И о многих других его воплощениях. О древних легендах. О старых стихотворениях. О пустых лесах и реках, не принесших ответа. О комнатах, где больше никто не мечтает. О букете цветов в знак соболезнования на воротах коллежа. Список был длинным. Очень длинным. Женщины молча отстранились друг от друга. Всхлипывания Сандрины затихли, как пламя свечи, лишенное кислорода. Она снова легла в кровать и в последний раз взглянула на снимок. – Да, это он. Der Erlkpnig. Вероника тут же отреагировала на это признание. Она уже не была начинающим специалистом, но жизнеспособность человеческого мозга продолжала ее удивлять даже после стольких лет практики. Множество вопросов пока оставались без ответа, но она решила, что нужно дать Сандрине отдохнуть. Несмотря на то, что она перестала плакать, психиатр ни на секунду не сомневалась, что внутри у нее продолжаются глубокие потрясения. Лекарственные препараты не могут действовать бесконечно. Когда женщина придет в себя, осознание смерти ее мучителя наводнит мозг подавленными воспоминаниями. И тогда ей срочно потребуется помощь, чтобы она окончательно не лишилась рассудка… – Сандрина? – Да, – тихо прошелестела она. – Мы вас оставим, вам нужно отдохнуть, – сообщила Вероника. – Сейчас придет медсестра и даст вам лекарство, чтобы вы могли спокойно поспать. Вы проявили огромную храбрость. – Нет… – прошептала молодая женщина. – Не уходите. – Я вернусь, как только вы проснетесь, и мы продолжим разговор. – Нет, останьтесь… Я хочу с этим покончить. Позвольте мне рассказать вам правду, – настаивала Сандрина. – Вы уверены? Вы очень устали, это может подождать несколько дней… «Нет, это не может ждать… Теперь я понимаю последние слова жителей острова… «Ты должна нас оставить, забыть нас…» Именно это я должна сделать – забыть их, оставив на острове. Рассказать свою историю, настоящую, ту, которая скрывается за дверью моего убежища. Поверит ли мне полицейский, услышав продолжение? Ведь он с самого начала сомневался в правдивости моих слов? Покажется ли ему погреб более реальным, чем бывший нацистский лагерь или тела детей, унесенные течением? Я покидаю вас, мои друзья. Вы были моей защитой, вы, океан, Сюзанна… Вы все защищали меня от Лесного царя. Но сейчас пришло время, и я больше не могу прятаться. Я должна рассказать правду. Даже если это принесет страдания. Даже если я навсегда вас забуду». Прошло несколько минут, пока Сандрина снова заговорила. Казалось, в ней происходит внутренняя борьба, которую Вероника и Дамьен не осмеливались прервать. Ее взгляд блуждал по комнате, а губы шептали слова, предназначенные воображаемым персонажам. Или призракам. Или лохмотьям себя самой. Затем внезапно все это прекратилось, и молодая женщина поочередно взглянула на своих собеседников, с замкнутым лицом, хрупким взглядом, блуждая между «здесь» и «там», подбирая нужные фразы. – Я возвращалась домой, было холодно и темно. Мне было шестнадцать лет… 14 Мне было шестнадцать лет. Я вышла из лицея. Завтра утром нас ждал опрос на уроке немецкого языка. Моя лучшая подруга Мари поинтересовалась, выучила ли я стихотворение наизусть. Потом она махнула мне рукой и нырнула в школьный автобус, который должен был отвезти ее домой. В этот день я видела ее в последний раз. Я продолжила шагать дальше. Я знала маршрут наизусть и могла бы пройти по нему с закрытыми глазами, если бы захотела. Каждый день я шла по одной и той же улице, встречала одних и тех же людей. Франсуазу, булочницу, из магазина которой на весь квартал разносился аромат свежеиспеченного хлеба. Виктора, мясника, в фартуке, усеянном каплями крови, которого я так боялась в детстве. Продавца книг Клода, всегда многословного и дружелюбного, который всегда улыбался мне с искрящимся эрудицией взглядом. Я знала каждого из этих людей. Их привычки. Их маленькие причуды. Их еще дымящиеся сигареты на пороге магазина, когда курение прерывал посетитель, их раздражение из-за плохой погоды, их приветственные фразы, одни и те же из года в