Часть 4 из 34 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Забайри сдавленно хрипел, задыхаясь. Он почувствовал, что теряет сознание, но в последний момент Мичман оттащил разъяренного Фагота за воротник.
— Успокойся, дебил.
— Кто дебил? Может, разберемся, кто дебил? — Фагот накрутил себя до того состояния, когда эмоции отключают голос разума и уже все равно, что будет дальше.
— Не здесь и не сейчас, — хладнокровно ответил Мичман, — вернемся, бери перчатки и спускайся в тренажёрку.
— Забились! — зло сказал Фагот, сел на землю и достал новую сигарету.
Мичман достал бинокль и стал осматривать местность. Время приближалось к полудню. Значит, сейчас должно было начаться. Вряд ли сюда долетят звуки выстрелов, но звуки взрывов — возможно.
Забайри сел, прислонившись к дереву. Руки с нарушенным кровообращением из–за тугих капроновых наручников уже почти не слушались. Он нащупал посиневшими пальцами широкий толстый ремень на брюках и приподнял его. Потом грязным ногтем подцепил небольшой выступ в коже и медленно вытащил из ремня узкий тонкий нож — настолько острый, что Забайри без особых усилий разрезал капрон, которым ему связали руки. Теперь нужно подождать, пока функциональность рук восстановится. Оба бойца были к нему спиной. Фагот раздраженно курил, а Мичман смотрел в бинокль. Забайри усмехнулся…
Мичман снова услышал сзади возню и сдавленный хрип. Он повернулся, собираясь уже высказать этому психу всё, что о нём думает, но увидел, что Фагот лежит на земле, бессмысленно таращась полными ужаса глазами в небо. Он держался руками за горло, откуда, пульсируя, била кровь. Магомед стоял рядом и держал в руках свой автомат–коротыш, направив его на Мичмана.
— Нужно мне было разрядить его, — сказал Мичман со спокойным сожалением.
— Русский мужик задним умом крепок, — усмехнулся Забайри и, заметив, что рука бойца потянулась к ножу, кивнул: — Хочешь нож подарить мне? Давай, только медленно.
Мичман вытащил нож и протянул его рукояткой вперед. Но стоило бандиту сделать шаг навстречу, как раздался щелчок, и из рукоятки ножа появился слабый дымок. Забайри схватился за бок и почувствовал, что там горячо и мокро. А Мичман уже бросился вперед, перехватив нож за рукоятку. Раздалась короткая очередь…
Забайри, превозмогая боль, столкнул с себя тело Мичмана. Отрезал у него с пояса подсумок с красным крестом, подполз к телу Фагота, который уже перестал биться в конвульсиях и сделал то же самое с его аптечкой. Время еще есть, главное не потерять сознание. Забайри полз по траве вниз, в сторону базы, оставляя за собой кровавый след. Миновав поляну, он сел, прислонившись к дереву, поднял рубаху и потрогал сзади правый бок. Выходного отверстия не было. В одной из аптечек он нашел медицинский зажим и попытался им нащупать пулю в ране, но застонал и скорчился от боли. Он сделал два обезболивающих укола и попробовал снова. Иногда ему казалось, что зажим касается чего–то постороннего, но боль была настолько сильной, что он не мог продолжать. Пришлось сделать перевязку, оставив пулю в теле.
Забайри услышал далекий взрыв и понял, что русские нашли базу. Угрызений совести он не испытывал. Главное, что он сам остался жив. Жертвовать собой ради людей, с которыми он провел последние пять лет? Забайри не чувствовал к ним никакой привязанности. Сегодня, чтобы выжить, ему пришлось пожертвовать их жизнями. Если бы снова возникла такая ситуация, Забайри поступил точно так же. Он давно понял, что всё имеет смысл только в том случае, если ты жив.
Собрав обрывки упаковки от перевязочного пакета и шприцы, он спрятал их в карман. Потом внимательно проверил, не оставил ли каких–нибудь следов, и спустился вниз — в широкий овраг. Пройдя по нему метров двести, Забайри снова стал подниматься вверх. Через час силы оставили его. Он сидел, прислонившись к дереву, и тяжело дышал, не в силах пошевелиться. С этого места открывался вид на поляну, где остались два мертвых тела. Забайри решил подождать, пока русские уйдут, а после этого попытаться добраться до базы. Там был схрон с медикаментами и еще кое–что очень важное, о чем, по–видимому, теперь знал только он, и это оставлять в лесу было нельзя.
Солнце клонилось к закату. Дрогнули ветки кустарника и из леса вышли спецназовцы. Они остановились, оценивая обстановку, а потом, рассредоточившись, стали приближаться к месту, где лежали тела их товарищей. Обнаружив их, бойцы какое–то время стояли и совещались. Вскоре двое пошли по кровавому следу. Через минуту они вернулись, вероятно, поняв бесперспективность поисков. Бойцы взвалили тела убитых на плечи и скрылись в лесу. Теперь можно было попытаться дойти до базы. Забайри сделал себе костыль из ветки и, осторожно ступая, отправился в путь сквозь стремительно накрывающие лес сумерки.
