– Сначала чешки, – тошнота стала нестерпимой, как и сушняк. Гостеприимный хозяин метнулся к покосившемуся шкафу, мотаясь из стороны в сторону, словно ярмарочный петрушка. Пуля. Блин. – Ты какое пиво предпочитаешь? – Воду, в стекле, французскую, без газа. – Понял, ща все будет, – слишком воодушевленно гаркнул калдыр и прямо в майке-алкоголичке ломанулся к выходу. Я натянул на трясущиеся ноги чешки и вышел из комнаты, больше похожей на коробку с хламом. Так. Нужно срочно привести себя в порядок и бежать. Твою мать, у меня сегодня бизнес-встреча с Молоховым в час дня. Глянул на часы и взвыл. Одиннадцать. Эта ведьма меня сведет с ума. Уже свела, иначе чем объяснить, что меня тянет в эту гребаную общагу, словно магнитом. – Аааа, мистер Твистер, – я заледенел от страшного гортанного вопля, прозвучавшего в полумраке темного холла чертовой общаги, воняющего вареными тряпками не иначе. Куда я там шел? В туалет? Так скоро и не надо будет чешки портить. – Люди, смотрррррите, узурпатор идет. Узуррррпатор. – Ты кто? – прошептал я. Может и правда пива бахнуть с синяком? Говорят надо лечить подобное подобным. – Конннннь в паллллльто, – прокаркал монстр живущий во тьме. – Флинтушка я. Флинтушшшшка харррроший. Я наконец-то смог себя взять в руки и рассмотреть стоящую в темном углу огромную клетку из которой на меня насмешливо смотрела цветастая тварь. Господи, это же даже не ад. Это паноптикум. Я сейчас себя чувствовал Алисой, забредшей в гости к безумному Шляпнику. Попугай заткнулся, нахохлился и подмигнув мне одним глазом, кажется сдох. Я побрел по кишкообразному коридору, не зная куда иду точно. Хотелось пить, в туалет и сдохнуть как тот попугай. – О, Флибубастер, – маленький мальчик вынырнул из приоткрывшейся двери словно чертик из табакерки. – Привет. Ты в гости пришел? – спросил он бесхитростно. Посмотрел на меня блестящими глазенками, и у меня сердце от чего-то дрогнуло и пошло быстрее. – Петь, я в туалет иду. Где он тут? – прохрипел я, сгорая от стыда перед этим крошечным человечком, представив, как я сейчас пахну и выгляжу. – К нам идем. У нас с мамой тубзик есть в комнате. Мама за молочком пошла, чтобы кашу сварить. Ты любишь кашу? Мама вкусно варит, с пенками. И тебя угостит. А потом я тебе покажу, какие подарки мне дед мороз прислал. Представляешь, даже пупупгая мне подарил. А еще… Мамам сказала, что их обратно отправит, а я ее уговорил оставить. А Бэйся сказала, нельзя харкать в руку дающего. И мама плакала, а потом сердилась. А потом… – Правильно Бэйся сказала, – кивнул я. Голова у меня сейчас готова была лопнуть, как спелый арбуз, как и мочевой пузырь. Я пошел за пацаном, слушая его трескотню. Пошел в самое пекло, в самые чертоги адской геенны. Рискуя быть накормленным молочными пенками, которые остались в моей памяти детской психотравмой со времен детдома. Но, блядь, я не могу сопротивляться притяженияю. И это страшно. Петька оставил меня в туалете, в котором могла бы разместиться разве что мышь. Я справил нужду. Причесался пальцами, как смог. Нашел на полочке возле зеркала тюбик дешевой зубной пасты, пальцем почистил зубы кое-как. Почувствовал себя человеком. Из волшебного стекла на меня уставился взъерошенный тип с безумными глазами. А если еще учесть белые чешки на моих нижних конечностях… Господи, как они тут живут? Эта девочка и ее ребенок. Черт. Что мне с их проблем? Нужно позвонить Владику, уволить его на хер и постараться не опоздать на встречу. Но человек предполагает, как говорится. Я вышел их клозета как раз в тот момент, когда открылась входная дверь. Девка зашла в свои владения, пятясь маленькой попкой, обтянутой трикотажными спортивными штанами, и я не успел с ней разминуться в крошечной прихожей. Она уперлась своим задом прямо мне в… О боже. Я ослеп, в голове расцвели огненные пионы. Девка вскрикнула