– Что тебе понятно? – не выдержала я. – Это твой ребёнок, Герман. Я говорила уверенно, абсолютно точно зная, что иного варианта попросту быть не может. Я беременна от Серова, иначе мне останется лишь одно – начать верить в происки Святого Духа. – У меня не может быть детей, Олеся! – прикрикнул на меня Герман, встав со скамьи. Он отошёл в сторону и сложил руки на груди. Взирал на меня с таким видом, как будто был палачом, а я – невинно осуждённой жертвой, которую привели на плаху и ей больше некуда деваться. Не спрятаться, не сбежать… – Я в курсе того, что ты думаешь, будто бесплоден, – начала я ровным тоном. Увидела, что лицо Серова превратилось в непроницаемую маску, но упрямо продолжила: – И всё же, я беременна. И это твой ребёнок. Я тоже поднялась со скамьи, понимая, что вряд ли останусь здесь сейчас. Слишком напряжённой была обстановка, в которую я подлила масла своим известием о беременности. И всё же я не собиралась давать себя в обиду и навешивать на меня чувство вины. Если уж на то пошло, случившееся с Аллой – не повод погружаться в это всё настолько, что остальное станет не иметь значения. А может, всё куда проще и Герман попросту не забыл свою больную любовь к этой женщине? Пока я пыталась смириться с этой мыслью, что уже прокралась в мою голову и стала пускать там свои ядовитые корни, Серов, видимо, сделал какие-то свои выводы из сказанного мною. – А я всё думал… и чего этот твой Иван примчался к тебе на выручку так быстро? А вон оно что… Меня словно пригвоздило к месту, а потом я ощутила себя так, будто стою под ледяным душем. Ну, уж нет! Я не позволю говорить обо мне в таком ключе! Подлетев к Герману, я размахнулась и влепила ему звонкую пощёчину. Это его отрезвило – в глазах Серова полыхнуло каким-то чувством, схожим с раскаянием. Но приводить в разум взрослого мужика, выписывая ему оплеухи, а потом бросаться доказывать, что я – не какая-то подзаборная шлюха, было ниже моего достоинства. – Когда-нибудь ты пожалеешь о сказанном, – процедила я, отстранившись. – Знаешь ли, тесты ДНК сейчас пользуются спросом и показывают точные результаты. И хотя последнее, что я стану делать, – уговаривать тебя поверить в очевидное, смотри, чтобы впоследствии не стало слишком поздно просить прощения! Выдав эту тираду, я пулей промчалась мимо Германа и устремилась к Дашке. Внутри меня клокотала обида, такая сильная и всеобъемлющая, что даже дышать от этого чувства было тяжело. Сегодня же уеду в город, а Серов пусть остаётся здесь и думает, что наговорил мне. Если, конечно, его голова не будет забита размышлениями об Алле, а мне при этом не останется места. – Дочь, – обратилась я к Дарье, предварительно постучав и заглянув к ним с Тошей. Они устроились на полу по-турецки и занимались тем, что играли в карты. Мне бы их способности абстрагироваться и переключаться с тех вещей, которые заполняют собой всё мысленное пространство. – Я в город поеду, ты остаёшься? Говорила я спокойно, хоть выровнять дыхание получалось с трудом. Не хотела втягивать во всё это ещё и детей, тем более, что Антон сейчас был полон совсем других переживаний. Ведь какая бы мать Алла ни была, а потеря той женщины, которая его родила, не могла пройти для Тоши бесследно. – Вы с дядей Германом поругались, да? Он тебе не поверил? – спросила Даша и покосилась на Антона. Тот ничем не выказал того, что не знает, о чем идет речь. Значит, они уже обсудили, что я в положении. Но это даже хорошо, ведь скрывать сего факта я не собиралась. – Мы не поругались, – помотала я головой. – Но да, он мне не поверил. Я сказала это, и так вдруг стало себя