Минуты не прошло, как Кичогло появился из блиндажа третьего отделения взвода саперов и ладонью постучал по броне. Соловейчиков открыл ему боковой люк. – Заходи, садись, – хлопнул майор рукой по ближнему сиденью для десантников. – Скажи нам, ты по-гагаузски что-то говорить умеешь? Хотя бы приветствие знаешь? – Все могу сказать… Меня папа покойный учил. Он, правда, рано умер, но языку меня научить успел. А мама только молдавскому учила, хотя сама русский в школе преподавала. Бармалеев сразу поехал в сторону гагаузских села и деревень. Бронетранспортер с места взял высокую скорость. Кичогло замолчал. И было отчего. Очередь из ручного пулемета дробью ударила по броне. Подполковник ехал с открытым люком. Он больше любил воочию наблюдать за дорогой, нежели смотреть в монитор. Одна, скорее всего самая первая пуля очереди, после которой ствол повело вверх и влево, все же влетела в люк и ударила скользящим ударом Бармалеева по шлему, после чего, срикошетив, пролетела рядом с головой рядового и угодила прямо в петлю автоматной бойницы, расположенной против второго сиденья для десантников. И тут же заговорила автоматическая тридцатимиллиметровая пушка БТРа со спаренным танковым пулеметом. Это вступил в бой майор Кологривский, занявший место стрелка-радиста. А сидящий на месте командира БТРа Соловейчиков не растерялся и с силой захлопнул люк, в который тут же застучали новые пули пулемета. Не поспеши старлей сделать это, пули попали бы в голову Бармалеева. Подполковник же, одновременно с действием старлея, сорвал с себя шлем в надежде на прекращение звона в ушах, но звон продолжался. Однако Бармалеев, мало обращая внимания на этот звон, воспользовался тем, что двигатель не заглох, включил передачу и нажал на педаль акселератора. Он двинулся прямо на кусты, среди которых, как показал монитор, мелькнули какие-то фигуры. БТР даже не почувствовал столкновения с человеческими телами, просто смяв их и переехав. Точно так же он смял и выдрал из песчаной почвы кусты. Рядовой Василий Кичогло выскочил через боковой люк и сразу дал очередь себе под ноги, за ней вторую – уже в сторону, как было слышно по звуку. Кичогло вернулся в стоящий на месте бронетранспортер через тот же люк, через который покидал его, и сел на прежнее место десантника. – Сначала раненого добил, – сообщил он. – Мужику в возрасте ногу в бедре пушечным снарядом оторвало – артерию перебило. Не жилец на этом свете. Пришлось добить, чтобы не мучился. Потом один побежал. Я его достать не сумел. Убежал в кусты… – А что это вообще было? – спросил подполковник. – Что за часть? – Думаю, РДГ…[28] Пять человек всего. Подполковник задним ходом вернулся на дорогу и снова направил бронетранспортер в рыбацкое село в окружении расположенных неподалеку двух деревень. Однако в здании рыбацкой артели они никого, кроме сторожа, уже не застали. Рядовой Василий Кичогло вышел из БТРа и разговаривал с ним. Нужно было видеть вылупленные и почти квадратные за очками глаза сторожа, когда российский солдат обратился к нему на его же родном языке! И только это удивление, скорее всего, позволило сторожу поднять руку и показать направление, в котором следовало ехать. – По правой стороне предпоследний дом на главной улице, – сообщил Кичогло, садясь в БТР. – Только сторож сообщил, что общее собрание запретило старосте что-то для нас делать. Поехали сначала быстро, потом у подполковника зазвонил смартфон, и он, сбросив скорость, долго копался, вытаскивая его. Но, чтобы вытащить окончательно, пришлось даже остановиться. – Не надо так далеко мобильник прятать, – подсказал Кологривский. – В другом месте я любой телефон всегда разбиваю. Судьба… – Бармалеев посмотрел на определитель номера и сообщил: – Жена… Слушаю тебя… – сказал он уже в телефон. – Опять, судя по голосу, не вовремя. – Конечно. Я же здесь не прохлаждаюсь на Средиземноморье. Вот семь-восемь минут назад мне чуть было голову не прострелили. Ладно бы еще во