Но даже несмотря на то, что мои стены остались, они сомкнулись надо мной, удушающе сжимая меня. — О, я боролся и с мужчинами. Я охотился на них всех. У бога нет предубеждений. Он справедлив ко всем. Я распространяю свою силу на всех. — Его голос звенел силой и гордостью. — Теперь посмотри, как этот «больной ублюдок» трахает твою драгоценную Лу. На меня навалилась тяжесть, а рот прижался к моей груди. Запрещенный всхлип вырвался на свободу, и в моей стене появилась трещина. Мои бедра были раздвинуты и сжаты до такой степени, что я знала, у меня останутся синяки. Я крепче зажмурила глаза, отчаянно пытаясь залечить свою трещину. — Посмотри на меня, красавица. — Его мягко произнесенные слова ласкали мой разум, уговаривая подчиниться. Я отказалась. Мои губы сжались, когда прерывистое дыхание время от времени вырывалось у меня через нос. Я слышала, как Джек кричит на Грейсона, пытаясь остановить, отвлечь. Я знала, что ничто не остановит и не отвлечет. Я молилась о том, чтобы мой разум был чист. Я молилась о том, чтобы потерять сознание. Грейсон рванулся вперед, забирая то, что ему не принадлежало. Я вскрикнула от острой боли. Он не останавливался, боль пронзала снова и снова. Моя гордость была отброшена прочь, на смену ей пришли стыд и страх. Меня здесь нет. Меня здесь нет. Тихие рыдания сотрясали мое тело, мои губы оставались сжатыми. Он мог получить это, но я сдерживала звуки своей боли. Я сдерживала свое послушание. — Посмотри на меня. — Его требования потрясли мой разум. Я заблокировала это, отказавшись. Я отрицательно покачала головой. Я не отдам ему этого. Это было все, что у меня осталось. Это было мое. Его гнев увеличил силу его проникновения, сотрясая мое тело. Мокрые дорожки слез попали мне в уши. Я проигнорировала все это. Меня здесь нет. — Посмотри на меня! — Глухой удар пронесся по моему черепу, прежде чем вся сила боли отразилась на левой стороне моей щеки, там, куда пришелся его кулак. Звон в ушах почти заставил меня открыть глаза, чтобы оценить ущерб, но я изо всех сил сопротивлялась ужасу, пытавшемуся разорвать меня на части. Крики слева от меня сменили звон и вернули меня обратно. Болезненный жар распространился по моей щеке в глаз и челюсть. Вокруг меня поднялась буря шума. Мое тело затряслось, меня окружили сердитые крики, и я оттолкнулась назад. Мои стены сомкнулись, и я удерживала их всем, что у меня было. Это не победит меня. Я выберусь любой ценой. — ПОСМОТРИ НА МЕНЯ! — Еще один удар в то же место. Снова крики Джека. Еще одно требование открыть глаза. Еще один удар. Моя челюсть выдвинулась слишком далеко. Все рушилось. Это было оно. Мое тело онемело. Мои мысли обратились к осознанию того, что я, возможно, не выберусь отсюда живой. Я даже не была уверена, открыты у меня глаза или закрыты. Меня охватил шок, и я, наконец, победила, когда мое тело погрузилось в оцепенение. Удар, удар. Сильный удар. Один за другим. Удары не доходили до меня. Мое тело поднялось над болью и вышло из-за барьера моего разума. Меня действительно там больше не было. Когда пустота прокралась по краям моего сознания, во мне поселился настоящий страх. Черные дымчатые руки проникли в мой разум. Я знала, что получила слишком много ударов по голове. Я наконец поняла, что я не выберусь. Мне стало грустно в какой-то пустоте, приносящей облегчение. Грустно, что у меня ничего не получится. Грустно за Джеймсона и Эви, единственную семью, которая у меня была. Грустно за Джека, потому что ему придется закончить это одному. Как раз перед тем, как сгустилась темнота, по комнате разнесся громкий треск, и с меня свалился тяжелый груз. Однако было уже слишком поздно. С последней мыслью, что Джек выберется живым, принесшей облегчение, я отпустила оставшийся свет и позволила тьме поглотить меня. 32 ДЖЕК — Пожалуйста, проснись. Пожалуйста, проснись. Пожалуйста, проснись. Я хотел, чтобы мой отчаянный шепот донесся до нее сквозь все пищащие аппараты и равномерное жужжание машины, помогающей ей дышать. Я пожелал, чтобы ее глаза открылись - чтобы ее сияющие изумрудные глаза встретились с моими, но вместо этого все, что я увидел, были белые повязки и черные, синие и пурпурные пятна на ее опухшей щеке. Как будто эта боль была моей собственной, мне было больно видеть ее. Не в силах этого вынести, я уронил голову на матрас. Часы посещений давно прошли, но это было самое раннее, что я смог сделать. Через семь часов после того, как нас троих привезли сюда. Когда мы впервые приехали сюда, я блять, выбесился, наблюдая, как они везут Луэллу в противоположном от меня