Его рот смял мои губы в жарком, неистовом поцелуе. Бесстыдном, жадном, глубоком… Безумно возбуждающем. Будто волной штормовой накрыло с головой, поволокло в темный омут, где нет ничего, кроме влажных требовательных губ, дразнящего языка, горячего дыхания на щеке, от которого плавилась кожа. Внизу живота сладко пульсировало, вспыхивало колючими искрами, в висках грохотала кровь. Он целовал меня так, что ноги подкашивались. Так, что нечем было дышать. Так, словно брал меня прямо сейчас, делал своей собственностью, присваивал. Я обмякла в его руках, смирившись с тем, что произойдет дальше. Почти желая того, что произойдет… Да нет, не почти. Не в силах больше противиться желанию, я ответила на поцелуй. Теперь уже не король прижимал меня к стене – я прильнула к нему, обхватив руками, с томительным стыдом предвкушая, что будет дальше. Но я ошибалась. Он оторвался от меня, отодвинулся и уткнулся лбом в стену, хрипло и коротко дыша, словно каждый вздох доставлял ему нестерпимую боль. Его плечи подрагивали, бока ходили ходуном. – Нынче ночью вы будете у меня в опочивальне, – через какое-то время сказал король. – Служанка приведет вас. И запомните, вы не можете ни с кем говорить, кроме нее, никуда ни с кем уходить. Вы здесь только для меня. Король ушел, а я, едва держась на ногах, побрела к кровати и обессиленно рухнула на нее. 22 Его поцелуй все еще горел на моих губах, а тело сладко ныло от желания, словно, даже исчезнув, этот мужчина оставил на мне свой след, свою печать. Я уже была готова признать, что мне была приятна и ярость короля, когда он увидел меня рядом с другим, и несдержанность после. Но я не обманывалась в том, что это на самом деле. Магическое влияние темного… Я не слишком часто его испытывала. Однажды сестра показала мне, что это такое. Она бы никогда не стала, но я так ее просила… И она сдалась – повелела мне принести столовые приборы в ее комнату – вполне безобидное, хоть и нелепое и бессмысленное действие. Но я бежала выполнять это поручение так, словно бы это было лучшее, что я могу сделать в этой жизни. Когда морок прошел, я ужаснулась. И тут же потребовала у нее дать обещание никогда, никогда так не поступать. Мирая тогда лишь пожала плечами: «Мне бы и в голову такое не пришло». Да никому бы не пришло! А через несколько дней подарила мне образок богини, сказав: «Это защитит тебя. И от меня тоже». Я вздрогнула. Как же я могла об этом забыть! Все мои драгоценности теперь у меня – Аманда не посмела их забрать. Она уж точно неглупа, и прекрасно понимает, что ни носить, ни продать их не сможет. Это слишком рискованно: напав на след украшений, Лаорр сможет добраться и до нее. И гнев его будет огромен. А это значит, что образок все еще там, в моем саквояже. Я подскочила с кровати и бросилась перебирать свои вещи. Сначала не нашла то, что искала – и в отчаянии закусила губу, стала выбрасывать вещи, трясти саквояж – и образок нашелся. Он зацепился за подкладку. Я прижала украшение к груди, надела на шею… теперь многое изменится. И уже нынешней ночью наша игра с королем будет выглядеть совсем иначе! Приободренная этой мыслью, я почувствовала себя увереннее. Пусть я не так много выиграю – я по-прежнему несвободна, я по-прежнему заперта в замке темного, у которого, похоже, не все в порядке с головой, но зато теперь я не буду вынуждена его желать и таять, как только он меня коснется. А если я свободна в своих чувствах и помыслах – рано или поздно я обрету и настоящую свободу. Я наскоро сбросила вещи в саквояж и закрыла его. И вообще. На что я трачу время? На глупые страдания? И это когда рядом нет служанки и можно вдоволь понаблюдать за заветной дверью! Я подошла к окну. На этот раз мне не пришлось долго ждать, прежде чем я смогла увидеть что-то интересное. Человек со шрамом уже был там. Видимо, караулил, ждал дорогих гостей. Я напряглась: ожидание вдруг стало тревожным. Почему-то на этот раз от гостей я ждала только плохого. И не напрасно. Когда стали сгущаться сумерки, из проема вышли две женщины. Обе они были наряжены в