– Ты слишком высокого мнения о себе. Я приехал просто поесть, потому что это заведение соответствует моему статусу. И, ты же говоорила, что тебя уволили. Я надеялся, что теперь в этой жральне нормальные официантки, – рычу я. Надо бежать. Отлепиться от шкафа и нестись отсюда ломая говнодавы, но вместо этого я поворачиваюсь к поганке, скачущей на одной ножке. Она пытается попаст ногой в штанину, а у меня… Нет больше спасительного шкафа, который меня удерживал от падения во всех смыслах. И ее маленькая подскакивающая попка обтянутая трикотажными трусиками центр вселенной… Я смотрю на эту округлость не в силах отвести взгляд. – Нормально вы извиняетесь, – кривит губки мерзавка, – Вы… Вы еще и вуайерист. Бесчестный… Эй, что с вами? Петр Дмитриевич… Господи, – слышу я словно сквозь вату, оседая на чертов пол проклятой комнаты. – Конфетка… Глава 21 Лилия Что делать, когда у твоих ног лежит «Мистер Твистер»? А на тебе только колготки и полупрозрачная блуза. И в голове страшный кавардак. А в душе… Что у меня в душе? Я и сама не могу понять, что происходит. Мне страшно. – Бэмби, конфетку… – сипит поверженный Титан. Сдираю упаковку с шоколадного яйца, которое зачем-то с самого утра купила моему мальчику. Обычно я забегаю в магазин по пути домой, но сегодня будто кто-то толкнул меня купить его внеурочно. Шоколад подтаял, и мои пальцы становятся липкими и от этого мне от чего-то неприятно и, будто бы, стыдно. И мне приходится опуститься на колени, чтобы… – Помоги. Сам не могу, руки тяжелые. – Вы еще и больной, – бухчу я, разламывая липкую сладость. Засовываю кусочки шоколада в приоткрытый рот нахала и смотрю, как в его лицо возвращаются краски, прямо на глазах. А в глаза… Он вдруг перехватывает мое запястье и смыкает каменно-твердые губы на моем пальце, и я боюсь, что сейчас лягу рядом с Демьяновым, потому что происходит с моим организмом что-то невообразимое. И голова кружится так, что кажется я сейчас винтом ввинчусь в проклятую землю, следуя всем законам, так и не понятой мною, физики. – О, да, я самый тяжело больной в мире человек. И поэтому, нельзя ли мне хоть капельку варенья? Сердце кувыркается в груди, когда я наконец-то получаю свободу. – Еще и враль. Вы притворялись? Припадок симулировали? – Ну что ты, я бы никогда… Но вообще, обмануть врушку не такой уж и большой грех, как думаешь? – его глаза больше не смеются. Прищурены, как у хищника перед броском. Был бы хвост у этого зверя, он бы им наверное бил бы сейчас в предвкушении жертвы. От этой мысли мне становится смешно, и я истерично хихикаю. Мне не весело, скорее это защитная реакция на флюиды опасности, исходящие от мужчины, разлегшегося на полу. – Ты ведь не откровенна со мной, Бэмби. – А должна? Кто вы такой, вообще? У меня от вашей семейки только проблемы. Вот начало все налаживаться, и снова вы влезли своими грязными ботами в нашу с Петюшей жизнь. Теперь меня точно уволят, и Петька останется без садика, а я… Только вот вам этого не понять. Ни вам, ни вашей жене, которую я, кстати, облила шампанским. И знаете, не такая уж она и блистательная, – вредно фырчу я, понимая, что выгляжу я сейчас отнюдь не воинственно. Жалко я выгляжу, как и всегда, когда рядом появляется проклятый наглый, хамоватый Петр Демьянов. И ничего с этим поделать невозможно, как ни старайся. – А кстати, за что ты Ипполита окатила? – Я не люблю когда оскорбляют моих родных. А ваша супруга обозвала мою маму и моего сына. Я вас жалею, – дергаю плечом, и только сейчас осознаю, что я все еще сижу по турецки рядом с притворой, одетая лишь в дурацкие колготы и чертову блузку. На которой расстегнуты почти все пуговицы. И Петр совсем бесстыдно меня рассматривает. – Ты? Меня? Смешно. Но родных надо защищать, так что правильно все. Я Карку знаю, она ангела выбесить способна. Не переживай, никто тебя не уволит. Я решу вопрос. Руку мне дай. – Фигушки. – Тогда я до скончания века останусь лежать тут. И виновата в этом будет официантка, отказавшаяся подать руку помощи умирающему олигарху. Я превращусь тут в