Он хмурится. — Моего командующего? — Да. Именно. Его, — Пол, возможно, не может вспомнить Азаренко со вчерашнего бала, но сейчас он может рассказать мне о распорядке дня офицера. Мы достанем его Жар-птицу к обеду и починим мою к вечеру. — Полковник Азаренко уехал в Москву сегодня рано утром, миледи. В Москву? Он даже не в Санкт-Петербурге? — Он отдал тебе твою, отдал вам, что-нибудь перед отъездом? Теперь лейтенант Марков, должно быть, думает, что я схожу с ума. Хотя на его лбу появляются складки, единственный признак того, что он сдерживается, чтобы не нахмуриться, он вежливо отвечает. — Нет, миледи. Что полковник должен мне отдать? Я не собираюсь пускаться в объяснения. Вместо этого, я спрашиваю: — Когда его ожидают обратно? — После Нового Года, миледи. После Нового Года? Это почти через три недели. Три недели. Как я должна притворяться принцессой в течение трёх недель? Я сглатываю и думаю, «Похоже, что я скоро это узнаю». Глава 12 Будь спокойна. Дыши глубже. Я иду по коридорам дворца как в тумане. Как будто мое тело слишком оцепенело, чтобы паниковать. Вместо этого я чувствую себя словно под транквилизаторами. Меня немного покачивает, и от сложного узора на ковре начинает кружиться голова. — Вы уверены, что хорошо себя чувствуете, миледи? — Пол, лейтенант Марков, идет на несколько шагов позади меня. — Достаточно хорошо, спасибо, Марков, — на самом деле я в пяти секундах от потери самообладания, но давай просто будем идти, ладно? Это подтекст. Может быть, он понимает, но в любом случае он сохраняет молчание. Мне помогло бы, если бы у меня было представление о том, куда я должна идти. Зимний Дворец огромен, и я не смогла бы найти дорогу, даже если бы знала, что должна делать дальше. К счастью, я не долго остаюсь одна. — Вот ты где! — Владимир возникает из примыкающего коридора и начинает идти рядом со мной, несмотря на то, что он, должно быть, поздно лёг и выпил много шампанского, он излучает энергию. — Чувствуешь себя лучше? — По большей части, — Владимиру улыбается, кажется вполне естественным. Его легкие шаги и теплая улыбка очаровывают меня, и привязанность, которую он чувствует по отношению к сестре, нельзя ни с чем спутать. Что бы любимая сестра сказала в такой момент? Подумаем. Он посетил большую вечеринку прошлой ночью, так? У Джози было достаточно поздних возвращений и вечеров не дома, больше чем у меня, поэтому я говорю ему то, что сказала бы ей. — А как насчет тебя? Я удивлена, что ты не под одеялом, стеная и держа грелку со льдом на голове. Владимир поднимает глаза к нему и драматически вздыхает: — Ты никогда мне этого не забудешь, да? — Нет, никогда, — блефовать проще, чем я думала, и я не могу сдержать улыбку. Он продолжает: — Однажды вечером я выпиваю слишком много тостов водкой и один раз в своей безупречной благодетельной жизни меня тошнит в декоративную вазу. Цена? Вечные насмешки моей сестры. — Не насмешки. Но вечное поддразнивание? Определенно. На это Владимир смеется, и его смех очень напоминает мамин. Вот что значит иметь брата. Я всегда хотела брата, и Владимир кажется именно тем братом, которого я хотела, покровительственный, смешной и добрый. Именно в эту секунду я чувствую, как меня сильно ущипнули за руку. — Ой! — я разворачиваюсь назад и вижу Катю, которая выглядит очень удовлетворенной собой в своем розовом платье. Хотя она похожа на Царя больше, чем все остальные, у неё те же буйные кудри Коваленко. — За что это? — За то, что ты думала, что я слишком мала для бала! Мужчины танцевали со мной весь вечер! Я смотрю на Владимира за подтверждением. Он бросает Кате многозначительный взгляд. — Наша маленькая Катя протанцевала ровно четыре танца, один из них со мной, и два со своими дядями. Но один очень милый офицер действительно пригласил её на танец, и она танцевала хорошо. Катя поднимает свой упрямы подбородок, как будто её только что не опровергли. Покачав