сменялось совершенно иной палитрой на закате, играя всеми оттенками красного, от розовых облаков и до лиловой глади воды. Нике хотелось бы запечатлеть один из этих моментов, хотелось бы поделиться им, но такое можно увидеть лишь собственными глазами. Может, однажды… Капля упала с распушённых от солёной воды волос на желтоватый картон. Ника провела пальцем по пустой открытке с изображением одного из пляжей Оаху. Следа не осталось, хотя сама открытка уже успела поистрепаться. Почти целый год Ника пыталась подобрать слова, чтобы написать Лорен. Прошлой зимой её хватило лишь на короткое сообщение с одноразового телефона. «Мне пришлось срочно уехать. Пожалуйста, не переживай и не ищи меня. Прости». Она чувствовала себя виноватой и каждый раз собиралась с мыслями, чтобы сказать, что с ней всё хорошо, чтобы просто сказать «Привет», но не могла придумать, как объяснить всё, как извиниться за своё внезапное исчезновение и за такое долгое молчание. Оставался ли в этом вообще какой-то смысл спустя столько времени? Из задумчивости её вывел звонкий девичий голос. — У меня уже начинает получаться гораздо лучше! Правда же?! Тяжело дыша, София упала рядом. — Ну, ты держишься уже немного дольше, так что, можно сказать, делаешь успехи, — усмехнулась Ника. Который день она наблюдала, как София раз за разом падала в воду, как её накрывало с головой даже самой маленькой волной. И самой Нике сёрфинг дался труднее, чем она думала, София же в этом деле была совсем новичком, но, то ли в силу возраста, то ли характера, сохраняла поистине восхитительное упорство. Мокрая, запыхавшаяся и измотанная, она продолжала широко улыбаться, и явно была довольна собой. До недавнего времени это занятие её мало интересовало, но, видимо, все остальные местные развлечения наскучили, и девочка основательно увлеклась. А может, дело было вовсе и не в самом сёрфинге? — Эй, Софи́, ещё один заход? Худой смуглый мальчишка с выгоревшими на солнце кудряшками и ярко раскрашенной доской под рукой забавно произносил её имя на французский манер, махал и слепил всех вокруг своей белозубой улыбкой. Да, судя по тому, как загорелись глаза Софии и с какой прытью она вновь поднялась на ноги, дело было совсем не в сёрфинге. — Пойду попробую ещё, ладно? Ты же не заскучаешь тут? — торопливо проговорила она. У неё словно второе дыхание открылось — так бодро она подхватила свою доску и на ходу принялась поправлять промокшую причёску. — Только давай не как в прошлый раз. Я уже успела знатно проголодаться… — сквозь тихий смех прокричала ей вслед Ника, но та её уже не слушала, увлечённая новым знакомым. Ответ прилетел с другой стороны. — Говорят, послезавтра открывается новое место. Слышал, оно обещает быть весьма достойным.