мумию, и буду служить немым укоряющим памятником тем, кто придет на твое место, когда ты наконец осознаешь, что достойна гораздо большего, чем эта жральня, и… – он похож на мальчишку сейчас. На маленького лопоухого мальчика, ждущего меня дома. Резко вскакиваю на ноги, лишь бы подальше… Только бы не чувствовать странного притяжения, вызванного мороком. – Вы большой фантазер, Петр Дмитриевич. Сами поднимитесь, – до шкафчика с одеждой пять шагов. Но они кажутся мне сейчас километрами. И взгляд насмешливых глаз, упирающийся мне между лопаток, как дьявольский клинок, не подгоняет несчастную олениху к спасению, а наоборот, словно пригвоздил меня проклятьем. Руки трясутся. И выгляжу я наверняка сейчас как переваренная креветка. Согнулась в три погибели. А брючки мои любимые смотрятся страшно убого с этой заплаткой на попе в виде бабочки, которой я прикрыла пятно от Петюшиной желеобразной игрушки. – Я тебя жду у входа. Отвезу домой, – его то не терпит возражений. И этот взгляд… Я ежусь под ним, и чувствую огненный шар расцветающий в моем животе. – Нет. Вас ждет жена. Не заставляйте ее нервничать. Я сама прекрасно доеду. Тем более я не домой… – А куда? – Не обязана отчитываться, – стараюсь говорить спокойно, но сбиваюсь. И воздух этот чертов кажется трещит сейчас от разрядов статического напряжения, появившегося от трения по нему взгляда хищного чужого мужика, которого не должно быть ни тут сейчас, ни в нашей с Петей жизнях вообще. – У меня свидание, – зачем я вру? Ну зачем? Ему же наплевать, а я выгляжу идиоткой. Еще немножко. Молния на куртке трещит слишком громко, когда я ее застегиваю. Ботинки… Господи, пусть он не видит подкрашенные фломастером царапины на них. Шапочка самовязка, красивая, моя любимая, очень теплая и мягкая, подаренная Бэйсей сейчас мне кажется колпаком ярмарочного Петрушки. – Я не договорил. – Прощайте. Мне некогда, – я почти бегу к спасительно двери. Не оглядываясь. Еще немного. – Маме привет, – словно выстрел в спину. – Она умерла, – замираю на месте. Не может быть. Он же не… Невозможно. И жена его… Да нет, просто совпадение. Если бы он знал, то не стал бы… Просто совпадение. Дыши. Лилия. Дыши. – Прости. – Ничего, откуда бы вам знать о смерти незнакомой женщины, – только бы не показать свой страх. Не позволить ему почувствовать того, что творится в моей душе. – Я придурок. – Тут не поспоришь, – фыркаю я, хватаюсь за дверную ручку. – Тогда тезке передавай привет. Выскакиваю из проклятой всеми богами комнаты. Еще немного и глотну холодного воздуха, может тогда станет легче. Может… Темнеет теперь рано. Я бреду по улице. Вокруг суетится народ, спешащий кто куда. Наверное у них тоже полно проблем, забот, разочарований у этих серьезных людей на лице которых я никогда не вижу улыбок Давно не вижу. Жаль, мир не такой унылый, когда улыбаются незнакомцы. Холодно. Обычно я иду до метро по одному маршруту. Выработанному годами, но сегодня… Меня трясет то ли от холода. То ли от нервного напряжения. Старые ботинки скользят по подмерзшему тротуару. И эта машина, черная и безликая, которую я заметила еще возле ресторана, от чего-то меня нервирует. Ныряю в арку. Тут можно срезать. И даже почти преодолеваю небольшой двор. Почти… – Эй, куколка, подожди, – слышу хриплый голос. Сердце начинает выбивать дробь. Ну я и дура. Кричать? А услышать ли? Прибавляю шаг. До людного тротуара совсем немного, метров сорок. – Ну ладно, играем в догонялки. Топот за моей спиной похож на похоронную дробь. – Слушайте, я все отдам сама, только отпустите, – тихо хриплю я, резко обернувшись к преследователю. Он огромный, успеваю заметить лишь плечи обтянутые кожаной курткой и шапочку, которую Бейся зовет «пидоркой» почему-то. А Петюша говорит «Петушок» Странные мысли для женщины, стоящей перед грабителем, или чего хуже – насильником, – Меня сын дома ждет. У него больше… – Слушай, я бы сам тебе денег дал. Выглядишь ты конечно… Не ори, все хорошо будет. Честь твоя девичья мне ни к чему. Возьму только неного… – Я не слышу что ему надо, да и важно ли