жалко… Что же мне так не везёт на мужчин? Один предавал все годы нашей жизни, второй вообще счёл меня гулящей женщиной, хотя я ничем не дала повода так о себе думать. – Тёть Олесь… Папа сейчас в шоке просто, – сказал Антон, поднимаясь на ноги и подходя ко мне. – Мы с Дашкой на вашей стороне, – прибавил он и осёкся. – Ну, в смысле, Даша-то понятно, но вы знайте, что я тоже вам верю! И с папой мы поговорим обязательно. Кривовато улыбнувшись, я протянула руку и взъерошила волосы на его макушке. Хороший он всё же парень. – Спасибо, – шепнула в ответ. – И я поеду, дел в городе много, – соврала, прекрасно осознавая, что дети это поймут. Но я имела право уехать, хоть со стороны это и могло выглядеть как побег. Оставаться и с пеной у рта доказывать свою правоту не стану. Ко всему, под моим сердцем жил малыш, состояние которого зависело от меня целиком и полностью. – Я завтра приеду домой, хорошо? – спросила Даша, тоже встав с пола и подойдя ко мне. Мы с детьми обнялись, после чего я забрала свои вещи и, добравшись до автобусной остановки, доехала до железнодорожной станции. Герман меня не проводил, да я этого и не ждала. Вот и пусть остаётся наедине с собой и обдумывает произошедшее. А я займусь собой и своей жизнью. Я у себя одна, и буду теперь мыслить исключительно в этом направлении. На следующий день, когда Дашка была дома, мне позвонил Лев. Он заметно нервничал и хоть не говорил об Алле, я невольно выстроила прямую ассоциацию с её гибелью. Меня это покоробило – если уж он так переживает из-за Серовой, то какого чёрта звонит мне? – Можно я приеду? – спросил он, и я вскинула бровь. Разумеется, видеть этого бывший муж не мог, но и сдержать удивление я была не в силах. – Зачем? – уточнила, заглянув в духовку, где нам на ужин с дочкой готовились самые простые курица с картошкой. – Ты против? – ответил вопросом на вопрос Лев. Я вздохнула и, закрыв дверцу, немного пораздумала. В принципе, если обговорить заранее, что тему Аллы мы затрагивать не станем, то почему бы и не согласиться? Если уж Дашка простила отца и у них впоследствии всё должно было наладиться окончательно, то в невинном – как я надеялась – вопросе Миронова нет ничего, что я уже успела себе напридумывать. – Нет, я не против, – всё же ответила Льву. – Приезжай. И если голоден, ничего не перехватывай по дороге. У нас скоро ужин, еды хватит на всех. Не дожидаясь ответа, я положила трубку и отправилась к дочери сообщить, что к нам заглянет её отец. Миронов, который появился на пороге нашей квартиры через час, выглядел каким-то встревоженным. Пока он разувался в прихожей, болтая обо всякой ерунде и отвечая сам себе, при этом я даже не успевала вставить слово, я гадала, что могло послужить поводом для его визита. – Давай определимся сразу, – сказала, когда Лев посмотрел на меня выжидательно-взволнованно. – Об Алле мы не говорим вообще. На данный момент я ничего не знала о том, как проистекает следствие, давал ли показания Антон, или же опрашивали ещё и Германа. Стали ли они упоминать Рысина, или, как и я, решили не лезть туда, где можно было получить столько проблем, что их будет не расхлебать никогда. Я просто абстрагировалась ото всего. Какой толк переживать и стараться разузнать то, что само в итоге станет явным? Уж новости о Серовой наверняка найдут меня сами. – Хорошо, – кивнул Лев, нахмурившись. – И вообще-то я сюда не за этим приехал. Вот как? Я приподняла брови и кивнула. – Тогда иди в ванную, а я позову Дашку. Она в курсе, что ты приедешь. Через несколько минут мы втроём собрались за столом. Привычная картина и ощущения, которые я испытывала не