Мисс Вон упала в кресло и всплеснула руками. — Артур, — заговорила она, — мне нужна свобода. Я не могу жить в эмоциональном заточении. Феликс кое-что мне дает. — Дает? Как бы не так! — не согласился Сюрбонадье. Он тоже сел — и по театральной привычке сделал это весьма театрально. Правда, руки у него дрожали вполне искренне, что не прошло незамеченным для Стефани Вон. — Артур, дорогой, — сказал она, — вы должны меня простить. Я к вам очень привязана и меньше всего хочу вас обидеть, но, пожалуйста, перестаньте меня хотеть, если можете. Не предлагайте мне замужество: с меня станется ответить «да» и сделать вас еще несчастнее, чем сейчас. Еще не договорив, она сообразила, что допустила оплошность. Он подскочил к ней и заключил в объятия. — Я бы рискнул, несчастье меня не пугает, — пробормотал он. — Как же я вас жажду! Он прижался лицом к ее шее. Она поежилась. Он не видел ее лица, а оно в этот момент выражало сильнейшее отвращение. Ее руки легли на его волосы. Внезапно она оттолкнула его. — Нет, нет, нет! Не смейте! Оставьте меня. Вы не видите, как мне от всего этого плохо? Оставьте меня в покое! Ни в одной отрицательной роли — а Сюрбонадье переиграл их множество — он не выглядел таким мерзким, как в этот момент. — И не подумаю, будь я проклят! Я не позволю меня вышвыривать. Мне наплевать, что вы меня ненавидите. Я хочу вас и, видит Бог, я вас добьюсь. Он схватил ее за запястья. Она не пыталась сопротивляться. Они уставились друг на друга, как непримиримые враги. Вдалеке раздался электрический звонок, и момент ее капитуляции — если это был момент капитуляции — оказался преодолен. — Звонят в дверь, — сказал она. — Отпустите меня, Артур. Ей пришлось побороться, прежде чем удалось высвободиться. Он оставался рядом с ней, пребывая в состоянии вопиющего потрясения, когда в комнату вошел Феликс Гарденер. «Увертюра, первый выход!» Привратник, стерегший служебный вход на сцену театра «Единорог», посмотрел на закопченные часы над дверью. Они показывали 7.10. Все актеры уже заняли свои гримерные. Отсутствовала только старенькая Сьюзен Макс, исполнявшая второстепенную роль в третьем акте и потому пользовавшаяся режиссерским снисхождением. Она обычно приходила к восьми часам. В проулке раздались шаги. Старик Блэр заворчал себе под нос в присущей одному ему манере, с кряхтением поднялся со своего табурета и выглянул наружу, нюхая застоявшийся между домами теплый воздух. В тусклом свете фонаря над служебным входом появились двое мужчин в смокингах. Блэр встал в проеме, молча их разглядывая. — Добрый вечер, — произнес тот, что меньше ростом. — Добрый, сэр, — отозвался Блэр и стал ждать. — Можно нам увидеть мистера Гарденера? Он нас ждет. Моя фамилия Батгейт. — Он извлек портсигар и достал из него визитную карточку. Старик Блэр принял карточку и перевел взгляд на более рослого посетителя. — Мистер Аллейн со мной, — объяснил Найджел Батгейт. — Прошу минуту подождать. — С этими словами Блэр, держа карточку с некоторым стыдом, заковылял по коридору. — Старик очень внимательно на вас смотрел, — сказал Найджел Батгейт, протягивая другу портсигар. — Возможно, мы знакомы, — ответствовал главный инспектор уголовной полиции Аллейн. — Я, знаете ли, личность известная. — Не помешает ли вам известность получить удовольствие от того, что нам сейчас предстоит? — осведомился Найджел, указывая сигаретой на пустой коридор. — Ничуть. Я умен, но прост — изумительное сочетание! Зрелище актера в гримерной приведет меня в оцепенение. Обещаю сесть и восторженно таращиться. — Феликс скорее сам вытаращит на вас глаза. Когда он вручил мне эти два билета в партер, я предупредил, что Анджелы не будет, — стал торопливо объяснять Найджел, — и сказал, что приглашу вас. Видели бы вы, как его поразило наличие у меня таких важных знакомых! — Могу себе представить! В отсутствие невесты пригласить полицейского! Феликс Гарденер — разумный человек и чертовски хороший актер. А я — любитель сюжетов про злоумышленников. — Подумать только! — воскликнул Найджел. — А я-то боялся, что испорчу вам вечер. — Ни в коем случае. Там ведь надо угадать, кто убийца? — Действительно. Вам это полагается по службе, инспектор, и вы не можете себе позволить оплошать. — Замолчите! Я дам денег старику сторожу — пусть он мне подскажет. Вот и он! В коридоре появился старик Блэр. — Прошу сюда, — позвал он, не приближаясь к двери. Найджел и Аллейн вошли в театр «Единорог» через служебный вход, и с этого знаменательного момента главный инспектор уголовной полиции Аллейн, сам того не зная, начал погружение в одно из самых сложных дел за всю свою карьеру. Они немедленно почувствовали неописуемый аромат театрального закулисья перед началом вечернего спектакля. Через служебный вход можно попасть прямо на сцену — слабо освещенную, пахнущую сложным сочетанием сухой краски, грима, клея, пыльных потемок; все это с незапамятных времен заменяет в храмах Мельпомены запах ладана. К стене было прислонено два щита задника; к внешнему, расписанному под секцию книжного шкафа, привалился пожарный. Некто с засученными рукавами рассеянно брел в глубине сцены, беззвучно переставляя каучуковые подошвы. Мальчик с букетом душистого горошка исчез в ярко освещенном проеме справа. Готовый зад ник уходил вверх и терялся в