Значит, я родился. И убил своего предка. И так до бесконечности[15]. Элиот вздохнул: признать возможность такого путешествия – значит отправить на свалку десяток законов физики, а заодно и логику причинно-следственной связи. И все-таки… И все-таки снимки, которые он держал в руках, были полновесным доказательством того, что вся эта история была правдой. «Самое строгое научное доказательство», – подумал он, имея в виду уникальность отпечатков пальцев. Он рассеянно щелкал зажигалкой, возвращенной Малденом, высекая из нее пучок искр. Затем положил «Зиппо» и резко встал. Он не мог усидеть на месте. За эти последние часы Элиот проглотил, наверное, не меньше дюжины чашек кофе. Страх, который он испытал сегодня ночью, никуда не исчез, но смешался с возбуждением от встречи с чем-то сверхъестественным. Он был обыкновенным человеком, с которым происходило нечто совершенно необыкновенное! Куда все это его приведет? Он не имел ни малейшего понятия. С этой минуты он вступал в неведомое и не был уверен, что готов к этому. Элиот снова налил себе кофе и открыл окно, которое выходило на улицу. В комнате никого не было, и он решил выкурить сигарету, стараясь делать это осторожно, чтобы не включились детекторы дыма. Вот уже несколько минут один и тот же вопрос вертелся у него в голове: может ли он сам вступить в контакт с этим «другим я», живущим в будущем? А почему нет, собственно? Только как это осуществить? Несколько минут он ломал над этим голову, но не мог найти ясного решения. И вдруг, словно прилетевшая ниоткуда комета, его осенила одна безумная идея, которую он тут же отбросил. Нет, нельзя вытворять бог знает что, надо успокоиться, на время отложить эту историю и вернуться к работе. Полный решимости закончить отчеты, он сел за стол и придвинул к себе стопку документов. Однако через две минуты он понял, что больше не может притворяться, что работает. Элиот не мог сосредоточиться после того, что пережил. Он взглянул на часы: следующая операция у него состоится только через два часа, а если еще и немного повезет, то его кто-нибудь подменит. Он снял халат, схватил пиджак и вышел из комнаты. Через пять минут он оказался на стоянке. С нее как раз выезжал фургон «Федерал-Экспресс»[16]. Возбужденный своим замыслом, Элиот презрительно пожал плечами. «Федэкс» и УПС[17] могли отдыхать. Он, Элиот Купер, собирается доставить письмо в будущее, которое наступит через тридцать лет… 2006 год Элиоту 60 лет – У меня готовы результаты анализа твоих таблеток, – сообщил Белоу. – И что в них? – В общем, довольно экзотическая растительная смесь – в основном листья тутового дерева и мушмулы. Элиот не верил своим ушам. – И больше ничего? – Ничего. Если хочешь знать мое мнение – этими таблетками нельзя ничего вылечить: обычное плацебо. Совершенно ошеломленный, доктор повесил трубку. Значит, в таблетках нет никакого волшебного ингредиента. Старик-камбоджиец, история с загадыванием желания, надежда вновь увидеть Илену… Все это оказалось чепухой. Метастазы, должно быть, распространились на мозг. Встречу с тридцатилетним двойником он, конечно, придумал. Это пустые фантазии человека, который боится умирать. Так вот в чем заключается предназначение сновидений! Его надо было искать не в научных объяснениях, а скорее в области психоанализа. Сны – всего лишь проявление подавленных желаний, своего рода предохранительный клапан, позволяющий нашему подсознанию выразить себя, не подвергая опасности психическое равновесие. Элиот пытался достучаться до Альберта Эйнштейна, а дверь ему открыл Зигмунд Фрейд! Вот так обычный телефонный звонок вернул его на землю. Магия растаяла, и в ярком утреннем свете то, что ночью казалось таким реальным, обернулось химерой. Ему так хотелось верить в это чудо, но увы… Это прекрасное приключение – стремительный прыжок во времени – оказалось всего лишь инсценировкой его мозга. Болезнь и неотвратимость смерти подтолкнули его к фантазиям о возможном возвращении в поворотный момент его прошлого. А истина заключалась в том, что он умирал от страха. Он отказывался признавать, что жизнь окончена. Она пролетела слишком быстро: детство, отрочество, молодость, зрелость… Несколько раз открыл-закрыл глаза, и уже пора уходить? Черт! Шестьдесят лет – это слишком мало! Он не чувствовал себя старым. До того, как ему поставили диагноз, он был полон сил и энергии. Во время гуманитарных миссий он поднимался в горы, оставляя позади тридцати- и сорокалетних. И Шари, его индийская стажерка, прекрасная как день, хотела встречаться с ним, а не с одним из тех юнцов, которые только начали клиническую практику! Но все это закончилось, все