Сначала Даше показалось, что Антон спокоен, хоть он и был встревоженным, когда она увидела его в том саду. Он сидел на скамейке, оперевшись локтями на колени, и смотрел прямо перед собой в одну точку. Затем была дорога домой, когда он просто к ней прижимался, и внутри Дарьи родился целый сонм чувств, которых она до сих пор по отношению ни к кому не испытывала. Даже к самому Тоше, в которого влюбилась и расставание с которым было остро-болезненным. Сейчас, когда он обнимал её и ей чудилось, будто они стали одним целым, в душе Даши появилась такая щемящая нежность, что это даже испугало. И вот они оказались вдвоём в её комнате. Дарья сказала маме, что побудет с Антоном, а потом придёт к ней и они поговорят. Мама кивнула и, ответив, что отправляется приготовить что-нибудь перекусить, пошла на кухню. Есть Даша совсем не желала. Да и Антону вряд ли сейчас кусок бы в горло полез. Но, возможно, мама, которая тоже перенервничала сегодня, таким образом хотела успокоиться. – Я не думал, что… мои родители такие монстры, – прошептал Антон, буквально упав на край постели Даши и вцепившись пальцами в свои волосы. Он сжал их с такой силой, что даже костяшки на руках побелели. Но Дарья ни слова не сказала – у неё и самой частенько бывало такое, что возникала необходимость встряхнуться болью. – Расскажешь всё? – хрипло шепнула она, оставаясь там, где стояла – прислонившись бедром к столу. И хотя ей очень хотелось подойти, присесть рядом с Тошей и обнять его снова, она не знала, как всё у них сложится дальше. Первые эмоции, когда он бросился к ней, вжал в себя, как будто она была единственно жизненно-необходимой, были позади. Они ведь уже не вместе. Что там происходило у Антона с другими девочками, она знать не знала и, наверное, хотела, чтобы это так и оставалось для неё тайной. Вот и не желала сейчас выглядеть глупо, если продолжит проявлять по отношению к Тоше сочувствие, которое ему окажется на фиг не нужным. – Я не думаю, что… тебе стоит об этом знать, – помотал головой Антон. Он отнял руки от головы и посмотрел на Дашу так, как будто был побитым псом, а она – человеком, который наконец-то вместо того, чтобы издеваться над ним, как то делали все остальные, протянул руку для ласки. Дарья тряхнула головой. Придумывает себе чёрт знает что! Тоша поднялся с постели, в его глазах полыхала чернота. Она не пугала, наоборот, притягивала взгляд. – Даш… Мои родители – монстры. Оба. Мать меня ненавидит, я ей никогда не был нужен. Она меня отправила к отцу, прекрасно зная, что ничего хорошего меня там не ждёт. А папа… Он произнёс это слово издевательским тоном, но Дарья чувствовала страх, который заскользил в его голосе. – А папа – это отдельная история, Даш… – Зачем ты вообще к нему поехал? – не сдержавшись, всплеснула она руками. – Дядя Герман ведь тебя так любит! Ты – его сын! Он снова прикрыл глаза и помотал головой. Приостановился от неё в полуметре и вдруг сказал: – Я повторю в третий раз… Мои родители – чудовища, Даш… Я даже не знаю, почему спрашиваю у тебя это, но… Ты, наверное, после того, что случилось, никогда не захочешь со мной быть? С губ её сорвался всхлип. Все жестокие слова, которые они сказали друг другу, всё то, что их развело по сторонам, сейчас вдруг показалось таким неважным… – Тош… Ты вёл себя, как… – Последняя сволочь, – закончил за неё Антон, пока Даша подбирала эпитеты. Он положил руку ей на лицо и провёл по нему пальцами в нежном жесте. Теперь уже Дашин всхлип превратился едва ли не в рыдание… – Ты сможешь меня простить? – спросил Антон. – Я… пока не знаю, – призналась Дарья честно. Она действительно не понимала саму себя. Вроде совсем недавно была тем человеком, которого предали двое близких, и который не готов был никогда с этим примиряться. И уж тем более, о прощении и речи