– Так точно, кэп! Кравцов уселся оформлять дело Перевалова. Оно отклеивалось от дела о старушках, выделялось в отдельное производство. Приехал Гога Пирамидин, рассказал о привычках и расписании дня депутата-директора Юрия Николаевича с «Семеновской». Не так много удалось выяснить за короткий срок, но есть важные сведения. Жены действительно боится как огня – первое. Второе – двадцать второго мая днем, когда убивали Кроевскую, Юрий Николаевич водил хоровод в подшефном детском саду, пел про голубой вертолет. И третье – по понедельникам вечером, а сегодня как раз понедельник, он непременно идет в соседний дом играть в карты. Там живет некий Парфенов, то есть это для Покровского и Гоги Пирамидина он некий, а по отрасли Юрия Николаевича он был большой шишкой, Юрий Николаевич своей должностью, вероятно, этому Парфенову обязан, а сейчас Парфенов хоть и на пенсии, но авторитет имеет немалый, и, помимо Юрия Николаевича, другие директора трестов к нему в понедельник на карты являются, что твои штыки. Есть наверняка в этих посиделках иной интерес, кроме троек-семерок-тузов. – Но это уже, видимо, не по нашему профилю, – сказал Гога Пирамидин. – Главное, на Кроевскую у него алиби. Покровский как старший обязан был возразить, что личное алиби тут не означает невиновности, ибо депутат мог нанять исполнителя, но прозвучало неубедительно. – Ну-ну, – сказал Гога Пирамидин. – Но Юрий Николаевич не только у жены под каблуком, он вообще трусоват, говорят. Даже ворует, похоже, без эскалации, было бы чем благодетелей подмаслить. В архиве Петровки сведений ни о ком из тех подписчиков «Нового мира», что с инициалами, не нашлось, а Хмаровых и Харитоновых, напротив, учтено много, неясно, за кого из них хвататься. Покровский поехал на «Университет». Коллеги его ждали на условленном месте. Отошли в скверик, сели на лавочку. – Смотрите, – сразу указала Настя Кох на одну из записей. Маховский Вольдемар Эдуардович! Замдиректора из музея, где Кроевская работала, так же зовут. – Это не может быть простым совпадением! – важно и взволнованно сказала Настя Кох. – Мы уточнили место работы, это точно он. В списке, продиктованном по телефону, Маховского не было, потому что выписывала журнал его жена, Сверкау Умеда Юнусовна. – Но старушек там никаких ни тогда, ни сейчас не проживало, – сказал Миша Фридман. – Маховский мог дать журнал Кроевской, выходит. Тогда величественная старушка тут ни при чем. А у нас ложный след, – сказал Покровский. – Или след на Маховского! – возразила Настя Кох. – Он же нам сказал, что не знал Варвару Сергеевну. – Да, занятно, – задумчиво сказал Покровский. – А что с пенсионерками все-таки? – Живых старушек по этим адресам две, и умерших две, – начала Настя Кох. – Причем одну живую мы видели, – не выдержал, перебил Фридман. Покровский хотел нахмуриться, но не стал пока. – Тогда сначала про нее расскажите. – Хмарова Анна Ивановна. Бывшая учительница литературы. В паспортном столе ее соседка работает. Сказала, что Анна Ивановна третий год на пенсии, сидит безотлучно на балконе. А там адрес близко совсем. Ну мы и решили зайти. – Мы ее прямо на балконе и увидели! – встрял опять Фридман. – Сидит такая, головой вертит, как сова. – Выписывала «Новый мир» и «Наш современник» долгие годы, но сейчас перестала. Ничего уже не читает, только телевизор слушает. Так, говорит, надоели все эти Печорины, Обломовы… – Сказала, что даже телепрограмму читает с неприязнью. Быстро глянет несколько строчек и отбрасывает. – Читай, говорит, не читай, все одно. В известном смысле права, конечно, Анна Ивановна. – С балкона телевизор слушает? – уточнил Покровский. – Да, включает, а сама на балкон. Такую разработала индивидуальную методику. – Про Кроевскую-то спросили? – Спросили, знать не знает. В тех краях, около «Аэропорта», была, говорит, в сорок первом, баррикаду строила на Ленинградском проспекте, а с тех пор не было случая. – Значит, и в церкви на «Соколе» не была. – Мы спросили про религию – бога, говорит, ненавижу больше, чем Гитлера. – Ясно… А вторая живая? – Пастернак Сусанна Яковлевна, тысяча восемьсот девяностого