ушло. Его ждали только страх и смерть. Страх наблюдать за своим постепенно слабеющим телом. Страх боли и беспомощности. Страх сдохнуть в полном одиночестве в белой больничной палате. Страх оставить дочь одну в этом ненадежном мире. Страх, что, в конечном счете, в его жизни не было никакого смысла. И страх того, что ожидает его за последней чертой. Когда он умрет и попадет туда. Нет, довольно! Элиот смахнул слезы ярости. Боль проснулась и теперь бродила в его внутренностях. Он пошел в ванную комнату, нашел в аптечном шкафчике обезболивающее, умылся. В зеркале на него смотрел мужчина с налитыми кровью глазами. Сколько времени у него в запасе? Несколько дней? Недель? Никогда еще Элиот не чувствовал такой жажды дышать, жить, бегать, любить… Нельзя сказать, что он прожил жизнь напрасно: он обожал дочь, приносил пользу людям, посмотрел мир, испытал много радостей, дружил с прекрасным человеком. Но ему всегда чего-то не хватало. Илена… После ее смерти он как будто перестал жить по-настоящему, смирившись с ролью наблюдателя… Но в безумной надежде увидеть перед смертью любимую он с готовностью поверил в возможность путешествия во времени. Теперь иллюзия растаяла, и он страдал, чувствуя себя обманутым. «Ты перестанешь чувствовать боль, когда потеряешь надежду», – гласила народная мудрость. А Элиот больше не хотел терпеть боль. И тогда, чтобы навсегда покончить с надеждой, которая еще теплилась в его душе, он выбросил флакон с таблетками в унитаз. Помедлил мгновение… …и спустил воду. 1976 год Элиоту 30 лет Элиот припарковал «жука» на Валенсиа-стрит в районе Мишен. В этот час в испанском квартале Сан-Франциско жизнь кипела вовсю. С его дешевыми лавками, такериями[18] и прилавками, заваленными фруктами, Мишен был одним из самых живописных районов города. Доктор не спеша шел вместе с шумной и пестрой толпой. Фасады зданий вдоль всей улицы украшали яркие фрески. Элиот на несколько минут остановился перед этими чарующими картинами, над которыми незримо витал дух Диего Риверы[19]. Однако врач приехал сюда не отдыхать. Он пошел дальше, ускорив шаг. Это место, с его грубоватой, наэлектризованной атмосферой, нравилось молодежи, несмотря на банды чиканос[20], которые, задирая прохожих, портили дружественное настроение квартала. Пройдя Долорес-стрит мимо череды клубов сальсы и лавок, торгующих церковной утварью, он увидел наконец вывеску, которую искал: «Голубая луна: украшения и татуаж». Он толкнул дверь магазина и сразу уткнулся в плакат с изображением Фредди Меркьюри. Переодетый в женское платье, солист группы Queen стоял в непристойной позе, имитирующей половой акт. Из магнитофона на стойке рядом с кассовым аппаратом доносился голос Боба Марли, ставшего популярным после того, как Эрик Клэптон исполнил его песню I shot the sheriff[21]. Элиот вздохнул. Нельзя сказать, что он чувствовал себя здесь как рыба в воде, однако это не сильно его смущало. – Кристина! – позвал он, заходя за прилавок. – Доктор Купер! Вот это сюрприз! Перед ним стояла высокая эпатажная блондинка в высоких байкерских сапогах, коротеньких кожаных шортиках и с эротической татуировкой на пояснице. Элиот познакомился с ней в больнице полгода назад, когда оперировал ее сына с аномалией почек. С тех пор он регулярно обследовал китайчонка, которого Кристина воспитывала со своей подругой Лейлой – медсестрой, работавшей с Элиотом в одной больнице. С самой первой встречи Элиот был заинтригован этой девушкой, выпускницей Беркли, специалисткой по азиатским цивилизациям, которая предпочла тату-салон преподаванию в университете. Кристина вела ту жизнь, которую хотела, демонстрируя свободолюбие и гомосексуальность. В Сан-Франциско это не создавало никаких проблем: вот уже несколько лет, как геи заняли место хиппи. Привлеченные терпимостью местных нравов, они массово селились в кварталах Кастро и Ной Велли. – Я освобожусь через две минуты, – предупредила она. Доктор уселся в кресло рядом с южноамериканцем-трансвеститом, которому прокалывали уши. Немного смущаясь, Элиот спросил, нельзя ли воспользоваться телефоном, и позвонил Мэтту, чтобы рассказать ему последние новости. Когда он сообщил другу результаты анализа отпечатков, тот как будто не слишком удивился. – Кроме тебя, этого типа никто никогда не видел, – заметил Мэтт. – Если хочешь знать мое мнение – вся эта история произошла исключительно в твоей голове. – Что значит, в моей голове?! – возмутился Элиот. – А зажигалка «Эксклюзив Миллениум» с моими собственными отпечатками? По-твоему, я ее выдумал? – Послушай, дружище, конечно, ты сам купил эту зажигалку, а потом забыл об этом, вот и все. Элиот взорвался: