Было слишком поздно. Они все погибли. Мужчина замер рядом со мной. – Я тебя предупреждал, что ты пожалеешь. Они умерли по твоей вине. Не знаю, как я это сделала. Я даже не помню, как схватила камень за ванной. Он повернулся ко мне спиной, и этого было достаточно. Я ударила в первый раз. Кровь брызнула и растеклась по его волосам. Он посмотрел на меня с недоумением в глубине глаз. Я не дала ему времени опомниться и с силой опустила камень на верхнюю часть его лба. Один раз, второй раз. Я продолжала бить, он рухнул на пол. Я не могла остановиться. Его череп трещал при каждом ударе, заливая своим содержимым мою одежду, лицо, цемент. Потом я долго сидела рядом с ним. Через некоторое время я обыскала его карманы и нашла связку ключей. Освободившись от цепи, я, шатаясь, направилась к лестнице. Пара белоснежных кроссовок стояла на крыльце перед входной дверью. Я обула их и несколько минут стояла неподвижно, разглядывая серый пейзаж. Я была права. Больше никто не ждал меня снаружи. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилались поля. Ни малейшего признака дружеского присутствия, ни малейшей причины на что-то надеяться. Я не была готова к встрече с этой новой тишиной и одиночеством. Я не знала, каким был мир за пределами живой изгороди и плакучей ивы, и, возможно, моим истинным местом в этой Вселенной было то, которое я только что покинула, убив человека. Мне просто показалось, что я не смогу здесь выжить. И тогда я отправилась на остров. 19 Сандрина закончила свой рассказ, почти прошептав последние фразы. Вероника и Дамьен молчали. Отчасти из уважения к этим признаниям и тому ужасу, свидетелями которого они стали, но также потому, что им казалось, что все это время они находились рядом с ней, тоже запертые в стенах этого погреба. Молодая женщина не поднимала глаз от своего одеяла, комкая его в руках. Лекарства начали действовать, и ее неодолимо клонило в сон. Инспектор хотел что-то сказать, но психиатр остановила его легким прикосновением руки. Она заговорила сама, чтобы завершить беседу: – Благодарим вас, Сандрина, что поговорили с нами. Вам потребовалось много мужества, чтобы противостоять этому человеку, и еще больше – чтобы пережить эти трагические моменты. Сейчас мы вас оставим, чтобы вы могли отдохнуть, а завтра поговорим обо всем этом, если захотите. Я очень хочу вам помочь, на это потребуется много времени, но я уверена, что мы сумеем справиться с этими болезненными воспоминаниями. Вы согласны со мной? Сандрина ограничилась слабым кивком головы, словно все силы ушли из нее с этим рассказом. – Отлично, отдыхайте. Вы сумели преодолеть важный этап, теперь все должно быть хорошо. Психиатр взяла свой магнитофон и ласково улыбнулась молодой женщине. Ее профессиональная этика не позволяла ей большего проявления чувств, но Вероника не могла запретить себе поддержать Сандрину. Ей бы очень хотелось снова ее обнять, утешить, сказать, что она правильно поступила, убив этого подонка… но ей пришлось ограничиться только улыбкой. Они вышли из палаты и смогли вздохнуть полной грудью, только оказавшись в коридоре. Дежурная медсестра, терпеливо ожидавшая на стуле, встала, увидев, как они осторожно закрывают за собой дверь. – Давайте ей седативные препараты в течение следующих суток. Я оставлю инструкции в регистратуре, – велела ей Вероника. – Хорошо. – Заходите к ней почаще… и продолжайте приносить ей цветы, это отличная идея. – Обязательно, – кивнула медсестра. Дамьен выждал несколько минут, прежде чем заговорить. С точки зрения человечности он был потрясен откровениями пострадавшей, но как полицейский, он обязан был в первую очередь думать о расследовании. – Я хотел ей задать несколько вопросов, – заметил он, когда они вышли из больницы. – Я поняла. Но они были бы несвоевременными. – Она не назвала нам свою личность… – Вы просто не представляете, какому испытанию она только что подверглась, рассказав нам свою историю! Ее мозг всеми возможными способами защищал ее во время заточения, а мы с вами взяли и вытащили ее из этого убежища! У нас обоих накопилось к ней много вопросов: у вас – чтобы завершить расследование, у меня – чтобы помочь ей скорее восстановиться. Но мы не можем все получить сегодня. Мне кажется, у вас имеется достаточно доказательств, чтобы закрыть это дело. – Я могу начать процедуру, но мне потребуются подписанные показания… и имя, – согласился Дамьен, вытаскивая сигарету из пачки. – Ее