время разговора с тобой – было бы на кого вину свалить. А то даже скучно – просто так… – Как это тебя угораздило? – Нормально. На засаду нарвался. Сейчас благодаря тебе могу на следующую нарваться. – Ты же сам это время назначил. – Это было моей ошибкой… – Ну, хоть свои ошибки признавать научился. Хоть какая-то польза от твоих командировок. – Вот и договорились. Все. Мне некогда. У меня впереди разговор серьезный. – И Бармалеев, не дожидаясь согласия жены, выключил телефон, который снова убрал далеко под бронежилет. И только после этого снова тронулся с места, в крупное боковое зеркало наблюдая, как провожает их взглядом, выйдя на середину дороги, сторож рыболовецкой артели, или, как она называлась официально, «забродческой ватаги». К дому старосты они подъехали быстро, найдя его без проблем. К удивлению офицеров, во дворе дома при свете электрической лампочки на переноске женщина в возрасте ловко орудовала топором – колола дрова. Удивление было вызвано тем, что женщина выполняла мужскую работу, когда в доме есть мужчина. Но, когда мужчина вышел на крыльцо, удивление прошло – мужчина был седоголовым, седобородым и явно слепым. Странно, как это рыбаки решились выбрать в старосты артели слепца… Однако это было дело самих рыбаков, в которые вникать офицерам не хотелось. Из БТРа вышли все. Рядовой Кичогло первым обратился к старику. Тот ответил на чистом русском языке, только с легким акцентом, скорее еврейским, чем сирийским. – Ты, сынок, откуда язык знаешь? – Я по отцу – гагауз. Он меня языку и научил. – А отец-то твой жив еще? – Нет. Папа давно умер. От болезни. – А как тебя зовут? – Василий Васильевич, – представился Кичогло. – Меня так же зовут. Я буду Василий Васильевич-старшой, а ты, стало быть, Василий Васильевич-младшой. А с тобой кто приехал? – Мои командиры… – Так ты солдат, что ли? – Рядовой Кичогло, – представился Василий Васильевич-младшой. – Фамилия у тебя настоящая – гагаузская… – Подполковник Бармалеев, – представился Вилен Александрович. – А вы, простите, где русский язык изучали? Акцент у вас слегка странный. – Я когда-то окончил университет в Одессе, – с некоторой даже гордостью ответил староста «забродческой ватаги». – Меня сирийское правительство на учебу отправляло. Я тогда еще молодой был и все видел. По крайней мере, видел все, что находил нужным видеть… А акцент – от него, говорят, до конца жизни не избавишься, хотя сам я думал, что без акцента говорю. Не чувствую его, и все тут… – Вот это правильно, – сказал Кологривский. – Что видеть не хочешь, на то и смотреть не следует. – И, по примеру командира батальона спецназа военной разведки, представился тоже. Старик повернул голову в сторону старшего лейтенанта. – Но я слышу, как у вас еще один человек дышит. Кто это? – Это мой командир взвода… – сказал Василий Васильевич-младшой. – А фамилия у твоего командира взвода есть? – строго спросил слепой староста, голосом показывая, что он умеет и командовать. – Старший лейтенант Соловейчиков. – Ну а теперь, гости дорогие, проходите в дом. Хозяйка стол вам накроет. Все прошли за хозяином по темному коридору в просторную и светлую от двух горевших лампочек комнату. – Мы вообще-то не голодны, – скромно возразил было Бармалеев. – Так что, зря, что ли, хозяйка барашка зарезала? Никакие возражения не принимаются. Меня предупредили о вашем приезде, – слепой положил руку на телефонный аппарат, стоящий на подоконнике, – я велел хозяйке приготовиться. Она и готовится… Предупредить старосту мог бы только сторож артельной конторы, больше никто о поездке к рыбакам не знал. – Кстати, по пути к вам нас атаковала разведывательно-диверсионная группа противника. Группу мы уничтожили, но один бандит ушел. Он, вероятно, представляет опасность, – сказал Бармалеев. – Один – это не страшно, – заметил слепой. – На одного у нас в каждом доме двустволка найдется, найдутся и стрелки. Да хоть мою бабку возьми… Бабка тем временем возилась в соседней комнате с печкой, гремела посудой. А вскоре и за стол всех посадили. Их накормили обжаренными кусочками баранины и бараньими потрохами, и все это было обильно приправлено укропом, петрушкой и другой зеленью со своего огорода, а потом подали на стол целое блюдо пирожков с брынзой, капустой и творогом и слоеные пирожки с брынзой и творогом – это все национальные блюда гагаузской кухни, как объяснил офицерам Василий Васильевич-младшой. Мясо барашка почти все съели и на пирожки места практически не хватило. Хозяйка собрала пирожки в черный пластиковый пакет и вручила Василию Васильевичу-младшому, чтобы тот угостил солдат, с которыми служит. Командир взвода, присутствующий здесь же, был не против того, чтобы его бойцов подкормили, о чем сказал вслух, поймав вопросительный взгляд рядового с настоящей гагаузской фамилией – Кичогло… – Цыть… – прогнал староста жену на крыльцо. – Мужчинам поговорить надо. Шаркающие старушечьи шаги на крыльце стихли. Села, видимо, на скамейку, стоящую рядом с крыльцом, и склонила уставшую голову, а усталые руки на животе сложила. – Что вы от рыбаков хотите? Вы же не просто так приехали… – спросил староста. – Ваши лодки доставляли бандитов на их судно, которое потом наша авиация разбомбила… – начал разговор подполковник Бармалеев. – Было дело. Доставляли… Вынуждены были доставить… – согласился старик. – Я приказал. И рыбаки не отказались. Если есть необходимость, можете меня расстрелять. Я не из пугливых. И жизнь свою честно прожил. Мне не страшно пред Господом предстать… – Старик перекрестился и поцеловал крест, на бечевке висящий у него на груди. – Расстреливать мы, конечно, не будем, – сказал Кологривский, – но выводы определенные сделаем. – А что мне ваши выводы! – сорвался старый староста. И в это время от пинка открылась дверь в комнату и вошел человек с автоматом. Человек повел стволом перед сидящими офицерами и единственным среди них солдатом. – Офицеров попрошу аккуратно, двумя пальцами, вытащить пистолеты из кобуры и положить на пол перед собой. Ногами отбросить в мою сторону. И быстро, – сказал человек на плохом русском языке. – И не дергаться… Автоматы ваши все равно стоят у стены в соседней комнате. Вы ничего сделать не сможете. Так сумейте принять свою судьбу достойно! – Это ты, что ли, себя нашей судьбой посчитал? – спросил человека с автоматом Бармалеев. – Счетовод хренов. Ты бы сначала считать научился. – Счетовод хренов… – повторил за своим комбатом и Василий Васильевич-младшой. Ствол автомата смотрел прямо на подполковника, и никто из офицеров, и даже рядовой, не посмотрел за спину бандиту. Умышленно не посмотрели. А над головой человека с автоматом уже завис топор, который еще недавно так ловко колол дрова. Старушка с силой опустила его. И человек упал навзничь, успев дать очередь в потолок. Все решилось мгновенно. – Ты убила его? – спокойно спросил староста так, будто все видел. – Убила, – ответила пожилая женщина так же спокойно, как спрашивал ее муж. – Нас, гагаузов, и так мало в мире осталось… Всего-то четверть миллиона. А он хотел Васю-младшого застрелить… – Ты правильно сделала, – решил староста твердым голосом и повернулся к офицерам. – Эти бандиты сразу захватили троих наших мужчин. Правда, людей-то, честно говоря, никаких… Пьяниц около магазина поймали и расстреляли. Но они же были гагаузами. А нас в мире мало осталось. И бандиты обещали еще и других расстрелять, кто под ствол попадется, если их на судно не отвезем. Вот я и приказал отвезти. А вы даже заложников не взяли. И нам настоящего гагауза показали. Итак, что вы хотите? – Примерно того же, что и бандиты. Только нам не на судно надо, а на берег. Но – в другом месте, – сказал Кологривский, доставая карту. Бармалеев промолчал. Он уже обратил внимание на то, что старик-староста избегает называть бандитов «бармалеями», видимо из-за созвучия с его фамилией. И потому говорил мало, предпочитая только кивать. Кивнул он и сейчас.