год… «Ну что, Сандрина, вперед за знаниями?» «Тебе нужно есть больше мяса, малышка, ты такая бледная!» «Ты только понюхай этот шоколадный хлеб, Сандрина! А как поживает твой ухажер Поль?» В тот вечер все были в своих магазинах, подбивали счета в конце дня, наводили порядок на полках, когда я прошла мимо мужчины, который стоял, прислонившись к стене. Я не обратила на него внимания, поскольку, памятуя о словах Мари, проверяла, насколько хорошо я знаю стихотворение, чтобы рассказать его без запинки. Я продолжала шагать по направлению к дому и осознала, что он идет за мной, только тогда, когда свернула в переулок и услышала за спиной шаги. Я хотела обернуться, но не успела. Меня подхватила крепкая рука, и кто-то прижал к моему рту тряпку. Это все, что я помню о похищении. Я очнулась в темной комнате, не понимая, где нахожусь. Голова раскалывалась от боли, я ничего не видела вокруг себя. Я попыталась встать и с ужасом обнаружила, что мое левое запястье сковано цепью. Я дернула сильнее, пытаясь освободиться, но ничего не вышло. И тогда я заплакала. И закричала. Но никто не откликнулся. Я успокаивала себя, что полиция меня обязательно найдет. Что меня скоро отсюда вызволят. Что это всего лишь дурной сон. Прошла ночь. На следующий день я по-прежнему была прикована цепью и лежала на матрасе, запах которого вызывал у меня отвращение. Дневной свет постепенно разгонял темноту. Я поняла, что нахожусь в погребе, поскольку напротив меня возвышалась длинная деревянная лестница. За крошечным прямоугольным окошком угадывалось небо. Колыхавшиеся травинки закрывали вид, но они были слишком тонкие и росли неравномерно, чтобы помешать пробиться солнцу. Здесь также была ванна. Я встала. Моя цепь позволила мне дотянуться до крана. Я попила воды. Долгими глотками. С закрытыми глазами. Уверенная, что, когда я их открою, я снова окажусь у себя дома, в своей ванной комнате, и, подняв голову, увижу свое отражение в зеркале. Но открыв глаза, я увидела лишь серую стену, цементное покрытие которой раскрошилось от времени и влажности, обнажив фундамент. Меня охватила паника. Я долго кричала, плакала, умоляла и дергала за эту проклятую цепь, браслет которой обжигал мне запястье. Затем я сжалась в комочек и принялась ждать. Когда сгустились сумерки, я услышала, как открылась дверь. В ту же секунду над моей головой раздалось потрескивание лампы, и в помещении стало светло. По лестнице спустился мужчина и остановился передо мной, держа в руках поднос. Он поставил его у подножия лестницы и сел. – Есть хочешь? – Отпустите меня! – Ты не ответила на вопрос. – Полиция скоро вас поймает! Вы не имеете права! Тогда мужчина встал и ушел из погреба, игнорируя мои выкрики. Через некоторое время он спустился снова. Его телосложение, на которое я не обратила внимания в первый раз, произвело на меня впечатление. Он был ненамного выше меня, но в его мускулистом теле угадывалась недюжинная мощь. Под холодным взглядом его голубых глаз я цепенела от страха. Он почесал подбородок огромной рукой, которая могла бы задушить меня простым нажатием. Я никогда еще не видела такого звероподобного мужчины. Неухоженная борода и всклокоченные волосы делали его похожим на хищника, добычей которого была я. На время своего отсутствия он оставил свет включенным, позволив мне таким образом с вожделением смотреть на бутерброд, до которого я не могла дотянуться. – Есть хочешь? – Да. – Ты не сделаешь никаких глупостей, если я дам тебе поесть? – Нет. – Сначала выпей горячего шоколада. Я приготовил его для тебя. – Хорошо. Он подошел и протянул мне большую фарфоровую чашку. Она показалась мне очень хрупкой в его крепких пальцах. В верхней части чашки красовалась рекламная надпись: «Шоколад Менье – благо Вселенной». Я смочила губы в теплой жидкости и выпила ее почти залпом. Мне это доставило неимоверное удовольствие. Я ничего не ела целые сутки. Все вокруг вдруг стало нереальным. Очертания вокруг меня, слова этого мужчины, само мое присутствие в этом погребе…