Малден попросил у Мэтта пустую банку из-под газировки, достал из кармана нож и вырезал у алюминиевой банки дно. В этот импровизированный тигель он выдавил весь клей из тюбика и положил его рядом с зажигалкой. Затем он взял лампу с прикроватного столика и нагрел клей. В комнате тут же отвратительно запахло. Положив сверху картонную коробку, полицейский перевернул ее с довольным видом перед своей аудиторией. – Перед дегустацией надо подождать несколько минут, – объявил он с улыбкой. – А что вы сделали? – спросил Мэтт с возрастающим недоверием. Не сводя глаз с коробки, Малден объяснил профессорским тоном: – Химическое название суперклея – «цианоакрилат»… – Это страшно интересно, – хмыкнул Мэтт. Малден бросил на него красноречивый взгляд, означающий, что он больше не потерпит, чтобы его перебивали, и Мэтт отлично понял предостережение. – Под воздействием тепла пары цианоакрилата вступают в реакцию с аминокислотами и липидами – главными составляющими человеческого пота, который оставляет след на отпечатках пальцев. – И тогда происходит полимеризация, – объявил Элиот, который начал понимать задумку Малдена. – Поли… что? – спросил Дуглас, который чувствовал себя лишним. – Полимеризация, – объяснил Малден. – Это значит, что пары суперклея осаждаются на незаметных невооруженным глазом отпечатках и образуют на них нечто вроде защитной пленки, благодаря которой отпечаток становится видимым и хорошо сохраняется. Мэтт и Дуглас недоверчиво смотрели на старого полицейского. Они наблюдали за экспериментом, который через несколько лет произведет революцию в работе следователей всего мира. Элиот не сводил с коробки глаз, со страхом ожидая, что обнаружит внутри. Через некоторое время Малден решил, что фокус немного затянулся, и снял коробку: на зажигалке в трех местах образовался белый и твердый налет, на котором отчетливо выделялись отпечатки трех пальцев. – А вот и результат, – сказал Малден, наклонившись. – На одной стороне мы получили прекрасный отпечаток большого пальца, а на другой… я бы сказал, что это кончики указательного и среднего пальцев. Он осторожно завернул вещественное доказательство в носовой платок и опустил в карман плаща. – Если я правильно понял, – повернулся он к Элиоту, – ты хочешь, чтобы я сравнил эти отпечатки с теми, которые хранятся в нашей картотеке. – Не совсем, – уточнил доктор. – Я хочу, чтобы вы сравнили их с моими. И, красноречиво раскрыв ладонь, он вынул из кармана пиджака перьевую ручку и стряхнул несколько чернильных капель на стол. Обмакнув в них пять пальцев, он приложил их к чистой странице своей записной книжки. Малден взял листок и посмотрел Элиоту прямо в глаза. – Не улавливаю логику, но выполню просьбу, поскольку я тебе тоже доверяю. Доктор молча кивнул, как бы благодаря полицейского. А Мэтт отважился на новый вопрос: – А много ли потребуется времени, чтобы сравнить эти два отпечатка? – Я прямо сейчас займусь этим, – уверил его Малден. – Отпечатки получились удачные – надеюсь, результаты будут скоро. Элиот проводил полицейских до крыльца. Дуглас пошел вперед за машиной, а Малден, остановившись на пороге, пообещал: – Я позвоню тебе, как только закончу. – Затем, слегка поколебавшись, спросил: – Кстати, а ты по-прежнему встречаешься со своей маленькой бразильянкой, Иленой? – Да, – ответил Элиот, немного удивленный этим вопросом. – У нас с Иленой… – Смутившись, он не договорил, но Малден понял главное. – Я понимаю, – сказал он, кивнув, – если кто-то западает к нам в душу, он остается там навсегда… Элиот с волнением смотрел вслед старому полицейскому. Он знал, что тот уже несколько лет поддерживает жену в ее безнадежной борьбе с болезнью Альцгеймера, зная, что ее дни сочтены. * * * Было три часа ночи, но Элиоту не спалось. Он отвез Мэтта домой и, поскольку бензин был на исходе, остановил «жука» у заправки на Маркет-стрит. Погруженный в свои мысли, он наполнял бак топливом, когда его окликнула какая-то беззубая женщина. То ли пьяная, то ли обкуренная, она катила перед собой тележку, нагруженную всякой рухлядью. Женщина разразилась бранью, но он не обратил на это внимания. Дважды в месяц Элиот работал врачом-добровольцем в муниципальном центре помощи нуждающимся и знал, что в ночное время город становится неузнаваемым. В туристических проспектах и фильмах Сан-Франциско выставлялся в самом выгодном свете, с его живописными кварталами, красивыми парками, соразмерностью и удобством для жизни. Без конца упоминалось, что этот город – символ освобождения хиппи. Действительно, Фриско[11] прославился десять лет назад, когда вслед за Дженис Джоплин и Джимми Хендриксом сотни детей-цветов приехали в город и поселились в викторианских домах Хейт-Эшбери. Но «Лето любви»[12] осталось в прошлом. Движение хиппи постепенно затухало, подтачиваемое изнутри своими крайностями. Джоплин и Джимми умерли, едва дожив до двадцати семи лет. Джимми – наглотавшись снотворного и захлебнувшись рвотой, Жемчужина[13] – приняв лишнюю дозу героина. Сейчас, в конце 1976 года, свободная любовь и жизнь коммуной уже мало кого привлекали. Не говоря об огромном ущербе, который нанесли наркотики. Считалось, что ЛСД, метамфетамин и героин раскрепощают ум и освобождают людей от любых запретов, но вскоре обнаружилось, что они вызывают зависимость и постепенно сводят в могилу. Работая в клинике, Элиот был свидетелем страшных последствий этой зависимости: передозировка, заражение гепатитом через грязные иглы, галлюцинации, которые трагически заканчивались падением из окна. К этому прибавилась проблема вьетнамских ветеранов: часть из них, вернувшись с войны, пополнила ряды бездомных, которых становилось все больше и больше. Американские войска были выведены из Сайгона год назад, и многие служившие там с самого начала, травмированные там пережитым, теперь находились на полпути между жизнью в трущобах и бродяжничеством. Элиот заплатил за полный бак и проехал через весь город с опущенными стеклами, вспоминая невероятный ночной разговор с незнакомцем. Попрощавшись с Мэттом, он снова чувствовал себя одиноким и беспомощным. Потому что ему пришлось признать: все, что рассказал тот человек – от взбучек, которые устраивал отец, до чувства вины, которое мучило его со дня самоубийства матери, – было правдой. Почему он никогда не обсуждал это с Иленой? Почему ему казалось невозможным рассказать любимой женщине о том, что его мучило? А Мэтт? С ним он тоже никогда не откровенничал. Только ли из мужской сдержанности? На самом деле, так было удобнее. Рядом с Мэттом все казалось пустяками. Общение с ним было хорошим способом защититься от суровых реалий мира и быстро набраться сил, когда чувство ответственности за свою работу становилось невыносимым. В конце концов, любовь и дружба – это лучшее, что придумано человечеством, но есть ситуации, из которых надо выбираться самому. * * * В нескольких километрах от побережья в здании центрального комиссариата детектив Малден сидел в своем кабинете и работал. Несколько минут назад у него произошел неприятный разговор с подчиненным, который упрекал его в том, что в служебное время он занимается личными делами. Малден знал, у Дугласа острые зубы, и он, не скрывая, ждет увольнения начальника в надежде занять его место и быстро продвинуться на службе. Когда этот мерзавец угрожал написать на него служебный рапорт, Малден высказал ему всю правду-матку, а потом отправил работать в кабинет подальше от своего собственного. Очень жаль: Дуглас мог стать хорошим копом, у него были для этого необходимые качества, но он выбрал плохой способ делать карьеру. Когда Малден был молод, люди не стремились преуспеть любой ценой, уничтожая всех на своем пути. Но может быть, Малден устарел. Может, у нового поколения появились другие ценности: больше амбиций, больше личной инициативы, к чему призывал по телевизору губернатор Рейган. Детектив допил кофе. На этот раз он не сомневался, что помощник приведет свои угрозы в исполнение. Тем хуже. Если влиятельные люди в полиции захотят избавиться от него, ладно, он уйдет со службы и больше времени будет проводить в больнице с Лизой. В любом случае, пенсия была не за горами. А пока он в последний раз поможет Элиоту, выполнив его просьбу. Малден начал с того, что нанес флуоресцентную краску на полученные с зажигалки отпечатки пальцев. Затем сделал серию снимков, которые потом собирался проявить и увеличить. Только после этого можно было приступать к настоящему анализу. Он с тревогой посмотрел на часы. Его ждал долгий и кропотливый труд. Ночи могло и не хватить. * * * Прежде чем вернуться домой, Элиот остановился у небольшого круглосуточного супермаркета. Он купил сигареты и пакет корма для щенка. – Привет, Прохвост! – крикнул он, открывая дверь. Едва он ступил на террасу, лабрадор бросился к нему и начал лизать кончики пальцев, как делал это два часа назад, когда появился незнакомец. – Нечего подлизываться, – предупредил Элиот, высыпая крокеты в импровизированную собачью миску. Он долго смотрел на щенка и понял, что уже привязался к нему. Затем подмел осколки и выкурил несколько сигарет, глядя в пустоту и блуждая мыслями в воспоминаниях детства. Каждые пять минут он поглядывал на телефон, со страхом ожидая приговора, который будет ему вынесен после анализа отпечатков. И хотя вся эта история казалась каким-то бредом, он словно ждал результатов медицинских анализов, которые могли подтвердить, что он смертельно болен. * * * Помощник детектива Дуглас разорвал рапорт, который он только что напечатал на машинке. Встав из-за стола, он спустился на первый этаж, в маленькую комнату, где отдыхали полицейские. В этот вечер в комиссариате было на удивление спокойно. Дуглас сварил две чашки кофе, поднялся на четвертый этаж и постучал в дверь кабинета Малдена. Вместо ответа детектив издал что-то похожее на ворчание, которое Дуглас решил считать приглашением войти. – Помощь нужна? – спросил он, просовывая голову в приоткрытую дверь. – Возможно, – хмуро ответил старый полицейский. Дуглас протянул коллеге чашку и внимательно огляделся. Полицейские любили работать с отпечатками пальцев. «Единственный информатор, который никогда не врет» – бытовала у них присказка. Приколотые вплотную друг к другу, фотографии образовали необычный ковер, похожий на огромную топографическую карту: тонкие линии, развилки, гребни, островки, способные складываться в бесконечных вариантах. Отпечатки пальцев уникальны для каждого человека и формируются в течение внутриутробного периода. Во чреве матери плод подвергается массе мелких стрессов, которые, следуя друг за другом случайным образом, лепят кончики пальцев. Все это происходит до шестого месяца беременности. Позже рисунок линий застывает и остается неизменным до самой смерти человека. В полицейской академии Дуглас узнал, что отпечаток пальца имеет примерно сто пятьдесят отличительных признаков. Чтобы сделать вывод об идентичности двух отпечатков, достаточно найти соответствие между этими признаками. Для того чтобы заключение имело законную силу, необходимо подтвердить совпадение по двенадцати пунктам. – Давайте начнем работать? – предложил он своему начальнику. У Дугласа было острое зрение. У Малдена – много терпения. Вдвоем они составляли отличный дуэт.