направлении. Только когда они пригрозили дать мне успокоительное, я успокоился настолько, что они смогли осмотреть мои травмы. Я рассудил, что мне нужно быть начеку на случай, если я понадоблюсь ей. Не то чтобы я был в состоянии что-либо сделать, когда она нуждалась во мне. Чувство вины проникло глубже, причиняя моему телу больше боли, чем любая из моих травм когда-либо могла причинить. — Пожалуйста, проснись, — взмолился я. Потребовалось слишком много времени, чтобы добраться до нее, но они держали меня в палате, и только когда больница затихла на ночь, я смог проскользнуть мимо медсестер и их орлиных глаз. Каждое мое движение заставляло их поспешно толкать меня обратно к кровати, повторяя как мантру, что мне нужно лечь, иначе я порву швы. К черту мои швы. Я бы разорвал их голыми руками, если бы это означало добраться до нее. — Ты нужна мне, — прошептал я. — Я только что нашел тебя, и я не могу представить себе эту жизнь без тебя. Я люблю тебя, Луэлла. Пожалуйста, не оставляй меня. Я прильнул к ее мягким, тонким пальцам своей грубой, избитой рукой, нежно поцеловав каждую костяшку. Жесткие бинты на моих запястьях и кистях издевались надо мной, вызывая еще большее разочарование, с которым я не знал, что делать. Мне потребовалось слишком много времени, чтобы снять веревки. Я думал, у меня будет больше времени. Я сосредоточился на том, чтобы вести себя тихо и держать все под контролем, поэтому не оставил никаких намеков на свои планы. Я не ожидал, что Грейсон так быстро выйдет из себя. Я не ожидал, что Грейсон окажется серийным убийцей. В конце концов, когда я высвободил свои руки, потребность в тишине давно отпала. — Мне так жаль. — Сэр, часы посещений закончились, — раздался строгий голос от двери. Я не потрудился повернуться к ней лицом. Я сосредоточил все свое внимание на Луэлле. — Я не уйду. — Мои слова были обращены как к Луэлле, так и к медсестре. Она вздохнула. — Тогда я буду вынуждена вызвать охрану. — Все в порядке, — заявил другой низкий голос, входя в комнату. — Вы уверены, детектив? — спросила она. — Да. Возможно, он сейчас для нее самое лучшее, — ответил Шейн. — Хорошо, но ненадолго. Скрип ее туфель по кафелю затих, и мы остались только втроем. Шейн перешел на другую сторону кровати Луэллы, к единственному другому стулу, втиснув свое крупное тело в слишком маленькое сиденье. Вспомнив его слова, я усмехнулся, поморщившись от пронзительной боли. Мои сломанные ребра протестовали против резкого движения. — Самое лучшее для нее? Да уж, точно. Осматривая ее, отмечая каждую царапину и синяк, зная, что это даже не самая сильная боль, которую она перенесла, я понял, что ей было бы лучше с самим дьяволом, чем со мной. — Ты спас ее, — сказал Шейн. — Недостаточно скоро. Воспоминание о тех последних нескольких мгновениях вернуло тот же прилив ужаса и страха. Мой желудок болезненно сжался только для того, чтобы ярость вернула его обратно и зажгла, распространяя огонь по моим венам и напрягая каждую мышцу по максимуму, чтобы вырваться на свободу. Сидя в том кресле и наблюдая за Грейсоном, я все дальше и дальше ускользал от здравомыслия; оно поглотило меня. Пока, наконец, подобно взрыву, я не раздавил стул, не вырвал свои руки из пут и не атаковал. Я зарядил Грейсона каждой унцией адреналина, переполнявшего меня. Луэлла поглотила все его внимание, дав мне возможность одержать верх. Мы приземлились с глухим стуком, и я превратился в животное. Не существовало ничего, кроме того, чтобы лишить его существования. Он наносил удары, умудрился вытащить нож, который припрятал, и глубоко вонзил его, но моя ярость парализовала меня - не давала сосредоточиться. Ничего не существовало, пока дверь не выломалась, и копы, одетые в черное, не схватили меня за руки и не оттащили от едва находящегося в сознании окровавленного Грейсона. Я оскалил зубы, как собака, готовая перегрызть ему горло, когда Шейн выкрикнул мое имя. Я переключил свое внимание на то место, где он освобождал Луэллу, натягивая одеяло на ее голое тело. Ее голова откинулась назад, демонстрируя каскад крови на ее и без того распухшем лице. Все внутри меня превратилось в ничто. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Шейн, возвращая меня обратно в больничную палату. Медленно я перевел невозмутимый взгляд в его сторону, заставив его раздраженно рассмеяться. — Да. Глупый вопрос. Но я видел твои рентгеновские снимки. Пробитое легкое. Сломанные ребра. Проломленный череп. — Почти проломленный, — вставил я. Ничто не шло ни в какое сравнение с тем ущербом, который получила Лу.