не шло. И вот за такой короткий промежуток времени сначала она поняла, что когда-нибудь между нею и отцом смогут хоть отчасти наладиться прежние отношения, а теперь и чувствовала, что без Тоши ей будет гораздо тяжелее, чем с ним… – Но у тебя есть шанс попытаться моё прощение заслужить, – ответила она и вдруг, в противовес своим словам, обняла Антона и прижалась к нему так крепко, что тот даже охнул. Они простояли так несколько минут, становясь опорой и поддержкой друг другу. Двое подростков, одновременно взрослых и таких юных. – Он показывал мне, что со мной сделает, если я продолжу к нему лезть, – сдавленно шепнул Тоша, тоже крепко вцепившись в Дарью, как в спасательный круг. – Открывал жуткие фотки на телефоне, заставлял их смотреть и с насмешкой описывал всё, что на них происходит. Даша застыла, по спине пробежал холодок ужаса. Когда у неё будут дети, она убьёт каждого, кто хоть слово плохое о них скажет. – Эти люди… я имею в виду и тётю Аллу, и этого отвратительного мужика… Они тебе теперь никто, Тоша! – с жаром сказала Даша, отстранившись от Антона и взяв его лицо в свои руки. – А теперь повтори это за мной! – велела она. Чернота в глазах Тоши сменилась отголосками той же самой нежности, которую сейчас испытывала и сама Дарья. Нет, она точно понимала теперь: всё, что происходило между ними, не зря. И она жаждет быть с этим человеком, который запутался, заигрался, но всё равно хотел быть с нею. – Они мне теперь никто, Дашка… А ты – моё всё, – ответил Антон, и едва коснулся губами её губ. Дарья позволила ему это сделать, но вывернулась из кольца его рук и, направив на Тошу указательный палец, сказала строго: – Сначала требую заслужить у меня прощение! И несмотря на то, что хотела придать этому моменту столько серьёзности, чтобы у Антона даже сомнений в ней не осталось, не сдержалась и улыбнулась. В ответ Тоша тихо рассмеялся, но, почти сразу приняв торжественный вид, со всей ответственностью заявил: – Есть заслужить прощение! *** Когда Дашка пришла ко мне на кухню, я успела немного прийти в себя после случившегося. И не только от поездки к Рысину, но и от того, что случилось на озере. Было неудобно из-за срыва, который обрушила на Германа, но я пыталась себя хоть отчасти оправдать. Во-первых, сказался выпитый алкоголь. Во-вторых, чересчур острое нервное напряжение от того, что вдруг нахлынуло на меня в сторону Серова. Нужно будет уже завтра обсудить это всё с Германом и понять, прежде всего для себя самой, что же мне дальше со всем этим делать. – Мам! – позвала меня Даша, когда я стояла у окна с чашкой травяного чая и смотрела на ночной город, расстилающийся по ту сторону прозрачной преграды. – Как там дела? – спросила у дочери, встрепенувшись и выходя из своих размышлений. – Успокоился? – Да. Дашка кивнула и как-то по-особенному улыбнулась. Вроде таинственно, но с явственным желанием показать, что ей есть, о чём мне поведать. А я готова была слушать её и слушать, лишь бы только отвлечься на что-то, что выдернет меня из омута собственных мыслей. – Заснул. И мы помирились, – сказала она, устраиваясь за столом. – Ну, не то чтобы совсем, но… Я присела напротив, предварительно поставив перед дочерью тарелку с приготовленными бутербродами. – Я рада, Дашунь, – сказала дочери, видя, что она как будто бы ищет моего одобрения, или же готовится услышать, что она неправа, раз так быстро простила Антона. Но Даша была уже очень взрослой, а пройдя через испытания, которые сыпались на нас как из рога изобилия, поумнела и стала рассудительной не по годам. Я доверяла ей и её выбору. Да и знала уже, что так или иначе дочь обязательно наделает ещё ошибок, ведь без них никуда. Но я не смогу быть постоянно рядом и уберегать её от них. Зато могу иное – поддерживать своего ребёнка, что бы ни