и резко развернулась. Оказалась так близко. И эта губа ее капризно оттопыренная задрожала. – Что. Вы. Тут. Делаете? – зашипела она кошечкой. Измятые брюки мои в районе ширинки, зажили отдельной от моего измученного вчерашним организма, жизнью. – В гости пришел. – Вы же знаете поговорку про незваных гостей? Снова эта ее губешка. Господи, дай мне сил. – Мы вас не ждали. И вы обещали… – Я помню. Но… Слушай, я не знаю, что меня так тянет сюда. Я не понимаю, почему приехал именно сюда вчера. Но мне кажется, что я тебя знаю давно. И Петька… Он мой? – Вы просто перепутали действительности. – Да, ты права, между нами пропасть, – морщусь. Ее слова полны мудрости. И дело не в социальных различиях. Просто между нами целая жизнь, разница в возрасте и прошлое, от которого невозможно откреститься. – Ты любила Петиного отца? Ну, если конечно он не… «Не я» рвется с моих губ чертов вопрос. – Я его почти не знаю, – вымученная улыбка на лице Бэмби. – К чему эти фантазии? – Прости. Да, я навыдумывал. Позвоню и уйду. – Вам надо позавтракать. А потом уходите. Прошу вас. И подарки… Петр Дмтриевич, оставьте нас в покое. Я умоляю вас. Не давайте моему сыну каких-то несбыточных мечт. Пожалейте нас. – А на завтрак у нас…? – Овсяная каша и какао, – шепчут ее губы прямо в мой подбородок. – С сахаром? – Много сахара, – медовые озера плавятся, словно кусочки сливочного масла в проклятой каше. И в них я вижу страшную усталость. И ее нет у меня этой малявки. И Петьки нет. Я просто поплыл что-то. Может права Карка? С жиру бешусь. Хочу то, чего у меня нет. Но, черт меня дери, я хочу пенки сейчас. – А потом мне нужно идти на работу, с которой меня сто процентно уволили по вашей вине. И вам, наверняка тоже нужно править своей империей. – Я могу с Петькой посидеть, – черт, что я несу? – А пока ты варишь кашу, я с ним в приставку поиграю. – О, круто, – словно из-под земли выскакивает Петюша, просачивается между нами, краснея своими ушами. Крошечный щенок путается в ногах. Тявкает. Надо бежать, ломая чертовы чешки. Все мое существо орет об опасности. Это колдовство. Точно. – Мы поиграем в приставку с Флибустером. – Нет, – рубит Бэмби. Спасибо тебе, детка. Спасла от безумия, вызванного алкогольным делирием, точно. – Каша. Десять минут на завтрак и вы уходите. Навсегда. Петя, ты посидишь с тетей Любой. Флибустера дома ждет жена. Он просто заблудился. Он, просто, нафантазировал себе что-то. Такое случается. – Да. Да. Телефон. Каша. И мне пора. Петька, так бывает. Взрослые делают море глупостей. О которых потом жалеют. – Ты жалеешь, что пришел? – бесхитростный вопрос малыша выбивает из меня остатки разума. Но я должен ответить правильно. А точнее так, как этого хочет Бэмби. Глава 17 Лилия Между нами целая жизнь. Расстояние непреодолимое. Параллельность. Да я знаю, что такого слова нет, но как иначе назвать пересечение непересекающегося? Хотя… У нас есть одна точка соприкосновения опровергающая все умные аксиомы к чертям собачьим. И если бы Эвклид узнал об этом, он бы наверное повесил на гвоздь свои сандали и ушел в одиночное плавание. У наших параллелей есть точка пересечения – это маленький лопоухий мальчик, того что сейчас за обе щеки уписывает геркулесовую кашу, в компании огромного мужика, на которого похож словно капелька. Даже ложку они держат одинаково – левой рукой, обхватив ее за черенок всей пятерней. – А добавка будет? – интересуется мой бородатый кошмар. – Петька был прав, каша высшая. А пенки… Ты их как то специально вывариваешь? – Вы просто тянете время, – морщусь я, глядя на сияющую тарелку, в которой не осталось ни грамма каши. И Петюша, который не доедает всегда, гордо тянет мне свою любимую мисочку, пустую и сияющую чистотой. – Флибубастер сказал, что мы с ним соревнуемся, кто быстрее доест. Я был быстрее, – улыбается мой мальчик. – А