неясном мерцании. На сцене была расставлена скудно освещенная мебель, изображавшая библиотеку. Из-за занавеса доносился не прекращающийся, приводивший в возбуждение гомон публики, а также древний, как само искусство сцены, писк настраиваемых струнных инструментов. Еще один человек с закатанными рукавами стоял с задранной головой. — Что ты там возишься с синими заставками? — крикнул он. Ковры и мебель заглушили окрик до уровня шепота. Откуда-то сверху прозвучал неясный ответ. Щелчок — и декорации озарил свет. Перед лицом Найджела появились чьи-то ноги. Он тоже задрал голову и увидел платформу осветителей. Одни человек стоял на ней, орудуя переключателями, другой сидел, болтая ногами. Блэр повел гостей к ярко освещенному проему, оказавшемуся началом очередного коридора. Слева тянулись двери гримерных, на первой из которых тускло мерцала звезда. Из-за всех дверей доносились по - домашнему приглушенные голоса. В коридоре было очень тепло. Мимо проскочил человек с озабоченным лицом. Прежде чем свернуть, он бросил на гостей вопросительный взгляд. — Джордж Симпсон, режиссер, — уважительно прошептал Найджел. Старый Блэр постучался во вторую дверь. Немного погодя на стук ответил приятный баритон: — Да, кто там? Блэр немного приоткрыл дверь и сказал: — К вам посетители, мистер Гарденер. — Что? Ах да… Я сейчас. Обращаясь к кому-то внутри гримерной, голос сказал: — Полностью с вами согласен, старина, но что поделаешь? Нет, не уходите. Заскрипел стул, потом дверь распахнулась. — Входите! — пригласил Феликс Гарденер гостей. Они переступили порог, и инспектор Аллейн впервые в жизни очутился в актерской гримерной, впервые пожал руку актеру. Феликса Гарденера нельзя было назвать писаным красавцем, которому мужская часть зрительного зала с удовольствием отвесила бы пинков. Тем не менее он неуловимо отличался от всех прочих лицедеев. Густые волосы цвета соломы плотно облегали его голову безупречной формы, глаза, расставленные не широко и не узко, а самым льстящим для его облика образом, поражали голубизной, нос был прямой и тонкий; большой рот с забавными складочками в уголках был отрадой газетных карикатуристов. Резко очерченный подбородок подводил благоприятный итог его лицу с мягким овалом. Он был высок, обладал горделивой осанкой, но не слишком рисовался, да еще и говорил обворожительным голосом, не гулким, но звучным. Женщин к нему влекло, мужчины признавали его достойным человеком, критики — актером с выдающимися способностями. — Очень рад, что вы к нам пожаловали, — обратился он к Аллейну. — Садитесь же! Знакомьтесь: мистер Беркли Крамер, мистер Аллейн. С Батгейтом вы уже встречались. Амплуа Дж. Беркли Крамера были характерные роли. Он был достаточно известен зрителям, чтобы при его выходе на сцену зрители начали вспоминать его имя, но все же не до такой степени, чтобы искать его в программке. Он был полнолицым брюнетом и обладал определенным талантом. Найджел, видевший его однажды на приеме у Гарденера по случаю очередной премьеры, счел его несколько раздраженным. — Пожалуйста, не стойте! — взмолился Гарденер и уселся за свой гримерный столик. Аллейн и Найджел опустились в кресла. Комната была ярко освещена и тепло натоплена. На столике, под газовой горелкой с решетчатой защитой, стояло зеркало, отражавшее несчетные гримерные принадлежности. В комнате стоял сильный запах грима. Рядом с зеркалом лежали револьвер и курительная трубка. Справа висело высокое, до пола, зеркало, рядом с ним помещался умывальник. Слева красовалась коллекция костюмов, небрежно прикрытая задранной снизу простыней. Из-за стены, из комнаты, помеченной звездой, доносились женские голоса. — Я так рад, что вы пришли вдвоем, Найджел! — заговорил Гарденер. — В последнее время тебя не поймать. Вы, журналисты, такие верткие! — Все равно вы, актеры, превосходите нас неуловимостью, — ответил Найджел. — А по части увертливости чемпионы — полицейские. Признаться, я считаю большой своей заслугой, что привел сегодня Аллейна. — Знаю, — кивнул Гарденер, глядя в зеркало и обрабатывая свою физиономию темной пудрой. — Я очень нервничаю. Учти, Джей-Би, мистер Аллейн — важная персона в уголовной полиции! — Неужели? — пробасил Беркли Крамер и, немного помолчав, добавил с натужным весельем: — Я нервничаю посильнее тебя, ведь я — один из негодяев в пьесе. Мелкий-мелкий негодяй, — добавил он с нескрываемой горечью. — Только не говорите, что вы убийца! — воскликнул Аллейн. — Вы испортите мне весь вечер! — Не мне! — успокоил его Беркли Крамер. — По мнению режиссера, у меня эпизодическая роль. Сказать по правде, даже это — преувеличение. Последовал фыркающий звук — Найджел узнал в нем профессиональную уловку. — Внимание, полчаса! Внимание, полчаса! — донеслось из коридора. — Все, ухожу, — сказал Крамер с тяжелым вздохом. — Я еще не гримировался, а ведь мой выход — первый в этой отвратительной пьесе. Тьфу! — Он величественно поднялся и картинно покинул гримерную. — Бедняга Джей-Би страшно раздражен, — поведал Гарденер вполголоса. — Его назначали на роль Бородача, но потом ее отдали Артуру Сюрбонадье. Уверяю вас, ему есть из-за чего рвать и метать. — Он мило улыбнулся. — Согласись, Найджел, это не жизнь, а сплошное чудачество! — Хочешь сказать, что вокруг одни чудаки? — спросил Найджел.