На этот раз – чтобы дочь не сбросила вызов, или чтобы связь не оборвалась. – Мама! Мамочка! Скорее сюда! Мы в какой-то заброшке! Антон… он упал с крыши и не шевелится !Мамочка, мне страшно! Я замерла, застыла, превратилась в ледяную статую. Страх и истерика в голосе Даши была так ощутима, что у меня занемели пальцы, впивающиеся в телефон. – В какой заброшке? Где это? – пролепетала в трубку, едва не отключаясь от ужаса, который переживала в данный момент. На меня уставились пять пар глаз. На Аллином лице – недоумение. Лев и Герман смотрят с тревогой. А полицейские – с ожиданием. – Там, где у Тоши дача! Мама, дядя Герман должен знать! Пожалуйста, скорее! Я прикрыла глаза и досчитала до трёх. Нужно взять себя в руки. До этой деревни мы доберёмся самое раннее минут через сорок, и то если будем лететь со скоростью света, а помощь Антону нужна уже сейчас. – Где ты сама? Ты рядом с Тошей? – спросила я ровным голосом. Каких сил мне это стоило, не мог представить никто. – Я на крыше… Мы сюда залезли, думали тут переночевать. Я боюсь спускаться. Мамуля, а вдруг он умер? Она всхлипнула, а я стала отчаянно просить небеса помочь мне и не скатиться в истерику следом. – Спустись к нему. Только осторожно. Сначала – скинь мне точку на карте, куда нам ехать. Потом – к Антону. И вызывай скорую срочно! Я увидела, как побледнел Герман. Кадык на его шее дёрнулся, а сам он рванул ко мне. Я остановила его, выставив руку и помотав головой. – Всё, Даша! Соберись и делай то, что я тебе сказала! И не выключай телефон, что бы ни случилось! Я сама сбросила её звонок. Ноги подкосились и я опустилась на край стула. – Нам нужно срочно к ним… Даша сейчас пришлёт точку на карте, куда ехать, – прошептала я, не зная, как сказать о том, что стряслось с Антоном. – Что с моим сыном? – раздался голос Германа. Именно его, а не Льва, которому впору было задавать этот вопрос. – Он упал… с крыши. Похоже, ударился. Сейчас Даша вызовет скорую, – ответила я расплывчато. – Тогда поехали прямо сейчас, – проговорил Герман, и мы с ним сорвались с места и устремились прочь из дома. За час, который ушёл на дорогу до посёлка, где находилась дача матери Германа, случилось многое. Даша справилась – Антона увезла скорая. Он был жив, но в каком состоянии находился, моей дочери не сообщали. По дороге я позвонила Кременскому и сообщила, что его помощь не понадобится, а всё остальное время говорила с Дашей, которая пребывала в высшей степени взволнованности. Она то извинялась и умоляла её простить, то подгоняла нас, крича в трубку, что мы должны приехать как можно скорее. Нас с Германом отвезли до деревни сотрудники полиции. Поехали ли следом Алла и Лев, мне было неведомо. Да и, по сути, на этот факт было плевать. – Здесь направо, – сказал Герман, когда мы подъехали к посёлку. – Больница чуть в стороне. Показалось приземистое кирпичное здание в два этажа, и я схватилась за ручку на дверце, чтобы выбежать из машины в тот момент, когда она остановится. Сердце рвалось к моей девочке, я так отчаянно хотела прижать её к себе и убедиться, что она в порядке! – Мама! Мамочка! – закричала Даша с крыльца, стоило мне только покинуть машину. Она помчалась ко мне, а я почувствовала, как ноги мои становятся ватными. Дочь подбежала, буквально врезалась в меня. Впилась руками в одежду, а я вжала её в себя с такой силой, что мне показалось, будто кости Дашки хрустнули. По телу дочери проходили спазмы, но она не рыдала и не истерила. Сейчас мы были друг для друга оплотами спокойствия, которого ни черта в наличии не имелось. Но что я, что Дашка делали вид, что можем оставаться на поверхности разума. – Что с Антоном? – спросил Герман