– Правильнее врать, а самой пытаться лечь в постель моего мужа? Что ж… тогда у меня вопрос – зачем ты здесь? Ну, раз уж так правильно поступала всё это время – иди и поступай так дальше. – Я не пыталась лечь со Львом в постель! И уверена, у нас бы ничего не случилось, даже если бы Даша нас не застала! Как мне хотелось сейчас размахнуться и врезать по красивому лицу Аллы! Аж руки чесались… Но опускаться до базарных разборок я не стала. – Для того, чтобы это понять, вам нужно было раздеться догола и лечь в нашу со Львом супружескую постель? Ах, какой интересный способ проверить встанет на тебя у чужого мужика или нет, – притворно восхитилась я. Потом сделала вдох и выдох, беря себя в руки. На всё сейчас плевать, кроме того, что моя дочь в опасности и может совершить тот шаг, за который мы, взрослые, потом будем нести огромную ответственность. – Алл, мне сейчас не до бесед о том, хотел тебя Лев или нет. И вообще я не собираюсь это обсуждать в принципе когда бы то ни было. Мы с ним разводимся. Такое предательство я не прощу ни ему, ни тебе. И, знаешь, на данный момент я вообще ни о чём не могу думать кроме того, как сказать Даше и Антону, что они брат и сестра. На лице бывшей подруги отразился такой ужас, что у меня даже брови поползли наверх. Неужели она сейчас будет иметь наглость просить меня сохранить это в тайне от детей? Ведь Герман всё знает, Лев – уже давно в курсе. Для меня это тоже не тайна. Алла же не настолько дура, что считает, будто Даша и Антон должны оставаться в этом вопросе двумя слепыми котятами? – Пожалуйста… только не говори им, умоляю! Нужно сделать так, чтобы они перестали общаться и отстранились друг от друга! Но ни один из них не должен ничего узнать! Она даже метнулась ко мне и попыталась схватить за руку, что я не позволила сделать, отступив. В глазах Аллы полыхала яростная мольба, смешанная с нотками полного отсутствия контроля, и от этого хотелось отшатнуться. – Я не хочу, чтобы Герман узнал про то, что Тоша – не его сын! Это неправильно! Они любят друг друга, понимают один другого так, что это настоящие отношения родителя и ребёнка. Он не должен знать, что Антон ему не родной! – проговорила Алла, и я стала судорожно подбирать те слова, в которых не будет нецензурной брани. – Герман и так знает, что Тоша – не его сын, – раздался тихий голос. И принадлежал он вовсе не мне. Его обладателем был бывший муж Аллы, который стоял от нас в паре метров. Если бы месть подруге заключалась в том, что на её лице на веки вечные появилось бы выражение крайнего шока, сейчас я была бы удовлетворена на все сто. Такой ошарашенной я не видела Аллу никогда в жизни. Она стояла, закрывая и открывая рот, как выброшенная на лёд рыба, и изумление это было настолько неподдельным, что в него верилось безоговорочно с «первых трёх нот». – Да, Алл… Я начал подозревать вас со Львом в связи с того вечера, когда вы обнаружились целующимися на балконе. Тогда вы отоврались, и я даже стал сомневаться в том, что увидел. Но когда сделал тест ДНК, понял, что не ошибся. Лев – отец Антона, и я это знаю, – сказал Герман. Алла не смогла больше оставаться на ногах. Она отошла к скамье и опустилась на неё, тяжело дыша. – Но ты ведь забрал Тошу и воспитываешь его, как родного сына, – глухо сказала она. – И собираюсь делать это дальше, если только Антон не передумает после того, как мы расскажем ему правду. Ему и Даше. И сделаем это все вместе. Лев, ты, Олеся и я. Алла закрыла лицо руками, её тело стали сотрясать судороги. Мы с Германом переглянулись, на лице бывшего мужа моей некогда лучшей подруги проступило удивление. – Я прошу вас… умоляю… давайте всё оставим так, как есть! Тоша станет неуправляемым, если рассказать ему правду! – отняв руки от