— А вы не догадываетесь? — спросил Аллейн. — Нет, никак. — Пораскиньте мозгами. — Перестаньте! — не выдержал Найджел. — Вы не Торндайк[§]. — И очень об этом сожалею. Мне бы его логику! Она пригодилась бы мне при копании в кембриджском старье. — Думаете, Сюрбонадье мог покончить с собой? — Нет, ему бы не хватило духу. Надеюсь, вы сознаете важность сведений Гарденера о кембриджских наркоманах? — Из нее следует, что Сюрбонадье был так или иначе осведомлен о махинациях своего дяди, — смущенно проговорил Найджел. — Мне пора, — свернул беседу Аллейн, глянув на часы. — Куда? — В квартиру убитого. — Можно мне с вами? — Вам? Не знаю. Вы в этом деле пристрастная сторона. — В отношении Феликса? — Да. Если пойдете со мной, то дайте мне слово, что будете об этом помалкивать. — Клянусь, я буду нем как рыба. — Никому ни слова! Запрещаются жесты, кивки, двусмысленные фразы… — Ни за что! — Поклянитесь. — Клянусь! — Хорошо. Пообедаем — и вперед. Они пообедали дома у Аллейна и после ликера и сигарет отправились домой к Сюрбонадье, на Джералдс-роу. Там дежурил полицейский констебль, отдавший им ключи. У двери Аллейн повернулся к Найджелу. — Я догадываюсь, что мы здесь найдем, — сказал он. — Дело неприятное. Вы уверены, что хотите во всем этом участвовать? — Я как вы, — ответил Найджел. — Не хочу стоять в стороне. Квартира состояла из четырех комнат, ванной и кухоньки; все двери располагались справа от длинного коридора. Первая вела в спальню Сюрбонадье, вторая в гостиную, из которой можно было пройти через складные двери в маленькую столовую. Дальше находились кухонька и ванная, крайним помещением была еще одна спальня. Последняя комната выглядела нежилой и была забита всевозможными коробками и старой мебелью. Убирались во всех квартирах дома супруги и их сын, обитавшие на первом этаже. Заглянув в меньшую спальню, Аллейн вздохнул и позвонил в Скотленд-Ярд, чтобы позвать на подмогу инспектора Фокса или сержанта Бейли. Гостиная была, наоборот, пышной, богато обставленной. Над буфетом висела красочная афиша-приложение к журналу «La Vie Parisienne» в рамке. Повсюду были разложены оранжевые и пурпурные подушки. Аллейн с отвращением повел носом. — Начнем здесь, пожалуй. У него, конечно, стол атласного дерева, терпеть такие не могу! Он достал связку ключей, нашел нужный и вставил в замок. — Это его ключи? — спросил Найджел. — Его. Замок щелкнул, Аллейн откинул крышку, и на пол полетели бумаги, которыми был туго набит стол. — Господи! Хорошо, что вы со мной, Батгейт. Счета в одну стопку, квитанции в другую. Проспекты сюда, письма туда. Читайте все и говорите мне, когда найдете что-то интересное. Погодите, личные письма лучше отдавайте мне. Ну, начнем! Старайтесь складывать счета в хронологическом порядке, хорошо? Счетов было видимо-невидимо, многие повторялись по несколько раз, сопровождались напоминаниями — сначала подобострастными, далее робкими, просительными, укоризненными, нетерпеливыми и, наконец, угрожающими, с переходом к требованиям немедленного погашения. Такового, впрочем, обычно не происходило. Провозившись с полчаса, Найджел сделал первое открытие. — Смотрите, Аллейн! Примерно год назад он оплатил все счета в ответ на угрозы поставщиков принудить его к уплате, но после этого, как я погляжу, не оплатил уже ни одного, невзирая на все угрозы! Надо полагать, старик Сейнт совал ему подачки раз в год. — Старик Сейнт говорит, что не платил Сюрбонадье содержания. Он рассчитался за его долги в Кембридже, привел его в театр и дал понять, что дальше малыш Артур должен будет выкручиваться сам. — Правда? Значит, он ожидал поступления средств, если судить по письмам из магазинов. — На какую сумму он рассчитался в последний раз? — Сейчас прикину… Найджел предпринял попытку суммирования, чертыхаясь про себя, и после нескольких заходов торжественно отрапортовал: — Две тысячи фунтов стерлингов! Столько он заплатил в мае месяце и примерно столько же был должен теперь. — Что это у вас в руках? — Его банковская расчетная книжка. Он превысил кредитный лимит. Сейчас уточню… Май прошлого года, больших поступлений не видно. Похоже, он расплачивался наличными. Вот, нашел: двадцать пятого мая выплачено две тысячи фунтов. — Понимаю… — задумчиво проговорил Аллейн. — Не похоже ли это на деньги, добытые шантажом? — Похоже. — У Сейнта. Держу пари, он шантажировал Сейнта! — Может быть. — Вы еще сомневаетесь? — Есть немножко. А вот и старина Фокс! Инспектор Фокс не обрадовался услышанному. — Он все еще верен своему реквизитору, — объяснил Аллейн. — Но продолжим наш скорбный труд. — Похоже, покойный хранил все до одного полученные письма, — сказал Фокс. — Вот пачка писем от некоего Стеффа. — Стефф? — насторожился Аллейн. — Дайте взглянуть! Он схватил письма и отошел с ними к окну, где застыл, просматривая страницу за страницей и складывая их лицом вниз на подоконник. — Настоящая свинья! — высказался он вдруг. — Феликс называл его так же, — напомнил Найджел. — Да, она мне это говорила. — Она?.. — Стефани Вон. — Стефф?.. Понимаю! — опомнился Найджел. — Так письма от нее! — Боже… — Аллейн разочарованно покосился на него. — Как вы рассеянны! — Нашли что-нибудь полезное, сэр? — спросил Фокс. — Да, и немало. Все вместе производит тяжелое впечатление. Начинается в образцовом стиле ведущей актрисы — экстаз, высокий штиль, флирт в правилах высшего общества. Но потом он, похоже, предстал перед ней в истинном свете. Она чем-то напугана, но изъясняется по-прежнему манерно и цветисто. Далее следуют две записочки. «Прошу, Артур, прекратим это. Мне очень жаль. Ничего не поделать, если я изменилась». И подпись. Это написано два дня назад. Последняя записка, совсем в другом духе, отправлена только вчера утром. — Выглядит так, будто она флиртовала одновременно с ним и с Гарденером, — отозвался Фокс. — Не вижу, чем это может нам помочь. — Боюсь, может, пусть и не много, — возразил Аллейн. — Но вернемся к поискам. Наконец содержимому письменного стола пришел конец, и Аллейн повел их в запасную спальню, где утомительный обыск продолжился. Сотрудники Скотленд-Ярда проявляли удручающую въедливость. Из гардероба был извлечен старый чемодан. Найджел включил электричество и задернул занавески. Аллейн открыл чемодан. В нем хранились письма от множества женщин, ценность которых исчерпывалась тем, что они проливали дополнительный свет на отталкивающую натуру Сюрбонадье. На дне чемодана лежали две аккуратно сложенные старые газеты. Аллейн схватил одну, развернул и свернул вверх кричащим заголовком, прочитанным Фоксом и Найджелом через его плечо: «КОКАИН!» Ниже была расшифровка: «Поразительное разоблачение незаконной наркоторговли. Призрачное счастье и его последствия». Это был мартовский номер «Морнинг экспресс» 1929 года. — Вот оно! — воскликнул Найджел. — Видите подпись, Аллейн? Это автограф Уэйкфорда!