Ночью он почти не спал: все воспроизводил в памяти их поездку от церкви до дома. Вспоминал каждое слово Ханны. Кстати, что значил этот поцелуй перед дверью? И правда – что, черт возьми, задумала Веснушка? Ведь Фокс сказал ей четко и ясно: никакого секса между ними не будет. Пусть обрабатывает дальше своего замечательного режиссера. С Фоксом они останутся друзьями и не более того. Почему сейчас каждое из этих заявлений казалось всего лишь пустым звуком? Впрочем, Фокс догадывался почему. Через несколько минут Ханна выйдет из спальни, поцелует его, и он не устоит: упадет на колени и расплачется от благодарности. Веснушка просто морочит ему голову. Надо скинуть с себя этот морок, и немедленно. Разумно? Фокс машинально переворачивал блинчики на горячей сковородке, а в голове теснились непростительные слова, сказанные вчера вечером. Радуйся, что я тебя не трахнул, иначе ты стала бы для меня просто очередной телкой! Господи, да как его земля носит после такой гнусной лжи… Хотя, пожалуй, он как раз заслужил ту участь, что ему предстояла – жить и мучиться. Стоило лишь вспомнить боль в глазах Ханны. Какой же он все-таки подонок… Как посмел? Как решился вылить смертоносный яд на девушку, которая желала ему добра? Фокс долго пытался забыть уничижительную мину Мелинды, когда услышал от нее, лежащей в постели с лучшим другом, что он – не более чем любовник на час, инструмент для легкого развлечения. Тогда он и поклялся себе впредь не попадать в подобные ситуации. А вчера представил себе, что Ханна когда-нибудь посмотрит на него взглядом Мелинды. Проще сразу воткнуть в сердце нож. Предательство подружки из колледжа покажется невинным пустяком, если Ханна в нем разочаруется или, не дай бог, его бросит. Так что боишься – бей первым. Скажи гадость, которая ее оттолкнет, а его защитит… Боже, он ведь смертельно обидел Веснушку. Видел, как ей больно. С другой стороны… она его поцеловала. Значит, простила? И что же теперь? Кого он сегодня увидит? Лучшую в мире девушку? Девушку, составившую коварный план? Ведь тот поцелуй у двери, от которого плоть Фокса восстала, словно каменный кол, случился не просто так. Когда девушка дарит мужчине глубокий поцелуй, это что-то да значит. Решимость Ханны его пугала. Пугала – и в то же время дразнила, пробуждала надежду. Опасную, глупую, которая заставляла задаваться вопросом: «А что, если?» Что, если Фокс просто закроет глаза на недостаток уважения команды? Что, если он все же возьмет на себя ответственность, которой так тщательно избегал? Человек, считающий себя достойным Ханны, должен брать на себя ответственность. Только это относится не к нему. К кому угодно, только не к нему. Такой человек не может иметь безликую, лишенную элементарного комфорта квартиру. Такой человек обязан желать карьерного роста. Например, стремиться вырасти от сменного шкипера до капитана. К нему все это никакого отношения не имеет. Фокс твердо кивнул и перевернул блинчик на сковороде. Глянул на дверь гостевой спальни. Глупо скучать по человеку, с которым ты расстался только вчера вечером. Завтра на пять суток он уходит в море. Если уж ему хватило одной ночи, чтобы затосковать по Ханне, сто двадцать часов в рейсе будут положительно невыносимы. Пожалуй, надо прямо сейчас потренироваться обуздывать свои чувства. Ты не соскучился… Он прислушался к своему сердцу. Не сработало… – Ханна! – крикнул Фокс и сам удивился – так неестественно звучал его голос. – Завтрак готов! – Иду, секундочку! Великолепно… Значит, они будут делать вид, что вчера вечером ничего особенного не случилось. Будут вести себя так, словно Фокс не приоткрыл перед Ханной душу, которую много лет держал на замке. Как будто он не рассказал о якобы добродушных насмешках экипажа. А целоваться они и до того целовались. Переживут. Только почему в груди все