Через несколько минут Рамоутер отодвинул остатки безвкусных спагетти карбонара и взял свой айфон. — О, мы ожидали, что ты позвонишь раньше. Мы как раз собираемся ужинать, — заявила Памела, отходя от камеры. Как и всегда, макияж у нее был идеальным, и ни один мускул на ее лице не дернулся, пока она говорила. Она была одета в дорогую форму для занятий йогой, хотя Рамоутер точно знал: Памела понятия не имеет, что такое «собака мордой вниз»[12], и, вероятно, думает, что шавасана — это сорт чая. — Прости, я не представлял, сколько времени мне потребуется, чтобы добраться из отделения до квартиры. Движение на Южной кольцевой… — Может, завтра уйдешь с работы вовремя. Четкий распорядок дня очень важен. Рамоутер прикусил язык, чтобы не сказать: «Расследование убийств — это не работа с девяти до пяти». — Где Мишель? Я пытался связаться с ней через ФейсТайм, но она не ответила. — Наверное, снова забыла зарядить телефон, но она наверху. Они оба наверху. Она была какой-то уставшей. Я скоро собираюсь уходить — мальчиков надо забирать из футбольной секции. Я отнесу ей свой айпад. Памела вошла к Мишель, которая сидела на краешке кровати. Спальня была отражением гостиной Рамоутера: чемоданы и коробки занимали большую часть комнаты. Он улыбнулся про себя. — Мишель, дорогая! — сказал Рамоутер. — Ты в порядке, любимая? Где Итан? Как прошел его первый день в школе? Я по тебе скучаю. — Итан уже спит, — ответила Мишель, пристраивая айпад на прикроватной тумбочке. — Он невероятно устал после первого дня в школе. Я сделала для тебя кучу фотографий. — Я знаю. Помнишь, ты посылала мне их сегодня утром? У Рамоутера все внутри упало, когда он увидел замешательство на лице Мишель. Ранняя деменция в тридцать шесть лет. Редкая наследственная форма болезни Альцгеймера, как это назвал специалист. Ее отец умер в пятьдесят восемь, но остальные родственники надеялись, что, может быть, пары поколений болезнь не коснется. Рамоутер получил подтверждение перевода в ОРСП за две недели до того, как Мишель поставили диагноз. Они нашли квартиру в Форест-Хилл[13], школу для Итана, и Мишель уже договорилась о собеседовании, чтобы устроиться на новую работу, но диагноз изменил все. Старшая сестра Мишель Памела заявила, что ее сестре нужна стабильность, а переезд в неизвестный город, разрыв с семьей и друзьями только ухудшит состояние ее здоровья. Рамоутер не мог с этим спорить. У него в папке «Черновики» все еще хранилось письмо — отказ от перехода в ОРСП. Он был готов его отправить, но Мишель сказала: «Нет». Такая возможность представляется раз в жизни. Она не хотела, чтобы он потом жалел о том, что ее упустил. И винил в этом ее. — Как прошел твой день? — спросил Рамоутер. — Нормально прошел. Памела пригласила меня на обед, чтобы познакомить со своими подругами. Тебе бы они не понравились. А твой день как прошел? — Хорошо. Я попал в отличный коллектив, и меня сделали напарником Анжелики Хенли, мы вместе расследуем одно дело. Ты помнишь ее? Я тебе про нее рассказывал. — Инспектор? — Да, все правильно. Инспектор, — радостно ответил Рамоутер. — Какая она? — Она… Э-э-э… Сильная. Умная. Не думаю, что она была счастлива получить меня в нагрузку, но ведь это только начало. — Хм. Итан хотел дождаться твоего звонка, чтобы рассказать тебе, как прошел его день в школе… Рамоутер смотрел на лицо Мишель на экране, и ему было невыносимо грустно. Она опять отвлеклась. Он видел это по ее глазам. Она смотрела на него и явно пыталась что-то вспомнить и не дать воспоминаниям ускользнуть. А он не мог больше на нее смотреть, отвернул телефон и положил его экраном вниз на кухонный стол. Не надо было ему слушать Мишель, когда она сказала, что все будет в порядке и что он должен переехать в Лондон. Ему следовало остаться рядом с женой, как настоящему мужчине, а он вместо этого сбежал при первой же возможности. Чувство вины тяжелым грузом давило ему на плечи, оно было таким же знакомым, как костюм, в котором он ходил на работу. Он злился на Мишель и на ее болезнь. И его душило чувство вины и стыда из-за того, что он злился. — Прости, — сказал