головой, я говорю: — Они так быстро растут. — Куда летит время? — соглашается Владимир, притворяясь старым и мудрым. За это Катя нахмуривается на меня. — Вы не такие уж большие, — говорит она и бежит от меня, в её руках кончик моего пояса. Он развязывается и падает на ковер. Она бросает его и несется вперед, смеясь. — Ох, правда, — она всегда так раздражает? Маргарет из этого измерения едва ли может её выносить. Но что-то в хихиканье Кати напоминает мне о том, как несколько лет назад я пробралась за спину Джози, пока она разговаривала по телефону и вытащила заколку из её волос. Ей десять минут пришлось бегать за мной по дому, пока она не поймала меня. Почему мне в девять лет это казалось веселым? Не имею представления. Но это было потрясающе. Я даже перепрыгивала через диван, и надрывала живот, когда Джози пыталась повторить мой маневр, зацепилась за спинку и свалилась на пол. Я помню, как Джози кричала: — Младшие сестры — самые надоедливые создания на земле! Теперь я понимаю, что она была права. Пол шагает вперед и наклоняется, чтобы взять мой пояс, когда он протягивает его мне, он смотрит мне в глаза как будто, как будто я не только обязанность для него. Как будто он знает меня. Он вспомнил? Во мне зарождается надежда, но через секунду я понимаю, что это всё еще Лейтенант Марков. Он говорит только: — Миледи. — Спасибо, Марков. Мои слова звучат достаточно спокойно, но это так странно, смотреть на Пола и видеть его и не его одновременно. Кого-то очень похожего на мужчину, которым, как я мечтала, мог бы быть Пол… Владимир, кажется, не заметил ничего необычного между нами. — Теперь, когда я вижу, что ты пришла в себя, я должен направиться в казармы, — говорит он, когда Пол снова отходит назад и я быстро завязываю пояс. — Хороших занятий. — Увидимся за ужином, — ох, черт, что если они не ужинают вместе? Или я должна была сказать «обед»? Но не похоже, чтобы я ошиблась, потому что Владимир кивает. Я подставляю ему щеку для поцелуя и его усы щекочут мою кожу. В конце коридора я обнаруживаю библиотеку, нет классную комнату. — Ты дашь мне сегодня вставить хоть слово? — требует Катя, садясь за одну из широких парт, которые больше похоже на то, что можно увидеть антикварном магазине, чем на предмет школьного обихода. — Или ты снова будешь притворяться любимой зверушкой учителя? Он должен учить нас всех, не только тебя. — Будем говорить по очереди, — отсутствующе обещаю я. По коридору приближаются шаги, легкие и тихие. Потом в дверях появляется маленький мальчик, его лицо открыто, и он улыбается. — Маргарет! Энциклопедия подсказала нужное имя, а то, что она совершенно очарователен, помогает почувствовать то, что нужно. — Пётр, — я вытягиваю руки к младшему брату, который кидается ко мне в объятия. Он даже больше похож на маму, чем я, стройный, почти хрупкий, слишком маленький для десятилетнего мальчика, но с милым выражением на лице, которое принадлежит только ему. Дает ли ему Царь любовь, в которой он нуждается? Я не вижу этого. То, как Пётр прижимается ко мне, болезненно напоминает мне о том, что его матери, моей матери, нашей матери, больше нет. Даже Катя при виде его немного смягчается. — Вы сегодня поразите меня своим французским, Пьер? Он серьезно кивает. — Я тренировался с Зефировым. — Зефиров не говорит ни слова по-французски! — смеётся Катя, указывая на стража, стоящего за дверью рядом с Полом. Зефиров ничего не говорит, только продолжает смотреть вперед. — Посмотрим, как ты справишься, Питер. Пьер, назвала она его, и потом Питер. В коридоре, Владимир назвал её Кати, а прошлым вечером он звал меня Маргарет, хотя энциклопедия утверждает, что в этом измерении мне дали русский вариант имени — Маргарита. Из уроков истории я знаю, что дворянство в девятнадцатом веке часто использовали другие формы их имен из языков, на которых они говорили, и эта аристократическая привычка, должно быть, выжила здесь.