лица, попросила Алла. На скулах Германа, на которого я сейчас смотрела во все глаза, заиграли желваки. Он был зол и даже этого не скрывал. – Ты имеешь очень искажённое представление о собственном сыне! – с нажимом сказал Герман. – Тоша добрый и хороший парень. Да, у него играют, что называется, гормоны в одном месте, но это для возраста в пятнадцать лет совершенно нормально. А ты всегда была эгоисткой, Алла. Для тебя твой комфорт и твои хотелки превыше всего. Я не удержалась от кривой улыбки. Под хотелки бывшей подруги вполне попадал ещё и мой муж, которого Алка уже могла начинать прибирать к рукам. Если, конечно, он ей будет нужен после развода со мной. А то запретный плод – это одно, а жить с кем-то и обстирывать его – совсем другое. – Мы расскажем детям всё прямо сегодня, – решительно сказала я. – Будешь ли ты при этом присутствовать, или нет – только твоё дело. Сказав это, я обратилась к Герману: – Идём. Нам нужно многое обсудить. Он кивнул, и мы направились в сторону двери в подъезд, когда услышали позади голос Аллы: – А! Спелись голубки, – процедила она со злобой. Я не удержалась и хмыкнула. – И это говоришь мне ты? – фыркнула, полуобернувшись. И, взяв Германа под руку, зашагала дальше, больше не глядя на бывшую подругу. Я и представить себе не могла, что нервное состояние, в котором я пребывала, когда только узнала об интрижке Льва и Аллы, в итоге покажется мне цветочками. А ягодки ожидали меня впереди, когда я расхаживала по кухне туда и сюда под взором Германа, с которым мы приняли единогласное решение. Будь, что будет – мы всё рассказываем Даше и Антону. Даже без присутствия других причастных лиц. Лев хоть и позвонил мне сам примерно час назад, видимо, когда Алла уведомила его о том, что именно мы затеяли с её бывшим мужем, я не знала, сдержит ли он обещание приехать. А ещё я заранее предупредила его, что если он хоть словом вновь попытается обелить себя за счёт дочери или сына – ему несдобровать. Дочь и сын Льва… Господи помоги и дай мне сил на то, чтобы выдержать предстоящую беседу. – Давай попробуем успокоиться, – сказал Герман, по которому было заметно, что он тоже очень нервничает. – Мы обязаны обезопасить наших детей. Остальное – неважно, – сказал он. Присел рядом, взял меня за руку. Я сжала его горячие пальцы. И как только Герману удавалось сохранять видимость спокойствия? Мои ладони подрагивали, были ледяными и липкими… – Мам..? – позвала меня от дверей в квартиру дочь. А я и не заметила, как они с Тошей пришли. На лице Даши была написана тревога. Бедная моя девочка, сколько всего ей довелось пережить за последнее время из-за того, что её собственный отец натворил дел! – Привет, дорогие, – ответила я, поднимаясь навстречу дочери и Антону. Они молчаливо обменялись вопросительными взглядами. Существовала огромная вероятность, что дети ни о чём не догадывались и сейчас всё для них станет таким шоком, который оба запомнят на всю жизнь. – Пап, что творится? – потребовал ответа Тоша, который сейчас выглядел как ощетинившийся ёжик. Он проследовал за Дашей, которая прошла к нам на кухню. Казалось, что Антон не хочет отпускать мою дочь ни на шаг. Даже почудилось, что они инстинктивно жмутся друг к другу, невольно ища поддержки. И как сказать им всё? Как разбить их розовые мечты? А может, я зря себя накручиваю, и дети с восторгом воспримут тот факт, что они – брат и сестра? Может, всё не настолько ужасно, как я себе успела напридумывать? – У нас есть серьёзный разговор, – взял слово Герман, указывая на пару свободных стульев. – Ты же у меня разумный парень, сын. И ты, Даша тоже девочка умная. Я надеюсь, что вы выслушаете нас спокойно и без лишних эмоций. Он скривился, видимо, от того, что не верил собственным словам. Я заметила