темные балахоны. Надвигающаяся темнота скрывала их лица, но одну я узнала сразу же. Аманда. Та, что привела меня сюда. О том, кто такая вторая догадаться было не трудно. Явно еще одна юная девушка – подарок для короля. Мне почему-то стало горько. Я коснулась рукой губ, на которых, казалось, все еще горел его поцелуй. А что я хотела? То, с какой страстью он целовал меня сегодня вовсе ничего не значит. Вернее, значит. Значит, что он никому не позволит коснуться своей игрушки. Но кто сказал, что сам не станет заводить новых? И неужели я была настолько глупа, что могла предположить нечто подобное. Женщина и девушка проследовали за человеком со шрамом и скрылись из виду. А я осталась у окна. Как ни уговаривала я себя, что мне все равно, сердце наполнилось горечью, и почему-то мой оберег от темной магии совсем не помогал. 23 Девушка-служанка явилась с очередным перекусом и приказом собираться в королевскую опочивальню. Мне же кусок в горло не лез. Я все пыталась найти объяснение тому противному щемящему чувству, которое поселилось в моей душе, но никак не могла, пока, наконец, не придумала следующее: причина не в девушке, которую привела с собой Аманда, а в самой Аманде. Именно она вызывает у меня неприятные воспоминания о том, о чем хотелось бы забыть, именно от нее мне становится жутковато. Да-да, это страх, а никакая не глупая ревность. Потому что с кем и как развлекается король – вообще не мое дело, и совершенно точно не может меня задевать. И сегодня, надеюсь, я смогу сама себе это доказать. Образок – оберег от магии темных – приятно холодил мою кожу. Поскольку один он мог бы вызвать у короля подозрение, то я добавила еще несколько украшений: из вороха драгоценностей выбрала пару колечек, изящные сережки, которые низко спускались, касаясь шеи, и браслет, тонко обнимавший запястье. Король, с присущим ему самодовольством, и не подумает, что я захотела защититься. Напротив, решит, что его игрушка сама увлеклась игрой и захотела принарядиться. Вот и прекрасно. Думаю, он быстро поймет разницу между мной и остальными обитательницами замка. Впрочем, о чем это я… Какая мне разница, что он там поймет. Главное, я не буду чувствовать этого мучительного наслаждения, смешанного со стыдом. Злая победная улыбка играла на моих губах, когда я входила в королевские покои. Король стоял у окна и листал какие-то бумаги. Вид у него был самый озадаченный. Он точно не был похож сейчас на монаршию особу, которая решила поразвлечься и долго выбирала, какую из наложниц пригласить к себе в комнату. Он обернулся, увидел меня и сразу переменился. Я могла бы поклясться: он рад меня видеть. Что-то такое почти человеческое промелькнуло в выражении его лица. И хотя брови его были по-прежнему нахмурены, но глаза потеплели, а кончики губ едва заметно дрогнули. Его взгляд обежал меня всю от макушки до кончиков туфелек, выглядывающих из-под платья, и задумчиво остановился на цепочке, обвивавшей мою шею. Кожа там моментально покрылась мурашками, сердце подпрыгнуло и жарко заколотилось в груди. О боги! Что же со мной творится? На мне же оберег! Это могло значить одно из двух: либо королевская магия так сильна, что ее не взять никаким амулетом, либо тот самый амулет не работает. Может он и с самого начала был неправильный, кто ж его проверял? В замке было не принято воздействовать темной магией. Третий вариант я предпочла не рассматривать, иначе пришлось бы признать, что томительное и болезненное чувство, которое я испытываю всякий раз, когда вижу его и когда касаюсь, вызвано вовсе не магией. А это значит, что участь моя куда более печальна, чем я думала ранее. Нет ничего хуже, чем влюбиться в недостойного мужчину – мне ли этого не знать. Но повторить эту глупость дважды… Король приблизился ко мне. Сейчас он был куда более спокоен, чем утром. – Вы решили принарядиться для своего короля? – сказал он, не сводя глаз с той цепочки, отчего у меня мутилось в голове, – Простите. Я должен был об этом подумать. Как и любой девушке, вам наверняка нравятся украшения. Завтра к вам явится придворный ювелир, обещаю, недостатка в украшениях у вас не будет. Любой девушке?! Я не «любая девушка»! И вообще, какая разница птице, что сидит в клетке, чем эту клетку украсят? А вот королю лучше не знать, что мое положение мне не так уж и нравится. Чем меньше он будет меня сторожить – тем больше шансов, что со временем у меня получится сбежать. Я отвернулась и смогла, наконец, нормально вздохнуть и хоть немного собраться с мыслями. – Благодарю… Это мило… с вашей стороны, – прошептала я. Он привлек меня к себе, зарылся лицом в волосы и хрипло сказал: – А поцеловать?