переворачивается? Ханна вышла из спальни, и Фокс застыл с лопаткой в руке, жадно впитывая ее облик. Сегодня строгого пучка на макушке не было и в помине. Шелковистые волосы распущены, вместо джинсов – короткое свободное платье оливкового оттенка. Серьги. Замшевые черные ботфорты, а над их краем – светлая полоска бедер, словно намек на предстоящий десерт. Черт, надо было с утра передернуть… Фоксу и без того приходилось непросто, когда Ханна была рядом. Но сегодня… В этой одежде она казалась куда более доступной, а ведь ему предстояло провести с ней целый день в Сиэтле. Следующие несколько часов будут мучительны. Глядя на черные ботфорты, совсем несложно было представить, как ножки Ханны скрестятся на его пояснице… В настоящее Фокса вернул запах гари. Отлично, черт возьми… Пока глазел на девушку, блин на сковороде превратился в угольки. О чем он думал? О декоративных подушечках и занавесях на окна? Как же, у него гостит такая девушка… – Привет, – сказала Ханна, смущенно теребя свисающую с мочки уха сережку. – Привет! – откликнулся Фокс, подцепил сгоревший блин и бросил его в мусорную корзину. Залив в сковородку новую порцию, продолжил: – Прекрасно выглядишь. Настолько, что я с удовольствием опрокину тебя на диван и сорву платье… – Спасибо. Между ними повисло ощутимое напряжение, и Фокс не находил себе места. Такого быть не должно… Он судорожно искал способ восстановить непринужденную атмосферу. – Наверное, вчера сидела допоздна, составляла плей-лист в дорогу? – Да уж посидела, – подмигнула немедленно оживившаяся Ханна. – Куда деваться? Все же едем в столицу гранжа! – Усевшись за кухонный островок, она подперла рукой подбородок. – Прости, малыш, боюсь, в пути я замучаю тебя до смерти «Нирваной» и «Перл Джемом»[41]. Малыш?.. Второй блин не сгорел лишь чудом. Ханна невозмутимо водила пальцем по экрану телефона, словно не она только что произнесла нежное слово. У Фокса же внутри все перевернулось. Он и сам называл Ханну малышкой, однако никакого смысла в словечко не вкладывал. Во всяком случае, оно звучало не на залитой солнцем кухне, где витает запах теплого джема. Выражение сразу создало подобие домашнего уюта, и Фокс на секунду представил себе, что они – супружеская пара. Так вот в чем заключался ее план… Выйти с утра на кухню так, словно о его безобразном поведении вчера вечером забыто, и… остаться? Не в том смысле, что в этой квартире. Остаться с ним, Фоксом. Ниточка, связывающая их, не порвалась. Ханна теперь знала его как облупленного и все же спокойно сидела за кухонным столом. Похоже, ее план работал – Фокс испытал сильнейший прилив облегчения и благодарности. До боли жаль, что нельзя по-супружески обнять ее прямо здесь, назвать своей малышкой… Доброе утро, дорогая, что тебе сегодня снилось? Вчера во время игры в бинго Фокс практически вошел в роль молодого человека Ханны и сам слегка испугался – настолько хорошо почувствовал себя в этом качестве. Сидишь, держишь свою девушку за руку, смеешься, отключив постоянный сторожок… Продолжая думать об их последнем поцелуе, он все больше убеждался: это было обещание. Ханна пообещала, что его не бросит? Намекала на возможный союз? Точно ли он вчера поклялся, что никогда больше не поцелует Ханну? Глупость какая!.. В этом Фокс убеждался все больше, наблюдая, как Ханна, удовлетворенно вздыхая, откусывает краешек блина, размазывает сироп по тарелке и, сунув пальчик в рот, сладко его облизывает. Интересно, насколько опасно вести машину с таким стояком? – Ханна, я ведь вижу, что ты задумала. Вздрогнув от неожиданности, девушка подняла на него взгляд. Воплощенная невинность и только. – О чем ты? – Знаю, зачем ты надела платье. Знаю, почему назвала меня малышом, почему облизываешь пальцы за столом. Ты меня соблазняешь, пытаешься убедить, что такое утро может стать для меня