– Телефон, – хрипит Лилия. Чертов мобильник вибрирует в изголовье кровати, назойливо и мерзко. – Пожалуйста, ответьте. Мне нужна передышка, мне… – Черт с ним, – рычу я. Не могу остановиться. Не хочу. И эта гребаная простыня, которую она тянет на себя, как последний оплот своей чистоты, меня до белого каления бесит. – Ты моя, слышишь? Только моя. – Ваша? – ведьмины губы. Бэмби перетекает, словно ртуть. Дергает негнущимися пальчиками зиппер на моей ширинке и… Грешные губы, неумелые, неловкие. Ощущение, что для нее это первый раз, вот такая смелость. Вся она какая-то кристальная, невинная и неуклюжая. Такими не бывают опытные женщины, спящие с женатыми мужиками. Но я, кажется исчезаю из этого мира, когда они обхватывают мою плоть, скользят вверх-вниз. И время перестает существовать, и пространство. И весь этот гребаный мир, который оказывается и не существовал никогда, пока не появилась эта ведьма. А теперь он взрывается оглушительным оргазмом. И я понимаю, что просто существовал раньше. Не жил. – Мне надо в ванную, – хриплю я, потому что боюсь, что если останусь сейчас тут, то ее просто растерзаю. – Я быстро. И продолжим. – Это и есть ваш сюрприз? – песок в ее голосе дурманит. – Послушайте, мне надо Петюшу забрать. Я обещала… И бургеры обещала ему. И я… Я не могу продолжать, потому что… Слушайте, Петр… – Дай мне десять минут. Я вернусь и мы поговорим. Это важно, слышишь? – мне нужен ледяной душ, срочно. И чертову простыню эту надо порезать на лоскуты. – Мы все успеем. И вместе заберем Петьку, и пойдем есть «горячих собак». Я знаю шикарное место. И сюрприз, я его сделаю вам обоим. – Петр, вы не понимаете, что мы заигрались? Это все просто наваждение какое-то. И неужели, вы едите хот – доги? Такие как… вы. – Если ты не замолчишь, я начну есть горячих олених, – скалюсь я. Нет, мы не уйдем скоро. Ледяной душ не поможет, я уже это знаю. – И я никогда не был так серьезен, Лилия. Я не умею играть, не научили меня. Зато я точно знаю чего я хочу. И я хочу тебя. Ты права, я с тобой никогда не был. Такого бы я не забыл. Но теперь… – Вы собирались в душ, – сипит Бэмби, не сводя с меня своих медовых омутов. А потом… Потом она исчезает. Я возвращаюсь из херова душа через десять минут и не нахожу эту ненормальную. Только проклятые белые трусики, которые она видимо забыла в спешке, да мой разбитый мобильник, валяющийся возле разгромленной кровати, говорят о том, что я не сошел с ума. И мне хочется орать от злости и неудовлетворенной похоти. Стою как дурак посреди пустой комнаты, со стоящим колом членом. Аааааааа… Ведьма. Глава 29 Лилия «Пацан твой сын, на девяносто девять и девять десятых. А вот девка… По анализам она не является матерью ребенка. Так что можешь смело забирать у нее ребенка, любой суд встанет на сторону родного отца. Готовь договор, Демьянов, я в предвкушении. Крепко обнимаю, твой Молохов» и три смеющихся смайла. Мне кажется, что я умираю. Лежу голая в чужой кровати, в квартире мужчины который просто глумливо пользуется мной. Это был его сюрприз? Для этого он приволок меня в сюда. В квартиру, которая и предназначена, наверняка, для оргий с такими же наивными глупышками как я. Или для встреч с проститутками. Еще лучше. Я дешевка. Отличный сюрприз. О черт… Какая я дура. Клиническая идиотка, а если бы… А если бы все зашло дальше? Ему бы и анализы делать не пришлось, чтобы убедиться, что я не рожала моего мальчика. Достаточно было просто лишить меня девственности. Вскакиваю с кровати. Проклятый телефон снова светит экраном и дребезжит. Я и не хотела читать сообщения. Вышло случайно. Увидела, что дорогая трубка лежит на самом краешке тумбы и бездумно его взяла в руку. Взгляд зацепился за мерзкий текст. И теперь все встало на свои места. Демьянов в очередной раз показал мне, кто он на самом деле. Бессердечный, циничный мерзавец, для которого нет запретов. Который не умеет думать ни о ком, кроме себя. И мной он прост попользовался, чтобы показать, кто хозяин положения. Слезы самопроизвольно льются из глаз. К горлу несется огненная тошнота. Губы горят огнем. Я сегодня лишилась самоуважения и чувства собственного достоинства. Бежать. Надо бежать. Спасать моего сына от того, кому он не нужен. Который отказался от моего мальчика еще до его появления на свет. Демьянов отберет у меня сына, просто потому, что вдруг решил поиграть в заботливого папулю. А что потом? Судорожно натягиваю на себя измятую одежду. Нервно прислушиваясь к звуку льющейся воды и тихому пению. Он поет в душе, довольный тем, что развлекся с женщиной, которую собирается растоптать. Где