… От звуков его голоса, от горячего дыхания что-то сладко оборвалось внутри. Колени подогнулись, и я непременно упала бы, если б не обхватила его талию обеими руками, прижимаясь плотнее… Даже сквозь кучу одежды я чувствовала жар его тела, мускулистого, твердого, большого. Он приподнял мое лицо за подбородок и наклонился, почти касаясь моего рта своими губами. Почти… И это «почти» сводило с ума. Я словно пила его дыхание, а он пил мое, и было в этом что-то безумно возбуждающее, заставляющее привстать на цыпочки и тянуться, тянуться, чтобы приникнуть, наконец, к этим манящим упругим губам… Словно если сейчас я немедленно его не поцелую, то просто умру. Эта мысль, пробившаяся сквозь истому, меня отрезвила, я даже попыталась отстраниться, но не тут-то было. Он притиснул меня к себе одной рукой, запустив другую в волосы и придерживая затылок, жадно впился в мои губы. В голове зашумело, по телу моментально растеклась слабость, унося всю решимость и все благоразумие. Поцелуй становился жарче, бесстыднее, глубже. Его язык терся о мой, наступал и отступал, словно обещая упоительное продолжение. Низ живота пульсировал, наливался теплом, тянул сладкой болью. Горячая мужская ладонь гладила спину, сминая легкую ткань платья, поднималась вверх и опускалась вниз, а я не только не возражала, но и покорно выгибалась, подставляясь под новые ласки, и таяла от этих прикосновений, и сама трогала его, где хотела, упиваясь ощущением твердых мышц под пальцами. Чужая рука сильно сдавила грудь, и я застонала прямо в его рот, терзающий мои губы. Он тер через ткань платья мой сосок, и это почти нестерпимое удовольствие отзывалось спазмами между ног, где сразу стало жарко и мокро. На мгновение король отстранился, хрипло и коротко дыша, и сквозь упоительный дурман я услышала хруст разрываемой ткани, почувствовала как холодный воздух касается тела. «Несдержанный как матрос…» – скользнула по краю сознания странная мысль, но додумывать ее не хотелось. Я трясущимися руками пыталась расстегнуть мелкие пуговички на рубашке короля, поскуливая от нетерпения. Он сгреб меня в охапку и бросил на кровать, и сам упал следом. 24 Холодный шелк коснулся спины, немного отрезвив. Я приподнялась на локтях и открыла глаза. Вид моего тела, распластанного по постели в разорванном до талии платье, бесстыдно обнаженная грудь с торчащими розовыми сосками и задранный до коленок подол привели меня в ужас. Что я делаю? Почему не действует амулет?! Да я похожа на распутную девку, готовую от первой же ласки раздвигать ноги! Мне бы следовало испытывать сейчас ярость и унижение, а не вот это вот умопомрачение! Я подняла голову и встретилась взглядом с королем. Он лежал на кровати, подпирая голову одной рукой, и странно смотрел на меня, напряженно, выжидательно, словно кот, подстерегающий глупую мышь. Нет уж, никаких мышей! Я вытянулась на кровати, кое-как прикрывшись обрывками лифа (вряд ли поможет, но вдруг), и приготовилась. Нужно просто лежать, не стонать и не двигаться, позволить королю делать все, что он хочет, и ни за что не выдать себя, не показать, как действуют на меня его прикосновения. Да что там прикосновения, даже взгляды и звуки его голоса. Тогда король быстренько все закончит и потеряет ко мне интерес. И я не успею окончательно загубить свою жизнь, влюбившись в того, кому это совсем не нужно. Горячее дыхание коснулось щеки, и я застыла, убеждая себя, что все это мне нисколько не нравится. Но почему-то