раз, сейчас приносили лишь ностальгию с оттенком горечи. И не вызывали и капли желания, чтобы всё вернулось вспять. В сердце у меня теперь был другой мужчина, тоска по которому сейчас была какой-то царапающей и ноющей. Ужинали мы неспешно, обмениваясь ничего не значащими фразами, которые ни на йоту не приближали меня к верной версии того, что же могло понадобиться Льву. Ведь не постоловаться же он сюда приехал, в самом-то деле? – Спасибо! Мам, пап… я пойду с Тошкой созвонюсь, – сказала Даша, когда мы покончили с едой и я предложила выпить чаю или кофе. От напитков дочь отказалась и мгновением позже её как ветром сдуло. – Кажется, у них с Антоном всё серьёзно, – задумчиво сказал Миронов, глядя Даше вслед. Я пожала плечами, заваривая чай. – Насколько это возможно в их возрасте. И я буду счастлива за нашу дочь, если у них с Тошкой всё сложится. Они очень повзрослели и поумнели за последние несколько месяцев. Невольно этой фразой я коснулась всех событий разом. На лице Льва появилось виноватое выражение, но как-то комментировать его реакцию, естественно, я не собиралась. – Олесь… у меня есть идея, – сказал он неожиданно, доставая телефон из кармана. Положив его на стол, он жестом попросил меня присесть, и когда я устроилась на своём месте, открыл на экране картинки с изображением какого-то райского острова. – Что это? – не поняла, уставившись на пальмы и белоснежный песок. Сейчас само осознание, что на свете существуют такие волшебные места, казалось странным и чужеродным. – Я хочу купить путёвку… Для нас троих. Приглашаю вас с Дашей полететь со мной в отпуск. Оторвавшись от созерцания видов как из старой рекламы Баунти, я изумлённо воззрилась на Миронова. – Вообще-то существует школа, если ты не забыл. У дочери скоро соревнования. А ещё я уже отдыхала не так давно, – проговорила, тем самым скрывая истинную причину того, почему ни в какие отпуска со Львом я не собиралась. – Так это можно сделать на каникулах… – ответил он. – Ну а тебе же дадут отгулы за свой счёт? Я всё компенсирую. Он снова начал нервничать. Видимо, продумал и то, что нам предложил, и этот разговор. И что крылось за его предложением оставалось только гадать. Неужели новая попытка восстановить наши отношения? – Лёв… я беременна от Германа, – сказала, решив признаться в том, что совсем скоро будет видно невооружённым взглядом. – И прости, но нет… Я никуда с тобой не полечу. Дашку бери и поезжайте вдвоём. Или вон Тоша пусть вместо меня отправится. Услышав сказанное, Миронов сначала округлил глаза, а потом вскочил и метнулся к окну. Вцепился в подоконник и нахмурил брови. – А Серов разве… может иметь детей? – повернулся он ко мне. Я уже не помнила, обсуждался ли диагноз Германа в присутствии Льва, или же Алла делилась с ним когда-то этой информацией, чтобы убедить его в отцовстве по отношению к Антону… Какая разница? – Он думает, что нет. Я не стала вдаваться в подробности, но, видимо, Миронов понял по выражению моего лица всё, о чём я умолчала. Правда, реакция за этим последовала совсем не такая, какую я ожидала. – Если он отказался от тебя и если он думает, что твой ребёнок от другого… может, это знак? – с жаром спросил он, вгоняя меня в состояние ступора. – Какой ещё знак? – не в силах постичь логику бывшего мужа, уточнила, глядя на Льва. – Знак… что нам стоит быть вместе… снова… Олеся, послушай, я мог бы воспитывать этого ребёнка, как своего! Я не сдержалась и горько расхохоталась. Да так, что на глазах выступили предательские слёзы. Что это было со стороны Миронова? Попытка восстановить разрушенное до состояния пепла? Или акт милосердия?