эти проклятые трусы? Дергаю простыню. Телефон, который я так и оставила на кровати падает на кафельный пол и разваливается на части. Кто придумал, интересно, делать пол в спальне их ледяного мрамора? Так, наверное и должно быть в квартирах для утех. Но мне некогда и дальше сожалеть о разбитом мобильном. Выскакиваю на улицу, в одном сапоге, распахнутой куртке и надетых наизнанку теплых брючках. Да, я выгляжу сумасшедшей. И наверное так оно и есть. Я сошла с ума, поддалась запретным чувствам, предала память мамы и поняла, что я люблю монстра. Да, люблю, и ничего не могу с этим поделать. Этот человек наше семейное наказание. – Девушка, вы в порядке? – мужской голос звучит как выстрел, смотрю на пожилого сочувствующего прохожего. И только сейчас понимаю, что одной моей ноге холодно и мокро. Перевожу взгляд на сапог зажатый в руке. – Да. Да, я в порядке. – выдавливаю я с трудом из себя такие простые слова. – Обуйтесь, пожалуйста. Простудитесь. А вы еще молоды. Вам еще рожать детишек, – улыбается мужчина. – Спасибо, но рожать мне не светит, – сапог не желает налезать на распухший от влаги носок. Во что превратилась моя жизнь с появлением этого несносного Петра Демьянова? Времени мало. Скоро Демьянов выйдет из душа и придет по мою душу, правда смешной каламбур? Благо садик рядом. Я врываюсь в здание, молясь всем богам, чтобы меня не опередил Петр. Мой сыночек сидит за столом и что-то увлеченно лепит из пластилина. Поднимает на меня вишневый взгляд и я кажется проваливаюсь в самый страшный круг преисподней. – Мама, ты пришла? – личико Петюши озаряет улыбка. – Я же обещала, – нервно хриплю, оглядываясь как преступница по сторонам. – Собираемся скорее, Петя, не копайся, пожалуйста. – Мы что, опаздываем кушать гамбургеры? Ух ты, – словно щеночек подскакивает со своего места Петюша. – Нет, малыш. Мы на поезд опаздываем. Поедем путешествовать, – мысли скачут словно белки. Денег, которые у нас есть, хватит на два плацкарта до крошечного городка, в котором живет мамина тетка. Я не видела ее с маминых похорон. Но думаю, она не откажет нам в приюте. Устроюсь на работу, как-нибудь выживем. Главное вместе. Главное, я исполню мамину последнюю волю. Не отдам, сберегу свое сокровище. – Ура, – Петенька бросается к шкафчикам. – Вы рано, – воспитательница улыбается, а мне хочется рыдать и биться в истерике, но сейчас для меня эта опция недоступна. Нужно действовать быстро. Доехать до дома. Взять вещи первой необходимости, пристроить Бармика, договориться с тетей Любой о том, чтобы она брала деньги с квартирантов и пересылала их нам. Я понимаю, что у Демьянова море возможностей. И скорее всего я не успею. Но сделаю все, чтобы мой сын остался со мной. Все и даже больше. – Петр говорил, что вы его пораньше заберете, но чтоб настолько. Завтра, пожалуйста, пусть он останется на целый день. – Обязательно, – выдавливаю улыбку. Губы, которыми я совсем недавно творила такое, от чего у меня до сих пор кружится голова, трескаются и тонко болят. – Он у вас очень талантливый мальчик. И столько всего знает. С такими малышами работать одно удовольствие. И знаете… – Простите, нам некогда, – слишком резко перебиваю я милую девушку. Руки на автомате действуют. Комбинезон, куртка, шапочка. Попробуйте натянуть все это быстро на слишком возбужденного непоседливого мальчика. – Завтра принесите, пожалуйста, пижамку для сна, вы забыли. И постарайтесь не опаздывать, потому что утром придет психолог, – назойливо жужжит воспитательница. Я лишь киваю. – А мне кровку сегодня брали утром. Я не плакал. Я же мужчина. А потом дядька врач сказал, что я умничка и что я скоро стану принцем и дал мне шоколадную лягушку. Мам, а почему я принцем стану? Потому что мы на поезде поедем? – я с трудом держу себя в руках. Сердце колотится так, что глушит все остальные звуки, включая и голос воспитательницы. – По какому праву у моего сына брали кровь? – Вы подписали договор. В нем указаны медицинские манипуляции, – перестает улыбаться педагог. Точно. Я подписала все сама. И детский сад этот… Все подстроено. От начала и до конца. И работа моя новая… Ненавижу. Его ненавижу. Себя, а главное свое бессилие. Я проигрываю по всем фронтам. – А я не хочу принцем, мам. Может на корабле поплывем, а не на поезде? Я хочу корсаром. И может мы тогда флибубастера встретим. Мам, а он… Не встретим. Слушай меня внимательно. Нам не нужен никто, – приседаю возле сына, обхватываю его руками за плечи. – Флибустьер хочет тебя у меня украсть. Ты слышишь. Он разбойник и плохой. Он… крадет у мам маленьких мальчиков и не отдает. – Мам, у