это? Тихо хмыкнув подонок делает резкий выпад. Чувствую тонкую боль от укола в плечо. Свет начинает мерцать в глазах странными вспышками. Какая я дура, что не согласилась на предложение Демьянова отвезти меня. Боже. Что станет с Петюшей, если я…? Глава 22 Петр Демьянов – Я не знаю где я, – шелестит мне в ухо испуганный слабый голос вредной оленихи, которая два часа и двенадцать минут назад послала меня в пеший тур с эротическим уклоном. Ну да, я запомнил время ее последнего фырка, до минуты «Я не знаю где я, и что со мной» – сердце пускается в какой-то абсолютно странный танец, похожий на «Цыганочку» с переходом в нижний брейк. – Мне страшно. – Если это какая-то твоя изощрённая шутка, я тебя… Она молчит так громко, что все звуки вокруг глушатся этой чертовой тишиной. Бросаю в рот очередную, уже не знаю какую по счету конфету. – Лилия, ты еще тут? – Да. – Что ты видишь? – Тут темно, удобные мягкие кресла, на мне очки три Д. – Детка, ты так меня на свидание приглашаешь? Польщен, – черт, почему я сам себе кажусь конченным придурком? – Я вообще не понимаю, почему звоню именно вам, – страх в ее голосе как-то слишком быстро трансформируется в злое удивленное сожаление. – И уже жалею об этом порыве. Я прошу помощи, а вы строите из себя дурака. Или не строите… Вы взрослее меня, должны быть умнее, а на деле… – Лилия, я приеду сейчас. Только скажи, где этот чертов кинотеатр и как ты там оказалась? – в голове мутится от страха и злости. – Я ничего не помню. Шла по улице, потом… О, боже. – она снова сбивается на шепот, испуганный и затравленный. – Мне укол сделал какой-то ненормальный на улице. И сумка… У меня сумка пропала и колечко с пальца, сережки мамины, – она на грани истерики. Бэмби обидели, эту чертову девку с глазами цвета меда какой-то подонок ограбил и возможно… У кого только могла рука подняться? Или еще что другое, блядь. Нет, я не хочу даже думать об этом. Ведь если ее тронула хоть пальцем какая-то тварь, мне придется ее найти и уничтожить. Слепну от бессильной ярости, не понимая почему мне так важна эта незнакомая глупая официантка, которая еще и с прицепом. Нормальные мужики бегут от такого сокровища, а я с упорством барана, бреду за морковкой подвешенной на удочку, и скорее всего расшибу башку, свалившись на дно самого глубокого ущелья. – Не двигайся с места. Жди меня. – Вы знаете где я? – в ее голосе звучит подозрительность. – Не знаю, но найду, – рычу. Найду, из-под земли достану. Даже если для этого мне нужно будет перелопатить все гребаные кинотеатры в этом городе. – Сиди на месте, хоть в этот раз выполни мою просьбу, вопреки своей врожденной вредности. И губу свою не сгрызи, – я буквально вижу эту ее закушенную губешку, когда с неохотой сбрасываю вызов. – Лиза, ко мне, быстро. Владик. Есть в этом сраном офисе хоть кто живой? Надрываюсь, совсем забыв, что селектор на столе стоит. Хотя… Время почти ночь. Я приехал в офис только потому, что совсем не желаю видеть Карку, просто до дурноты и оскомины. – Петр Дмитриевич, я еще тут, – испуганно просовывает мордочку в щель в двери секретарша. – И какого хера ты тут в нерабочее время? – меня трясет от нервного напряжения. И на девку я срываюсь сейчас зря. Она профессионально поступила, оставшись на рабочем месте, пока ее начальник маялся дурью, собираясь спать в кабинете. – Вы в кабинете, я и… – Начбеза ко мне, – прерываю я поток бессмысленных испуганных оправданий. – И сколько в городе кинотеатров? Список мне на стол. У тебя десять минут, а потом вали домой. – Начальник безопасности давно ушел. Рабочее время закончилось час назад, но я позвонила ему. Уже едет. Ваш водитель ждет внизу. Личный состав службы безопасности оповещен и в полном составе будет в конференц-зале через час. И еще в приемной вас ждет господин Молохов, – пищит Лизочка спустя пять минут, выкладывая передо мной лист формата А1, на котором в столбик выписаны кинотеатры с адресами. – Я обзвоню кинотеатры. Их сто двадцать восемь. Кинозалов около шестисот. Но на это потребуется время. Что я должна найти?