у моей дочери. Та вскинула на него взгляд, и в глазах её я прочла пылающее там чувство вины. Но с этим мы разберёмся позже. Всё обговорим и обсудим. – Он упал… мы собирались переместиться на удобное место, там можно было спать, накрывшись куртками. А Тошка оступился… напоролся на какой-то штырь. Врач сказал, чтобы вы сразу пришли, когда подъедете. Она указала рукой в сторону больничного крыльца, и мы, как по команде, сорвались и помчались к Антону. Я заметила, как рядом с больницей останавливается машина, из которой выходит Лев. Аллы рядом не наблюдалось, что я отметила краем сознания, не испытав ничего, кроме злости. Её ребёнок здесь, он в опасности, а она даже не удосужилась приехать! В коридоре, куда провела нас Даша, дежурная медсестра попросила обождать. Я снова почувствовала, как мои ноги отнимаются от пережитого стресса. Опустилась на металлическое сидение, рядом со мною тут же оказалась Даша. Я снова обняла её и стала шептать какие-то глупости, пока Герман расхаживал по коридору туда-обратно. Лев, притихший и больше похожий на труп, чем на живого человека, стоял чуть в стороне. Наконец, к нам вышел врач. Невысокий и полноватый мужчина в очках, который сейчас показался едва ли не богом. Он держал какую-то папку в руках, а у меня сердце ходуном ходило от фантазий о том, что сейчас нам скажут что-то страшное. – Кто отец Антона Серова? – спросил он, и в любой другой ситуации я не удержалась бы от нервного смешка, потому что Герман и Лев откликнулись хором «Я!». Но сейчас мне уж точно было не до веселья. Врач посмотрел на обоих удивлённо, но никаких ремарок вставлять не стал. – Я его родной отец, – отозвался муж. – А Герман – отец по документам, – добавил он после небольшой паузы. Врач кивнул и ответил: – Антон упал с трёхметровой высоты. Переломов нет, есть ушиб. При падении Серов напоролся на металлический штырь и потерял много крови. Возможно, понадобится переливание, но запасов в больнице не так и много. Какая у вас группа крови? – обратился он ко Льву. Тот тут же отозвался: – Четвёртая отрицательная. На лице врача появилось озадаченное выражение. Он пожевал губу и вдруг ошарашил нас всех: – У вас не может быть четвёртой группы. Потому что у Антона первая. А это, если вы являетесь родным отцом мальчика, просто невозможно с биологической точки зрения. *** Лев слушал то, что говорил врач, но толком ничего не понимал. Его разум словно блокировал любую информацию извне, предполагая заранее, что ничего хорошего его обладатель услышать уже не может. Сначала эта история с тем, что дети пропали… Тот жуткий разговор, когда Даша столкнулась с тем, что было для неё в данный момент самым страшным, как на репите повторялся и повторялся в памяти Льва. Потом побег детей, полиция, звонок дочери… Её полный отчаяния и ужаса голосок. И жуткое чувство вины, неподъёмным грузом лежащее на плечах Льва. Как нестерпимо больно было понимать, что он уже ничего не может сделать. Ничего не в силах вернуть. – Что? – только и выдавил он из себя. – Этого не может быть. Осознание, что Алла могла лгать ему столько лет, а он, как почётный баран, на это вёлся, немного отрезвило. – Тогда в вашем анализе на группу крови кроется ошибка, но сейчас выяснять это – лишь терять время, – продолжил врач. – У меня первая положительная? Подойдёт? – отозвался Герман. Они с Олесей на Льва не смотрели. Дочь тоже отвернулась, но Миронов успел заметить мелькнувшую в её глазах надежду. Это приободрило – если выяснится, что Алла ему лгала все эти годы и он Тоше не отец, это осчастливит Дашу. А о большем сейчас он и мечтать не смел. – Да, пройдёмте, – велел врач и они с Германом удалились. Лев снова