Рамоутер, снова поднимая телефон. — В этой квартире не очень хороший сигнал. — Прекрати, — сказала Мишель. В такие минуты, когда ее сознание полностью прояснялось, Рамоутер чувствовал себя еще хуже. Его глаза наполнились слезами, когда Мишель посмотрела на него с экрана ясным и напряженным взглядом. Но она его очень хорошо знала и умела на него повлиять. — Мы оба приняли это решение. Мы же договорились! — напомнила она. — Да. Я просто скучаю по тебе и Итану. В этом все дело, — ответил Рамоутер, вытирая слезы. — Все будет хорошо. С нами все хорошо, — твердо заявила Мишель. — Я знаю. Я поработаю над собой. — Вот и отлично. А теперь давай я тебе расскажу про то, как прошел обед с подругами Памелы. Они все сумасшедшие. Знаешь, я с нетерпением жду того дня, когда их забуду. При виде улыбающейся Мишель Рамоутер рассмеялся. Чувство вины никуда не ушло, но весь следующий час, пока он разговаривал с ней, груз не казался таким тяжелым. Глава 6 Хенли знала, что мусор не для переработки забирают около одиннадцати утра. Она поставила пакеты из магазина и посмотрела на часы: 20:26. Синий мусорный контейнер блокировал ворота. Отец, вероятно, целый день не выходил из дома. Хенли отодвинула контейнер в сторону и открыла ворота. Она зацепилась курткой за шипы на разросшемся розовом кусте, когда шла по дорожке. Сорняки пробивались сквозь трещины в плитах, которыми она была выложена. — Какого черта? — воскликнула Хенли, когда не смогла повернуть ключ от входной двери против часовой стрелки. Это был тот же ключ, который вот уже пять лет висел на брелке с синей картой лояльности «Теско»[14]. Хенли снова вставила ключ. Он упорно отказывался поворачиваться. — Папа, ради всего святого! Хенли нагнулась и крикнула в прорезь почтового ящика: — Папа, это я, Анжелика. Открой дверь. Она села на пятки, держась пальцами за почтовый ящик. — Папа, подойди сюда. Просто… Пожалуйста. Я хочу посмотреть, все ли с тобой в порядке. — Со мной все прекрасно. Уходи. — Не уйду, пока не откроешь дверь. Я привезла тебе продукты. — Оставь под дверью. — Папа. Пожалуйста. Дай мне на тебя посмотреть. Обещаю, что не стану заходить в дом. Хенли смотрела в прорезь почтового ящика и видела, как к двери приближаются ноги отца в выцветших серых спортивных штанах. Входная дверь наконец открылась. — Папа, тебе нужно подстричься. Это было единственным, что смогла сказать Хенли, потому что все у нее внутри сжалось. Она не видела своего отца Элайджу почти три недели, и его вид ее потряс. Он похудел. Кожа на шее как-то странно скукожилась, напоминая смятый платок. Вскоре шок сменился страхом, который чувствуют дети, понимая, что родители уже одной ногой в могиле. Элайджа провел руками по волосам, в которых теперь было больше белого, чем седого. Его волосы выцвели еще сильнее, чем раньше, и торчали короткими неухоженными кудрями в разные стороны. — Сегодня утром заезжал Саймон. — Хенли опустила ладонь на руку отца. Он тут же ее отдернул. — Почему ты не хотел его видеть? — мягко спросила она. — Я не хочу видеть никого из вас. — Папа! Позволь нам тебе помочь. — Мне не нужна ваша помощь. Со мной все в порядке. — Почему ты поменял замок? — Чтобы ты и твой брат не заявлялись сюда, когда вам заблагорассудится. Я не ребенок. — Никто и не говорит, что ты ребенок. Мы просто о тебе беспокоимся. — Ну, со мной все в порядке. Ты меня увидела. Теперь можешь идти. — Папа… Не надо… Ты можешь впустить меня по крайней мере на минуту? — Я же сказал: нет! — Хорошо. Хорошо. — Хенли ухватилась за косяк двери. — Я не буду заходить. Вот, возьми. Она подняла пакеты из магазина и протолкнула их внутрь — дверь была раскрыта не полностью. — Я понятия не имею, что у тебя в холодильнике. Ты вполне можешь питаться одними крекерами и сардинами, я-то знаю, — со злобой произнесла она. — Я купила самое основное: яйца, хлеб, ветчину, курицу и печенье с глазурью. Я знаю, что ты его любишь и… Элайджа потянул пакеты на себя. — Черт побери! — выругалась Хенли, когда дверь захлопнулась прямо у нее перед носом. — Четырнадцать часов, — произнес Роб, не поднимая головы от ноутбука.