автобиографическая память, которая содержит все, что связано с ее личностью, скорее всего, тоже была отключена. Не полностью, забылось лишь то, что могло помешать построению ее убежища. Ей требовалось забыть, кем она была на самом деле, поскольку став Сандриной Водрье, она смогла выжить, перенестись в другое место, подальше от этого погреба. Мы дали ей понять, что ей больше нечего опасаться. Когда она примет этот факт, ее мозг снова подключит все, что был вынужден заглушить: подавленные воспоминания, эмоции… Это не займет много времени, судя по тому, как быстро она рассказала нам обо всем, что ей пришлось пережить. Возможно, уже завтра я буду знать ее имя и фамилию. Как только она проснется, мы начнем терапию. Дамьен внимательно выслушал Веронику. Он улыбнулся, глядя на молодую женщину, которую сначала принял за недавнюю выпускницу. Но то, как она позволила пострадавшей рассказать свою историю, не прерывая ее, подбадривая жестами, защищая от равнодушных нетерпеливых вопросов, которые он хотел ей задать, показывало, что она была опытным профессионалом своего дела, которому он мог полностью доверять. – Вы прекрасно справились. Я имею в виду… с Сандриной. – Надо же, дождалась комплимента! – удивилась она, всплеснув руками. – Могу я посмаковать свой успех, попросив у вас сигарету? – Да, разумеется. Держите. А что вы думаете о ее рассказе с психиатрической точки зрения? – Хорошая попытка, инспектор. – В смысле? – Эта женщина – моя пациентка, поэтому… – Вы не можете разглашать подробности своей работы. – Верно. А вы что обо всем этом думаете? – Тайна следствия, увы, – улыбнулся он, выпустив струю дыма. – Забавно. Ясно одно – кирпичики ее убежища совпадают с тем, что она пережила. Мне потребуется время, чтобы все проанализировать и выявить несколько скрытых совпадений, но у вас есть пострадавшая, виновный и мотив. Я сделаю вам копию записи. – Спасибо. Могу я вам задать один вопрос? – Задавайте. – Пострадавшие всегда так легко с вами откровенничают? – Вы считаете, что это было легко? – удивилась психиатр. – Она колебалась всего одно мгновение, но показалась мне полной решимости… – ответил инспектор. – Каждая жертва реагирует по-разному, и самым сложным в таких случаях является не признание, а принятие, – пояснила Вероника. – Завтра или чуть позже Сандрина осознает, что часть ее жизни ушла навсегда, и смерть ее палача не вернет ей этих потерянных лет. И поверьте мне, ни медикаменты, ни удовлетворение от мести не смогут заглушить ее криков боли. 20 Дамьен ждал в вестибюле больницы, пока психиатр принесет ему копию записи. Он думал об этой девочке, угодившей в ловушку, которую приковали к стене погреба на несколько лет. Инспектор представил ее боль, отчаяние, тоску, растерянность. И это тяжелое тело, лежащее на ней. Он покинул больничную парковку с облегчением, стараясь не думать о навязчивых сравнениях между тем, что перенесла эта молодая женщина, и тем, что могла испытать его дочь. Он приехал в полицейский участок и направился к своему кабинету. В коридоре Дамьен встретил коллег, которые дружно складывали папки вдоль стены. – Что происходит? – Избавляемся от старых дел, отправляем их в архив Кана – приказ начальства, – сообщил ему Антуан. – Уже? – Да. Похоже, решение о закрытии нашей конторы не изменится. Поэтому начинаем готовиться. Новости есть? – Да, пойду, напечатаю отчет, пока вы не унесли мою пишущую машинку! Дамьен сел за свой стол и задумался. «Вот и почти раскрыто это странное дело, – сказал он себе. – Скоро психиатр поможет нам установить личность потерпевшей. Загадка острова продлилась недолго, и лишь в воображении пострадавшей, которой наверняка потребуется не один месяц или год, чтобы снова склеить кусочки разорванного в клочья прошлого». Он закурил сигарету, открыв папку с документами, собранными накануне. Среди прочего был конверт со снимками, сделанными на ферме полицейскими, которым было поручено сфотографировать место преступления. Дамьен разложил их на столе. Он вынул из кармана пиджака аудиокассету и некоторое время раздумывал, стоит ли снова слушать откровения, которые были на ней записаны. Ему совершенно не хотелось в очередной раз погружаться в эту историю, тем более так быстро, но ему было необходимо обобщить последнюю информацию для своего начальника. Он выдвинул ящик стола и достал оттуда магнитофон. Включив запись в качестве фонового сопровождения, он принялся печатать отчет.