* * *
Горец стоял перед командиром батальона с опущенной головой, ожидая, когда хозяин кабинета закончит читать его объяснительную. Майор Смирнов был мужиком справедливым и, если бы не его склонность к употреблению горячительных напитков внутрь, он бы сделал отличную карьеру. Пил комбат не часто, но имел дурную привычку по пьяной лавочке высказывать вышестоящему руководству всё, что он, майор Смирнов, о нём думает. Лестного в его мыслях о командирах было мало.
Закончив читать объяснительную, комбат встал, обошел свой стол и сел на его край.
— Видишь, как у тебя всё складно получается: ты молодец, а Рязанов — разгильдяй и злостный нарушитель дисциплины. Только вот что я тебе скажу. Конечно, разгромили вы базу геройски, ничего не скажешь. Хоть сейчас дырочки под награды сверли. Но вам никто такую задачу не ставил. Вы кто? Вы разведчики! Взяли связного, а дальше не ваша забота. Базу бы без вас разбомбили.
— Это вряд ли, Александр Анатольевич, мы блиндаж сотней в тротиловом эквиваленте поднять не смогли изнутри, а сверху тем более…
— Я тебе слова не давал. Это, во–первых. Во–вторых, ты оставил двух молокососов охранять матерого бандита. И теперь мы имеем два двухсотых, один из которых, сам знаешь, чьим был сыном и чьим крестником, — при этих словах майор многозначительно посмотрел на потолок. — Я его тебе доверил как самому надежному своему командиру. А ты… Ты что, считаешь, что двадцать или даже тридцать бандитов стоят жизни двух бойцов спецназа ГРУ?
Горец молчал. Оправдываться было бесполезно. Всё, что он хотел сказать, он написал в объяснительной, которую на его глазах кобмат опустил в шрёдер.
— Объяснительную перепишешь. Парни погибли в бою, мужественно пресекая прорыв превосходящих сил бандитов.
— Александр Анатольевич…
— Напишешь–напишешь. Как миленький. Если хочешь служить дальше. Правда, здесь твоя служба закончилась, потому что генерал даже слышать твою фамилию не хочет. Сказал вышвырнуть тебя, как щенка за ворота. Как благодарного щенка, в отношении которого не возбудили уголовное дело, хотя могли бы.
— Разрешите идти?
— Не разрешаю. Я твоих заслуг не забыл и о твоей судьбе уже позаботился. Переведем тебя в фсбшный спецназ в Ингушетию. Там как раз дикий некомплект. Продолжишь службу в том же звании, но должность уже будет, сам понимаешь, не руководящая. Оно и к лучшему. Рапорт, который на твое награждение был подготовлен, его, естественно, завернули. Сейчас для тебя главное — не отсвечивать и тихо перевестись без шума и пыли. Иди.
Горец вышел и растерянно задержался в коридоре. К себе возвращаться не хотелось — отправился к Седому. Тот быстро оценил внешний вид Горца и достал бутылку водки.
— Сейчас, братишка, выпьем, а там будем разбираться, что к чему.
— Давай, — покорно согласился Горец и выложил на стол блокнот. — Я тебя только попрошу фотографии и отпечатки отнести, чтобы внесли в базу… сам не хочу показываться…
— О чем речь! — Седой бросил блокнот на кровать. — У меня же еще фотоаппарат твой…
— Дарю, — махнул рукой Горец, — Давай, наливай…
* * *
На следующий день Седой забежал в кабинет аналитиков и отдал им блокнот и флешку с фотографиями:
— Внесите в базу жмуриков, а то их еще долго будут разыскивать.
Женщина–референт брезгливо покосилась на блокнот, на котором виднелись следы крови, и сказала:
— Это отнеси в 12‑й кабинет, там ребята в «Папилон» внесут.
— Здесь вообще–то еще данные бандитов.
— Они там всё внесут, — поджав губы, ответила референт.
Седой вздохнул и забрал блокнот.
В 12-ом кабинете все были очень заняты, но блокнот приняли и пообещали данные внести. Седой не стал спорить, ему еще предстояло переписать у Горца объяснительную об обстоятельствах гибели Мичмана и Фагота.
4
Забайри потребовалось два дня, чтобы дойти до базы. Он шел, периодически проваливаясь в забытье, а очнувшись, долго не мог понять, где он и куда следует идти. Автомата при нем уже не было — Забайри не помнил, где его оставил. Обезболивающее и перевязочные пакеты закончилось. Каждый шаг отдавался резкой болью в правом боку. Ночью он просыпался от холода и пробовал идти, чтобы согреться, но сил хватало ненадолго. Последний километр он уже полз со звериным рычанием. Но, в конце концов, силы окончательно покинули его. Он перевернулся на спину, смотрел сквозь ветки деревьев на небо и беззвучно молился, ожидая, когда за ним придет ангел смерти.
Забайри услышал осторожные шаги, но даже не повернул голову. Ему уже было всё равно. Над ним склонилось бородатое лицо:
— Салам, Забайри.
— А… Юсуп. Ты жив?
— Да, по воле Аллаха. Куда ты ранен?
Забайри показал рукой на правый бок. Юсуп приподнял рубашку, засунул руку под спину раненого и покачал головой: