– Яценко! Коля, ты временно заменяешь капитана Труфанова. Доверь Клишину свой взвод, если, конечно, считаешь старшину достойным. А сам доложи о потерях роты, которую ты временно возглавишь. – Четверо убиты в «зеленке», во время боя с обслуживающим персоналом гаубиц. Там же, в «зеленке», и похоронены. Всего два «трехсотых» при переходе окопов противника во время атаки. Одного живым не донесли. Скончался во время переноски. Второго сейчас оперируют. Результат операции пока неизвестен. – Неизвестен тебе или врачам? – переспросил подполковник. – Мне… Минутку… Яценко вытащил трубку и набрал номер. Долго разговаривал с дежурной медсестрой в приемном покое: видимо, она копалась в своих бумагах. Наконец разговор завершился, когда Яценко вынужденно прикрикнул на медсестру за нерасторопность. Яценко заулыбался. – Все в порядке, товарищ подполковник. Операция прошла успешно. Из тела извлечены три пули. Состояние тяжелое, но терпимое. Раненый спит после операции. – Пусть отсыпается, – сказал, как разрешил, Бармалеев. – Но ты его позже не забудь навестить. Значит, потери в роте – семь человек. Один из них легкораненый. Не забудь и Труфанова навестить. Потом мне доложишь… – Обязательно, товарищ подполковник. – Соловейчиков, что у тебя? – Двое раненых. Первый – в бою с обслугой гаубиц, второй – при имитации «прорыва». Первого донесли до санитарной машины на плащ-палатке бойцы пятого взвода разведроты, у второго сквозное ранение в ногу. Боец от госпитализации отказался, остался в строю. Только заметно хромает. Для парада не годится. Я его пока в постоянные дневальные определю. – А себя ты к раненым не относишь? – Я в строю. Значит, не отношу. – У меня потерь нет, – доложил даже с некоторой гордостью в голосе командир взвода связи Анатолий Пучков. – А убитый радист? – напомнил Бармалеев. – У меня во взводе, товарищ подполковник, только телефонисты. Радистов выделяет лично полковник Прохоров. У него в подчинении свой взвод радистов, вы же знаете. – Понятно. Только я уже так к тем же радистам привык, что за своих их считаю. По именам помню. Теперь об успехах. Что у кого? – В том же порядке докладывать? – спросил командир линейной роты капитан Соломатин. – В том же. Как начали… – Трое часовых в окопе – этих сняли без проблем. Сколько уничтожили взрывами гранат бандитов в блиндаже – неизвестно, в блиндаж никто не заглядывал. Но практика говорит о том, что блиндаж обычно строится на отделение. Правда, в отделении возможны потери во время неудачной попытки атаки. В среднем примерно считаем, что там пятеро находились. Итого, восемь «бармалеев». Это я по минимуму беру. Максимум подсчитать оказалось невозможным… При отходе потерь не было. Но и противника в окопе не осталось. – Понятно. Волокушин! Что у тебя? – Когда ворвались в окоп, там из соседнего отделения несколько человек проскочили, из ближайшего окопа. Пятерых взяли на МСЛ, одного просто застрелили. – Кто стрелял – выяснил? – Я лично стрелял. В того, что первым подскочил. – Понятно. Яценко. – Совместно с саперным взводом уничтожена батарея «Градов». После чего саперы заминировали шесть гаубиц. Разведротой совместно с теми же саперами взорвана батарея из восьми минометов противника и уничтожено шестьдесят шесть бойцов полного минометного взвода. Попутно нанесены значительные потери линейной части войск из окопов противника. Уничтожено до половины батальона живой силы «бармалеев». После чего рота отправилась, согласно заданию, на уничтожение второго минометного взвода, но не успела. Минометы были уже захвачены бойцами «морской пехоты». Мы уничтожили только около пятидесяти бандитов, что выдвигались на соединение с первым минометным взводом. Итого, силами роты совместно с саперным взводом уничтожено или выведено из строя более шестисот человек живой силы противника. Допускаю, что даже больше. – Когда взорвутся гаубицы? – спросил из темного угла блиндажа полковник Скорокосов. – Как только начнут стрелять… – сообщил Соловейчиков, лично принимавший участие в минировании артиллерийских орудий. – Взорвутся так, что уничтожат и обслуживающий персонал. Один персонал мы уничтожили. Им на смену привезут другой, а для третьего и орудий не останется. – Отлично отработали, – сказал полковник, выходя на светлое место. – Можно докладывать генералу? – Можно… – согласился Бармалеев. Смартфон зазвонил, когда в бункере еще находились все офицеры батальона и полковник Скорокосов. Бармалеев достал телефон, глянул на определитель номера и, не здороваясь, сказал: – Я тебе позже позвоню. – И снова убрал смартфон в карман. – Жена? – понимающе спросил Скорокосов. – Она самая, – только и ответил Бармалеев. – С мобильника старшего сына звонит… Я на звонки с ее телефона не отвечал. – Надо было ответить, – назидательно произнес полковник. – Она же волнуется, переживает. Мне моя по два раза в сутки названивает. Женщин тоже надо понимать. Он двинулся к выходу из блиндажа, в котором провел больше суток. За полковником потянулись и офицеры батальона. Вышел даже начальник штаба майор Лаптев, не пожелав мешать предполагаемому разговору подполковника с женой. Кашлянув в кулак, Николай Николаевич сообщил: – Пойду посты проверю. Проверять, как несут службу часовые, было любимым занятием начальника штаба, как и стрельба из окна блиндажа по наступающему противнику. Бармалеев остался в блиндаже только с сержантом из взвода связи, который не имел права ни на минуту оставлять свой пост, даже в туалет уходил, когда появлялся сменщик. И только тогда Вилен Александрович снова, кряхтя и вздыхая, достал смартфон. – Алло! – сказал он в телефон. Ответил старший сын: – Здравствуй, папа! Как дела? Как самочувствие? – Нормально. Позови маму… Через несколько секунд трубку взяла Тамара. – Ты что на мои звонки не реагируешь? – начала она возмущенно. – Я уж и не знала, что подумать. Разное в голову лезет… И что ты убит, а никто не решается мне это сообщить, и что серьезно ранен, а в госпитале у тебя телефон забрали со всеми вещами и в камеру хранения сдали… а там кто мой звонок услышит… – Меня пуля не берет… – хохотнул подполковник в трубку. – И не надейся… На последнюю фразу Тамара внимания не обратила. Вернее, как подумал Бармалеев, до нее не дошел смысл сказанного им. – А что тогда не отвечал? – А сколько тебе раз можно говорить, что я на войне. И я в спецназе воюю. А спецназ – это воины ночи, как ниндзя в Японии. И основная наша работа – именно по ночам. А ты взяла манеру звонить ночью, когда я наиболее занят. Бросай эту практику. У меня порой бывает меньше секунды отпущено на размышления. А тут ты еще звонишь. – А что делать? – Спать, – сказал, как приказал, подполковник. – Ночь для того и предназначена… – А что делать, если я уснуть не могу, мысли разные в голову лезут… – Если хочешь, чтобы меня убили и весь батальон перебили, звони ночью. Все… Он отключился от разговора, но тут же почувствовал свою вину. Нельзя было так разговаривать с Тамарой. Она человек тонкий, эмпатичный, сильно переживает из-за любых неприятностей. К тому же отчаянно верит в сны. А это способно довести любого до сумасшествия. Надо будет сегодня среди дня позвонить ей и назначить конкретное время для разговоров по телефону. В это время Бармалеев будет ждать звонка. В блиндаж вернулся майор Лаптев. – Что-то быстро ты, Николай Николаевич… Неужели уже все посты обошел? – Нет, все не успел. Только четыре поста посетил. Что-то непонятное у противника творится. Вернулся, чтобы посоветоваться. – А что там не как надо? – Складывается такое впечатление, будто батальон «Фронта ан-Нусра» готов сняться с места и уйти в сторону, обнажив фланг сплошного фронта. – Может, его просто меняют? – Днем-то? А для чего тогда ночь нужна? – Ночь нужна, чтобы спать… – скорее жене, продолжая с ней разговор, чем Николаю Николаевичу, сказал Бармалеев. – Спорный вопрос и спорный ответ, – нравоучительно изрек начальник штаба. – Но я все же позвоню полковнику Скорокосову. Вдруг он знает, что у противника творится. Сержант-связист слышал, что сказал командир батальона, и, когда подполковник шагнул к нему, уже протянул ему трубку. – Полковник Скорокосов. – Здравия желаю, товарищ полковник. – Только пятнадцать минут назад расстались… – ответил полковник на приветствие. – Я только-только к себе в кабинет зашел. Что у тебя случилось? Надеюсь, дома все в порядке? – Дома-то все в порядке, но вот по другую сторону фронта порядка не наблюдается. – И Бармалеев рассказал о подозрениях майора Лаптева. – Я же говорю, что только что прибыл. Еще не в курсе новостей. Ты подожди, подполковник. Я в разведуправление схожу, спрошу у них. Может, там что-то знают. Как вернусь, сразу тебе позвоню. Вне зависимости от результата.