тяжело привалился к стене и прикрыл глаза. Перед ними замелькали разноцветные пятна и показалось, что он в любую секунду может провалиться в забытье. Возможно, это было даже к лучшему. – Как только Тоше станет лучше – вы с ним сделаете тест ДНК, – раздался голос Олеси, и Лев распахнул глаза и посмотрел на жену. Дашка так и продолжала сидеть, отвернувшись. Как много всего он хотел ей сказать, но понимал, что сейчас не время и не место для откровенных разговоров. – Хорошо, – кивнул Миронов. – Но, возможно, он и не понадобится. Я всё выясню у Аллы сегодня же. Олеся фыркнула и, крепче прижав дочь к себе, покачала головой. – Ну, уж нет! Мы требуем, чтобы ты сделал именно тест ДНК. Уж прости, но ни твоим словам, ни россказням Аллусика я уже не поверю. Имя бывшей подруги Олеся произнесла язвительным тоном. Лев почувствовал себя в преисподней. Маленьком персональном аду, в котором находился рядом с женщиной, что была возле него несколько лет подряд. И, конечно, это была не жена, а Алла, которую сейчас он, казалось, ненавидит всей душой. – Хорошо, – кивнул он. – Я, наверное, поеду, – добавил, уже зная, куда направится сразу после больницы. Несмотря на поздний час, он планировал наведаться к Алле. Пусть расскажет ему всё. Захочет соврать – пожалуйста. Это будет даже хорошо – станет дополнительным поводом возненавидеть её ещё больше. – Поезжай, – пожала плечами Олеся и тоже отвернулась. – Только если понадобится решать вопросы с полицией и объяснять, почему наши дети сбежали, будь добр, не прячь голову в песок. Лев увидел, как Даша напряглась и побледнела, но стоило только Олесе прижать её к себе крепче, как дочь расслабилась. – Олесь… Я вам не враг, несмотря на всё, что натворил. Простите… – тихо проговорил он и едва ли не бегом направился к выходу из больницы. Алла открыла сразу, стоило только ему нажать кнопку звонка. Она была закутана в лёгкий домашний халатик, на лице – ни грамма косметики, отчего оно казалось трогательно-детским. Раньше Лев бы лишь восхитился тем, как она выглядит для своих лет, но сейчас хотелось поморщиться. Пока они, как безумные, мчались в больницу, Алла, судя по чуть влажным волосам, успела принять душ и готовилась ко сну, как ни в чём не бывало! Олеся бы никогда так не поступила. За своего ребёнка она готова была убить любого, включая самого Льва, а уж о том, чтобы прохлаждаться дома, если бы, не дай бог, Даша оказалась в больнице, и речи не шло. Впрочем, ему было плевать на то, как Алла относится к собственному сыну. Он же не волшебник, чтобы наколдовать из ниоткуда её материнские чувства. – Как он? – спросила Алла, впуская Льва в квартиру. Миронов после некоторого колебания зашёл – не рассказывать же среди ночи соседям то, что их совершенно не касается? – Сильный ушиб. Потерял много крови. Врач спрашивал, кто может стать для него донором. Лев плотно прикрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. Руки заложил в карманы джинсов. Стоял, взирал на Аллу сверху-вниз и гадал, что именно его привлекало в ней все эти годы. Наверное, некий элемент игры, когда едва касался запретного, но отступал, зная, что всё повторится рано или поздно. Это будоражило, но заходить за границу дозволенного Миронов не собирался. И если бы у него не сорвало крышу тогда, когда они с Аллой оказались в постели, где их и увидела Даша, эта «игра» так бы и продолжала существовать. Он всё так же бы ждал встреч, зная, что их связывает общий ребёнок, всё так же бы ходил по тонкой грани… – Я откликнулся, ведь я отец, – продолжил он, впиваясь взглядом в побледневшее лицо Аллы. – Но врач узнал мою группу крови и сообщил, что папой Антону я быть точно не могу.