сердце екнуло и забилось в сладком ужасе, а рот сам собой приоткрылся. Но он не стал меня целовать. Не сводя с моих губ жаркого взгляда, он согнутым пальцем провел от подбородка до ямочки между ключицами, а потом обратно, и снова вниз… Кожа моментально покрылась мурашками, холодок скользнул по спине. Он водил и водил, и это простое поглаживание действовало на меня сокрушительнее изысканных ласк… Я судорожно сглотнула, чувствуя, как наливается сладким колючим жаром низ живота, как все сильнее разгоняется кровь, бухая в висках, как кружится голова… Он отстранился, и я всхлипнула от странной смеси облегчения и разочарования. Мужские ладони сдавили талию и поехали вверх, к подмышкам, безжалостно сминая остатки лифа. Замерли на мгновение и больно стиснули грудь, пощипывая и выкручивая соски сквозь прорехи в ткани. – А-а-ах… Я прикрыла глаза и тяжело задышала. О боги, это было приятно. Это было слишком приятно! Щипки становились все чувствительнее, от каждого словно молния прошивала тело, отдаваясь томительным спазмом между ног. Я чуть выгнулась, еле сдерживаясь, чтобы не застонать. Во всем, что он вытворял, не было ни капли нежности, одна грубость и сила, но как же это возбуждало… – Раздвинь ноги! – хрипло скомандовали над ухом. Сердце ухнуло куда-то вниз, дыхание перехватило, по телу прокатилась волна жара, скапливаясь тугим комком в промежности. Сквозь сладострастный дурман вяло промелькнула мысль, что я должна была отказаться и вознегодовать, потому что это неправильно и неприлично. Должна была, да… Но почему-то послушалась… Видимо, я ужасно испорченная. – Шире! И снова послушалась. Это было порочно, но так восхитительно… Тело плавилось от острых и пряных ощущений, неведомых ранее, кожу покалывало тысячей крохотных иголочек, а в голове теперь не осталось ни одной мысли, совсем. – Задери юбку… – вкрадчивый шепот обжег шею. Я всхлипнула, чувствуя, как болезненно скручивает низ живота какой-то странный голод, почти нестерпимый. И медленно потянула вверх подол платья, обнажая раскинутые колени… белые беззащитные бедра… влажные складочки… Над ухом прерывисто вздохнули, я зажмурилась и отвернулась. Если король еще хоть немного продолжит эту чувственную пытку, если он еще хоть слово скажет своим хриплым голосом… Я сама на него наброшусь, и будь, что будет… Через секунду горячее дыхание коснулось промежности, меня словно пламенем опалило, из горла вырвался хриплый крик. Все мысли разом сгорели, осыпались пеплом. Желание, дикое, первобытное скрутило тело, я выгнулась дугой, умоляя о новых бесстыдных ласках. Жадные губы сомкнулись вокруг набухшего бугорка, втянули его в рот, чуть посасывая, с силой прикусили. Боль смешалась с наслаждением, кипящей лавой помчалась по венам. Он мучал, терзал мою влажную плоть, а я лишь упивалась этим. Мои крики отражались от стен и прилетали обратно, и эта какофония усиливала все ощущения стократ, заводя еще больше. Касания его языка, то нежные, то жалящие, укусы, поглаживания, его пальцы, ласкающие так сладко, так откровенно… Перед глазами кружился огненный вихрь, вспыхивал миллионами сладких искр под кожей, обжигал тело нестерпимым, упоительным наслаждением. В животе словно что-то взорвалось, я всхлипнула и провалилась в темноту. Я еще восстанавливала дыхание и возвращалась в реальность медленно. Будто настоящий мир со всеми его сложностями и проблемами не желал меня принимать, предпочитая оставить в том невыразимом блаженстве, в котором я пребывала, в котором я растворилась без остатка. Будто и не было никакой меня, а если и была, то в каком-то другом виде, сотканная из солнечного света, из звезд и счастья. – Что происходит? – недовольный голос короля вырвал меня из этого блаженства, словно прервав полет. Я приоткрыла глаза, посмотрела на него сквозь ресницы и невольно улыбнулась: как же он все-таки красив! – А что происходит? – промурлыкала я, даже не пытаясь привести в порядок одежду. Мне было слишком хорошо, чтобы думать о таких глупостях. – Не происходит ничего такого, чего бы вы сами не сделали.