еще он меня научил тарелку облизывать. Это круто. – Точно. И теперь я должен тебя наградить кубком и титулом «Лучший поедатель геркулесовой каши», – смеется Демьянов, а у меня сердце подскакивает к горлу. – А теперь марш в ванную. Вымазался по самые уши. Петюша убегает, заливисто смеясь. Следом за ним повизгивая несется Бармик. Это нормально и естественно. А вот то, что Петр Дмитриевич оказывается совсем рядом в один шаг, совсем не нормально. И аоздуха в крошечной комнате становится чертовски мало. – Ты ведь не хочешь, чтобы я уходил. Я тебе нравлюсь, – тихо мурлычет проклятый мерзавец. Проклятая комната слишком маленькая. Он ее поглощает всю, вместе с обитателями, словно черая дыра от которой нет спасения. – Вы себе льстите, лучший вылизыватель тарелок. Послушайте. Мы уже все выяснили. И мне надо собираться на работу. Уходите, пожалуйста. – Я не только тарелки могу облизывать, – черт, да что же это? Ну за что? – Мы не все выяснили куколка, – его вкрадчивый голос завораживает, как шипение опасного ползучего гада. И ноги становятся ватными то ли от голоса, то ли от… О боже. Господи, что там так долго в крошечной ванной делает мой торопыжка сын? – Например, я так и не понял, почему твой ребенок просто мой клон. Я ведь все равно выясню… – Мой сын не имеет к вам никакого отношения, – перебиваю, захлебываюсь словами. Слишком торопливо, чересчур испуганно. И он чувствует мой страх, напрягается готовясь к прыжку. Он хищник. Я жалкая овца, которой он переломит шею даже не прикладывая к этому усилий. – Ну вы же взрослый мальчик. Должны понимать, что для того чтобы появился ребенок, нужно… – Что? Потрахаться? Или как тебе больше нравится? Любовью заняться. Ну, что ты молчишь, Бэмби? Что нужно…? – Вы… Вы хамло и подонок. Вы… – я сейчас наверняка похожа на пожарный гидрант. Ну такой, какой ставят во дворах, чтобы машина огнеборцев в любой момент могла заправиться водой. Тоже стою столбом, тоже красная вся с головы до пяток. – Ну что ты. Я просто назвал вещи своими именами. Или ты как то иначе называешь половой акт? Деточка. В твои годы, да с твоим прошлым пора бы понимать, что в сексе нет ничего постыдного. Или ты у нас адептка непорочных зачатий? – Вы правы. Только вот сексом я не занималась с вами, не трахалась и уж тем более не любила. Отец Пети… Я его случайно в клубе подцепила. Он женат и… Вам то вообще какая разница? Что вы лезете в мою жизнь? – Ты не умеешь врать, девочка. Поверь, я знаю баб шляющихся по клубам. Лет мне много, мудрый Каа я. Так вот, ты не была ни разу в клубе. И не снимала там мужиков. Ты слишком чистенькая. Чистенькая рыбка, у которой вот тут, – его палец упирается мне в грудь и я вот вот потеряю сознание. Вся кровь отливает от моего лица к низу живота. О черт. Что происходит? – Тут у тебя что? – Большой, большой секрет, – хриплю я. – Уходите. Проваливайте к черту. Там вам самое место. И мой вам совет. На будущее. Пить вам вредно, вы теряете остатки человеческого облика. И здесь вам не вытрезвитель и не ночлежка, о великий знаток баб, шляющихся по клубам. – Значит на секс рассчитывать не приходится. Ладно. Понял, принял, не смею больше отнимать время у королевы криворуких официанток, – хмыкает чертов мерзавец. – Ну ладно, девочка, но учти, если я выясню, что ты меня обманываешь – накажу. И… У тебя красивый живот, для рожавшей, и очень фуфловый лифчик. Я бы точно не смог… Точно… – А я знаю что такое секс, – звонкий голосок сына меня приводит в сознание. Господи, на кого я похожа? И когда этот чертяка успел расстегнуть на моей кофте молнию? И что вообще… – Петя… – стону я, собирая себя по кусочкам. – Откуда… – Секс, это шесть по-английски, – радостно оповещает меня мой малыш. – Флибастер, а ты куда? – Я отправляюсь туда, куда меня твоя мама послала. – За кубком? – радостно скачет мой зайчонок.