меня голова кружится, – лепечет мой сыночек. На улице начинается вьюга. Конфету с трудом нахожу в сумочке. Смотрю как розовеют любимые щечки. – Потерпи немножко, солнышко, – паника снова накатывает ледяной волной. В любом прохожем вижу преследователя. – Мам, правда флибустьер плохой? Плохие же не умеют любить. А он… Такси? Долго, по пробкам мы будем добираться до дома не один час. Метро. Больше шансов. Подхватываю на руки сына. Он тяжелый в зимней одежде, но я не замечаю ношу. Мы оказываемся дома через час, который кажется бесконечным. В холле горит свет, ярко и как-то угрожающе. Тетя Люба обычно никому не позволяет так бездарно жечь общее электричестов. Но не сегодня. Неужели опоздали? Я обреченно захожу в дом, в котором была счастлива. Бежать с больным мальчиком на руках и совсем без вещей уже не кажется мне хорошей идеей. Тетя Люба только и ждет, когда я появлюсь. Бросается наперерез. – Там, это… Ждут тебя. Я Петюшу заберу, поговорите там… – Это Демьянов? – воздуха не хватает катастрофически. Ноги становятся ватными. – Он один? – Это не тот крез богатый. Иди, думаю, что тебе это важно. Иди, детка, я там дверь ей открыла. Она ждет в твоей комнате. – Ей? – удивленно спрашиваю я. – Мне, – капризный голос режет воздух, словно осколки волшебного зеркала. – Кикимора. Ма, чего она? – Иди с тетей Любой, родной, – шепчу, с трудом беру себя в руки. – А потом мы с тобой будем собираться. Я смотрю вслед моему ребенку, которого уводит женщина, заменившая ему бабушку и не знаю, чего ожидать от этой холеной красивой женщины, которая выглядит в нашей общаге как бриллиант в навозной куче. Яркая, сияющая. Надо было быть полной дурой, чтобы поверить, что Демьянов променяет ее на меня. – Живете вы, конечно… – морщит нос красавица. Она не кикимора, скорее злая королева от которой исхзодят волны брезгливости и опасности. – Вы пришли мне сказать что мы плохо живем? – Я пришла сделать тебе предложение от которого невозможно отказаться, – скалит ослепительно-белые зубы жена Демьянова. – Ваша семейка начинает обходиться мне слишком дорого. – Я не понимаю. – Чего не понимаешь то? То мать твоя пришла пузатая, я ей заплатила, Пете было все это не нужно и неинтересно. Ты теперь… Разгребаю я за мужем постоянно, вникни ты уже. Демьянов не умеет любить. Слушай, как думаешь, какой мачехой я буду вашему выродку? – Еще раз обзовешь моего сына, – во мне бурлит ярость. Рвется изнутри огненной лавой. – Я тебя… – Ну, тут ты не права, бедняжка. Это не твой сын. И не мой. И мне он не нужен Я собственно и тут поэтому. Иначе ни за что не переступила бы порог этой ночлежки. Вот… – передо мной на дешевый убогий комод падает тяжелый пакет с логотипом дорогого, недоступного простым смертным, бутика. – Твоя матушка не гордой была, и ты, думаю, такая-же. От осинки не родятся апельсинки. Мама твоя очень быстро продала свою любовь к моему мужу. Слушай, вот скажи, почему я должна платить всяким блядям за то, чтобы оградить свою семью от их идиотских претензий? Вот что он тебе сказал, мой Петр? Что разводится со мной? Так он всем так говорит. Он мужик, самец, привыкший получать все что пожелает. Трахнул же он тебя? Да конечно отодрал, как шлюшку дешевую, которая за пожрать дает. Ну же… Я его жена, Лилия. И я ею останусь слишком много у нас общего, и это не только наших многолетних отношений касается. Ты думаешь Демьянов захочет часть своего состояния потерять из за блядежки, раздвигающей перед ним ноги? Имя вам легион. А у нас общее имущество, общий бизнес. Мы с ним неразлучники. И променять миллиарды на сомнительные удовольствия… Ты дура в квадрате если поверила. – Уходите, – мне кажется, что я умираю. Смотрю на пакет, полный денег, понимаю, что они наше с Петей спасение, и не могу их взять. Не могу… Потому что тогда я признаю все слова этой холеной стервы. И предам маму. И свою любовь к подонку я тоже предам. И это выкручивает меня, ломает… – Ну, тогда я стану дурной мамулей выродку. Ты, скорее всего, сопьешься в этом клоповнике. А пацан твой окажется в дорогостоящем интернате. Потому что Петр не создан ни для отцовства, ни для привязанностей. Куколка, в пакете пятнадцать миллионов. Ты столько и не стоишь. Я покупаю задорого спокойствие свое. – А если я возьму деньги? Вы мне гарантируете, что мой мальчик останется со мной? – спрашиваю, проклиная себя за слабость. Сейчас мне нужно просто спасти сына. Жена Демьянова улыбается. Она победила, и она это видит и наслаждается. Плевать. Но почему же так ноет душа? Наверное потому, что я предаю все, во что верила и то, что любила и люблю. Я люблю…