краем глаза, как ладонь Даши скользнула в руку Антона. Тот сжал её, привлекая мою дочь ближе к себе. – Быть спокойными как-то не получается, – глухим от волнения голосом сказала Даша. – Может, уже расскажете, что произошло? – попросила она. – Расскажем, только сначала кое-кого дождёмся, – ответила я и не удержалась – мой голос тоже дрогнул. А когда в квартиру, наконец, зашёл Лев, причём в гордом одиночестве, показалось, что земля уплывает из-под ног. Даша уставилась на него, за мгновение превратившись в дикого волчонка. Антон сделал полшага вперёд, как будто хотел закрыть её собой. А я вновь опустилась на стул в бессилии. Момент икс наступал, и чем он закончится – пожалуй, не знали даже небеса… Показалось, что я превратилась в кусок желе. Даже шевелиться могла с трудом, а во рту пересохло так, что он превратился в пустыню Сахару. – Мам… я не хочу его видеть! – прошептала Даша, положив одну руку на плечо Антона. Тот полуобернулся к ней, и дети снова обменялись взглядами. В их глазах сквозили непонимание и немой вопрос. – Сынок, послушай… Что бы сейчас мы тебе ни сказали, знай, что моё к тебе отношение не изменится никогда. Я тебя люблю, и эта любовь становится лишь сильнее с каждым днём, – проговорил Герман. Тоша дёрнулся, как от удара. Его лицо искривилось, словно от боли. – Пап..? – глухо проговорил он, опуская голову и глядя на него исподлобья. – Не всё, что вы хотите мне сказать, я готов слушать. Я охнула, уже понимая, что если Антон ничего не знал, то сейчас начал догадываться. – Мамочка… мам! – взмолилась Даша, и от голоска её, полного тревоги и жуткого отчаяния, по телу моему прошла дрожь. Как же я ненавидела сейчас Льва и Аллу! До кровавой пелены перед глазами, когда хочется взять что-нибудь потяжелее и дубасить по источнику боли и кошмара до момента, пока тот не исчезнет. – Дашуль… всё хорошо, – прошелестела я в ответ, безуспешно пытаясь улыбнуться. Хотя, со стороны эта самая улыбка, наверное, походила на оскал. – На самом деле, Антон, Герман тебе не отец. Твой папа – я, – надтреснутым голосом вдруг сказал Лев, разрывая тот порочный круг, в котором мы все находились. Каждый из нас цеплялся за прошлое, в котором всё было иначе, оттягивая тот страшный момент, который неизбежно надвигался. Но Лев нашёл в себе силы и шагнул за пределы мучительной безысходности, больше похожей на болото. – И это осталось бы секретом до конца наших дней, если бы вы с Дашей… не стали так близко общаться. Вы – брат и сестра, Тош… Это уже добавил Герман, а я застыла немой статуей, не сводя глаз с детей. И поняла окончательно – они ничего не знали. Мало того, у них даже не было предположений по этому поводу… – Мам… Мамуля, что они такое говорят?! – выкрикнула дочь истерично. Она цеплялась за Антона, как будто он был единственной спасительной соломинкой в том океане, где она оказалась без спасательного круга. Сжимала одежду, хаотично водила руками по его спине и плечам. А Антон стоял, сжимая кулаки, весь превратившись в каменное изваяние. – Я вам не верю, – тряхнул он головой, когда я осознала, что не выдержу. Сорвусь с места, подбегу к ним, попытаюсь прижать к себе. Пусть злятся, отталкивают, даже бьют… лишь бы только хоть отчасти забрать себе всю ту боль, которая настолько остра, что отражается на детских лицах. – Мам! Как ты это допустила? А? Как ты допустила всё это?! – взвизгнула Даша, выходя из-за спины Антона. Она тяжело оперлась руками на стол и нависла надо мною. Нашла виновную в том горе, которое обрушилось на неё и Антона с грохотом стометрового водопада, и, наверное, была права… Я ведь была всё это время рядом с Аллой и Львом. И ничего не замечала! – Мам… Что мне теперь делать? Я люблю его! Слышите? Я его люблю! И вовсе не как брата!