самым что ни на есть привычным. – И как, у меня получилось? – сунув в рот блинчик, серьезно спросила Ханна. Фокс замешкался с ответом. Представил себе Веснушку, каждое утро садящуюся за кухонный стол. Представил, каково оно – знать, что через несколько минут она выйдет к завтраку… Знать, что она хочет быть здесь. Хочет быть с ним… – Возможно, – пробормотал он вдруг охрипшим голосом. Признание Фокса явно ошеломило Ханну; она замерла с полуоткрытым ртом и пришла в себя не сразу. Они уставились друг на друга через островок. – Что ж, хорошо, – тихо сказала она. На него нахлынуло жуткое желание наступить на горло своей песне – он и так уже практически сдался – и позволить Ханне делать с ним все, что заблагорассудится. Положить голову ей на колени. Хотя проснулся он с совершенно иным намерением: проявить силу воли с учетом каждой из причин, по которым им не суждено стать парой. И тогда можно считать, что все обошлось. Самое главное, чтобы не пострадала Ханна. Осталось меньше недели, и бóльшую часть времени Фокс проведет в море. Подарить сейчас ложную надежду означало нанести Веснушке серьезную душевную травму. Уж лучше он привяжет к ноге якорь да спрыгнет за борт. Однако теперь его решимость порядком ослабла. Вопросы типа «а что, если…» рождались в уме один за другим. Правда, не умолкал и внутренний голос, твердивший, что Ханне нельзя связывать свою судьбу с безответственным бродягой, кувыркающимся со старшей школы в чужих постелях. Другое дело, что голос этот понемногу затихал. Очевидно, что отношение Ханны к нему исключительно серьезно, а ведь Фокс вчера выложил на стол все свои карты. Сбросил защиту, открыл перед ней свою порочную натуру. И все же вот она – спокойно сидит за его столом. Полное впечатление, что уходить и не думает. Неужели связь, образовавшаяся между ними, неразрывна и один из концов этой ниточки зажат в его руках? Уже некоторое время Фокс не мог отделаться от чувства, что Ханна – его часть. Не друг, не любовница, не эротическая фантазия. Фокс просто не мог себя от нее отделить. Он вздохнул, признавая неоспоримый факт, и сжег еще один блин. Они принадлежат друг другу. Эта мысль крепко пустила в нем свои корни. Именно поэтому Фокс так и повел себя через несколько часов в студии звукозаписи. Несколько музыкантов оглядели Ханну с нескрываемым интересом, и тогда он решительно обнял ее за плечи, проворчав про себя: Отвалите, эта женщина занята… Похоже, он пропал… А Ханна с первого же взгляда влюбилась в Алану Уайлдер. Когда они вошли в студию «Отражение», ведущая вокалистка «Анрелайблз» была в отдельной кабине, откуда доносился ее гортанный голос. Ханна попала в созданное им наэлектризованное поле, словно муха в паутину, и завороженно приблизилась к стеклянной стенке. По ее коже побежали мурашки. О, каким водопадом хлынут на слушателя стихи Генри Кросса, если за дело возьмется эта пышная рыжеволосая красавица! Ханна подняла руку к прозрачной стене, будто пытаясь ощутить музыку кожей, и на ее кисть легла теплая ладонь Фокса. Все тело закололо маленькими иголочками. Ничего себе… Она ошибалась, думая, что ее повергнет в трепет путешествие в столицу гранжа. Нет, по-настоящему Ханна затрепетала именно здесь. Господи, это именно то, что надо! Она откинула голову назад и вопросительно глянула на Фокса. Тот раздраженно смотрел куда-то в сторону, вроде бы и не прислушиваясь к магии, которую источала певица. Ханна проследила за его взглядом и обнаружила в помещении диван, занятый тремя парнями. Гитарист, басист с инструментом на колене и еще один музыкант с видавшей виды скрипкой. – Вы та самая девушка из продюсерской компании? – спросил скрипач. – Ага. – Она двинулась к троице, на ходу протягивая ладошку для рукопожатия. Фокс не отставал, положив руку ей на талию. – Ханна Беллинджер. Приятно познакомиться!