случилось. – А ещё… мы с папой сегодня поговорили. Знаешь, вроде ничего особенного в беседе не было, а мы так близки, как во время этого разговора, не были уже давно. Сказать, что меня совершенно не задели сказанные Дашей слова, означало соврать. Себе самой в первую очередь. Но отношения дочери и отца – это только их личное дело. И если Дашка в итоге простит Льва и будет с ним общаться – значит, так и должно быть. – Хорошо, – кивнула я, всё же взяв с тарелки бутерброд. Хоть есть совершенно не хотелось, но я заставила себя откусить кусочек. Дочь сделала то же самое и теперь, задумчиво прожевав его, вдруг меня ошарашила: – И если ты захочешь сама помириться с папой, то я уже не настроена настолько решительно против, как было раньше. Мои брови приподнялись. С чего вдруг она решила, что мне в голову в принципе может прийти такая идея? – Нет, Даш… Конечно, мы с твоим отцом постараемся общаться так, словно ничего не бывало… Ведь у нас есть общий ребёнок, а потом будут и общие внуки… Конечно, не сейчас, – с нажимом сказала я, сопроводив слова улыбкой. Даша вскинула руки, мол, да-да, понимаю всё прекрасно и даже слова против не имею. – Так вот… Мы связаны теперь с ним на всю оставшуюся жизнь, как бы то ни было, но… У нас не будет никаких отношений, как у мужчины и женщины. Сказав это, я задумалась: а как воспримут нашу связь с Германом Антон и Даша? Если, конечно, всё же предположить, что я позволю себе снова быть счастливой, и сделаю это именно с данным конкретным мужчиной? На память пришли сериалы, которые я смотрела с бабушкой, ещё когда была маленькой. Тогда в них показывали чушь, наподобие того, что родители мужчины и женщины, находящихся в отношениях, не могут быть вместе. И в детстве я воспринимала это за чистую монету. Сейчас же подобное не вызывало у меня ничего, кроме смеха. Но то я, а Даша и Антон – совсем другое. – К тому же, за мной ухаживает Герман, – решилась я, произнося эти слова тихо, как будто опасалась говорить о вероятности того, что мы с Серовым можем быть вместе. Теперь уже настала очередь дочери удивлённо приподнимать брови. Но, судя по выражению её лица, она не была ни раздосадована, ни обозлена услышанным. Скорее, просто обмозговывала полученную информацию и, возможно, даже прикидывала в уме, высказать своё отношение к сказанному сейчас, или всё же для начала обсудить всё с Антоном. – Так это же будет здорово, если вы сойдётесь! – всё же приняв решение, воскликнула Даша, от чего с губ моих помимо воли сорвался вздох облегчения. Оставив недоеденный бутерброд, дочь вскочила на ноги и бросилась ко мне обниматься. А потом, отстранившись, добавила: – Завтра это обязательно обсудим все вместе! А сейчас пойду стелить себе на диване. Тошка всю кровать мою занял! Пока я подбирала слова, чтобы отреагировать на эту детскую непосредственность, которую выдала дочь, она умчалась прочь из кухни. А я опять осталась наедине с собой, своими мыслями и остывшим чаем. Взяв телефон, я пораздумала над тем, стоит ли тревожить Германа в столь поздний час. Он знал, что с Антоном всё в порядке и что мы добрались без приключений. И на этом, вроде как, можно было завершить на сегодня наше общение, но у меня аж кончики пальцев зазудели от желания ему написать. «Не спишь?» – отправила я сообщение в вотсапп. Ответ пришёл сразу же: «Нет. Что-то случилось?» Поймав себя на том, что на лице моём помимо воли появилась улыбка, я ответила: «Нет, всё хорошо. Тошка спит, мы с Дашкой только поужинали. Завтра ведь поговорим?» Прежде, чем бы решила, что этот идиотский вопрос задавать не стоит, я нажала кнопку «Отправить». «Обязательно поговорим, Олеся. Нам точно есть, что сказать друг другу. Спокойной ночи». По правде говоря, прозвучало как-то тревожно. Но я быстро убедила себя в том, что просто себя накрутила.