года рождения. Прописана с мужем Пушковым и двумя детьми. Это тоже тут совсем близко, на улице Строителей, – сказал Фридман. – Сходим сейчас. Это две живых, а что неживые? – И есть две неживые, причем умерли удачно… – Миша! – укоризненно сказала Настя Кох. – Я имею в виду, в интересующее нас время. Одна в июне семьдесят третьего, другая осенью, – Фридман уточнил по бумажке. – В ноябре, прямо перед октябрьскими праздниками. – И обе Варвары, тезки Кроевской! Свечница же говорила, что Варварой ту зовут. – Отлично! – обрадовался Покровский. – Одна Харитонова Варвара Александровна. Была прописана вместе с братом, Харитоновым Михаилом Александровичем, его женой и детьми в квартире площадью, товарищ капитан, свыше ста пятидесяти метров, – Настя Кох значительно глянула на Покровского. – Ч-черт, – сказал Покровский. – Вот что за Харитонов. – Вы его знаете?! – Лично нет. Но это, похоже, знаменитый академик Харитонов. – Да, в паспортном сказали, дом для ученых! – Очень интересно! А вторая неживая? – Котова Варвара Андреевна. Там много людей живет на тридцати шести метрах… Покровский задумался. К академику лучше с кондачка не соваться. А живую с улицы Строителей и родственников мертвой Котовой навестить надо. Дверь Сусанны Яковлевны обита разодранным дерматином, он весь в заплатах, заплаты тоже некоторые разодраны, лезет это мерзкое, чем дерматин фаршируют. Кнопка звонка почему-то не на косяке, а почти посреди двери укоренена – пришлось долго искать в дерматине. Покровский еще только прикоснулся, первая нота едва-едва дрыгнулась, а Сусанна Яковлевна дверь уже распахнула, более того – уже и громадный рыжий кот вылетел ракетой из щели и метнулся по лестнице вверх. – Ловите Семеныча! – закричала Сусанна Яковлевна столь командирским голосом, что Фридман немедленно спуртовал за котом, виртуозно свинтил его на следующем же этаже, гордо понес по лестнице, но не знал того, что у кота свои правила. Перед квартирой кот развернулся в руках Фридмана поудобнее и несколькими ударами оставил на каждой из щек молодого милиционера по три полноценных кровавых пореза. – Семеныч в своем репертуаре, – удовлетворенно прокомментировала Сусанна Яковлевна, перехватывая кота. – Сейчас мы вас йодиком… Диктор по телевизору рассказывал содержание предыдущих серий. Кроевскую Сусанна Яковлевна никакую не знала, журналов отродясь не выписывала… Как же так, выписывали в семьдесят втором! Легкое непонимание… А, точно, выписывал муж какую-то дрянь, потом ему запретила. Там в шкафу все это так и осталось, посмотрите. Да, стояли в шкафу рядком все двенадцать номеров нужного года. Денег потрачено, а толку шиш. Ладно. Сходили и по последнему адресу: по словам соседей Котовых, старушка Варвара Андреевна последние годы с ними не жила, а жила, по состоянию здоровья, у родственников в деревне, там и умерла, там же и похоронили. Следовательно, периодически приезжать на Красноармейскую в порядке дружбы с Кроевской Варварой Сергеевной Варвара Андреевна Котова никак не могла. Вечер уже. Мише и Насте Покровский велел отдыхать, сам поехал на «Семеновскую». Юрия Николаевича Покровский встретил у подъезда «некоего» Парфенова. – Юрий Николаевич! – мягко позвал Покровский, и пока тот вздрагивал и крутил головой, добавил: – Я из милиции, не бойтесь. – Что значит не бойтесь? – нервно спросил Юрий Николаевич, попытался ухватить удостоверение Покровского. Покровский в руки не дал, поближе к глазам Юрия Николаевича протянул. – Из МУРа! – еще более нервно воскликнул Юрий Николаевич. – Я, между прочим, депутат райсовета! – Я поэтому в неофициальной обстановке, что есть установка уважаемых людей к этому делу поменьше привлекать. – К какому делу? – К делу Раисы Абаулиной. – Куда? – невпопад поставил падеж Юрий Николаевич. – Вы же знаете Раису? Было видно, что и не хочет отвечать депутат, и нужно ему, конечно, узнать, что происходит. Решил начать с утверждения своего авторитета: – А вам-то что до того? – Мне-то до того ничего. Дело вообще по линии Лубянки, но пока мы туда не все передали… – Что?! – Может быть, на скамеечку присядем? – предложил Покровский.