Остальные тревожно посмотрели на Мелвилла, тот проводил их жалобным взглядом и вернулся в гардеробную. — Вы их обыскали? — спросил Аллейн Фокса. — Мужчин — честь по чести, но к леди едва прикоснулся. На ней почти ничего нет. — Найдется, куда засунуть перчатку? — Перчатка — другое дело… — Двоих я уже отпустил без обыска, вот невежественный олух! Правда, старуха Макс не в счет, а на мисс Эмерелд были одни блестки. Корсета она не носит. — Как и Дульси, — мрачно молвил инспектор Фокс. — Мы слишком легкомысленны, Фокс. Если вы не совсем уверены, убедите ее явиться для обыска в участок, а если уверены, то отправьте их в такси по домам и оплатите проезд. — Слушаюсь, сэр. — Где Гарденер? — Ожидает вас в гримерной убитого. — Спасибо. Вы идете, Батгейт, или вас тянет на боковую? — Я сейчас, — сказал Найджел. Феликс Гарденер стоял посреди комнаты, засунув руки в карманы. При их появлении он вздрогнул и засмеялся над своей нервозностью. — Это арест? — спросил он отрывисто. — Нет, если вы не удивите меня признательными показаниями, — ответил Аллейн радостным голосом. — Присядем. — Признание? Боже, зачем, когда и так все ясно. Я его застрелил. Кто бы все это ни подстроил, застрелил его я. Мне никогда от этого не отмыться. — Если вы не виноваты, мистер Гарденер, то это полная невиновность. Вы виноваты не больше, чем мистер Симпсон, положивший муляжи патронов — хотя, может, это были боевые патроны (удивленный взгляд Найджела) — в ящик стола. Вы — такой же инструмент, как револьвер или как сам Сюрбонадье, зарядивший оружие своего убийства. — Я сам твержу себе это, но не помогает. Видел бы ты, Найджел, как он на меня посмотрел: можно было подумать, что он вес знал, долю секунды не сомневался в происшедшем и считал, что это сделал я. У него был такой удивленный вид! Сам я сначала ничего не понял. Это был шок: после выстрела мозги не работают. Я продолжал произносить свой текст. Это револьвер Билла, он говорил, что никогда не стрелял из него во фрицев. Хорошо, что он мертв и не может всего этого видеть. Он — Артур — упал, как падал всегда: обмяк и свалился. Артур хорошо играл эту роль, вы согласны? А я его не любил. Кажется, я уже это говорил. О Господи! — Мистер Гарденер, так вы сделаете себе только хуже, — тихо проговорил Аллейн. — Возможно, самое справедливое из всех наших тоскливых клише — что время лучший доктор. Мне как полицейскому хотелось бы внести поправку: время все решает. Но, увы, так происходит не всегда. Раз я полицейский, то должен задать вам несколько вопросов. — Хотите выяснить, не сделал ли я это нарочно? — Хочу доказать, что не нарочно. Где вы находились в момент начала первой сцены последнего акта? — Первая сцена последнего акта? Это когда Артур брал револьвер и заряжал его? — Именно. Так где вы были? — Где же я был?.. У себя в гримерной, вот где! — Когда вы вышли на сцену? Гарденер закрыл лицо руками, потом убрал руки и ответил с потухшим взглядом: — Не знаю. Наверное, вскоре после того, как меня вызвали. Дайте подумать — у меня такая каша в голове… Меня вызвали, и я вышел в коридор. — Когда это было? — Наверное, когда остальные стояли на авансцене. — До или после затемнения в начале этой сцены? — Не помню. У меня вылетело из головы все, что происходило перед тем, как… — Какая-нибудь мелочь может вернуть вам память. Когда вы вышли на сцену, там было совершенно темно? — Кто-то наступил мне на ногу, — сказал вдруг Гарденер. — Вам наступили на ногу — в темноте? — Да. Мужчина. — Где это было? — За кулисами. Точнее сказать не могу — было темно, глаз выколи. — Кто бы это мог быть? Гарденер испуганно покосился на Найджела. — Это не будет наговором? — Ради Бога, скажи правду! — сказал Найджел. Гарденер помолчал, потом произнес: — Нет. Даже если у меня промелькнула какая-то мысль, то она слишком жалкая, чтобы ее использовать, от нее может быть огромный вред; вы помимо воли окажетесь под ее влиянием, я это предвижу. По - моему, за этот вечер я уже наделал достаточно бед. — Он свирепо уставился на Аллейна. Тот улыбнулся. — На меня не так просто повлиять, — проговорил он. — Обещаю, дополнительный вред будет сведен к минимуму. — Нет, — уперся Гарденер. — Я сам-то не уверен. Чем больше думаю, тем сильнее сомнение. — Это как-то связано с вашим обонянием? — Боже!.. — прошептал Гарденер. — Благодарю вас, — сказал Аллейн. Гарденер и Найджел непонимающе уставились на него. Гарденер истерически захохотал. — Узнаю сыщика! Вы — актеры почище нас. — Спокойно, — произнес Аллейн. — Довольно с меня актерства! Меня уже тошнит от сцен, мистер Гарденер. — Простите. — Так-то лучше. Вернемся к револьверу. Как я понял, он принадлежал вашему брату. Давно он у вас? — Со времени его смерти. — У вас были патроны? — Я отдал их реквизитору, он изготовил из них муляжи. — Дома ничего не осталось? — Я искал и не нашел. Только шесть штук в обойме. Я все отдал. — Что вы сделали после того, как столкнулись с кем-то в темноте? — Выругался и потер ногу. Когда зажегся свет, она еще болела. — Вы подходили к столу, стоявшему на сцене? — Не знаю… Наверное, подходил. Вы имеете в виду стол, в котором были патроны? Он должен был стоять рядом. — Вернемся к неприятной сцене в гримерной мисс Вон. Зачем Сюрбонадье ее устроил? — Напился, вот и устроил. — Так просто? — Он меня не выносил, я уже говорил вам об этом. — Говорили, — согласился Аллейн. — Но мне показалось, что эта неприязнь превосходила банальную профессиональную ревность. — Так оно и было. Вы сами все видели.