3 На сцене Мартина наконец увидела всех актеров, занятых в спектакле. Их было шестеро. И она с ними уже встречалась. Вначале на стенде в фойе, а позднее в гримерной мисс Гамильтон. Мартина в уме прикинула их амплуа. Елена Гамильтон — несомненно, героиня, Габи Гейнсфорд — инженю, Джей-Джи Дарси — наверное, резонер, Перри Персиваль — скорее всего простак, Кларк Беннингтон — отщепенец или злодей, при этом пьющий, и, наконец, Адам Пул… ему Мартина амплуа подобрать не сумела. Конечно, герой-любовник, но и что-то еще. В создании спектакля участвовали не только актеры. Сюда, несомненно, следовало включить автора пьесы, доктора Джона Разерфорда, об эксцентрических выходках которого слагали легенды, а также помощника режиссера Клема Смита в красном пуловере и его ассистента. Ну и рабочих сцены. Эти занимались своим делом и обращали на актеров внимания не больше, чем на предметы реквизита. Сейчас актеры под руководством Адама Пула воссоздавали мизансцены из спектакля. За их действиями с беспокойным вниманием наблюдал пожилой сутулый человек с банкой краски и кистью в руке. Его Мартина видела впервые. Кем он является в театре, было не ясно, но все посматривали на него с уважением и называли Джеко. Одет он был в комбинезон и клетчатую рубашку, из которой торчала птичья голова на длинной шее. Она слегка покачивалась, как будто ее сочленение с верхней частью позвоночника не было как следует закреплено. Его указаниям следовали осветители, рабочие сцены и даже артисты. Он говорил кому-то чуть переместиться, и сцена сразу становилась интереснее. Наконец, когда все уже было готово, в свободное пространство в середине группы, шурша юбками, вплыла Елена Гамильтон и моментально стала центральной фигурой композиции. — Дорогой, — проговорила она, обращаясь к Адаму Пулу, — не надо вспышки, хорошо? Иначе мы будем выглядеть ужасно, а я особенно, как Третья Ведьма из «Макбета» наутро после сцены с кипящим котлом в четвертом акте. — Если ты сможешь выдержать не шелохнувшись три секунды, — ответил он, — можно будет обойтись и без вспышки. — Я смогу выдержать все, если ты подойдешь и поможешь. — Хорошо, давай попробуем, — произнес он, становясь рядом. — Итак, конец первого акта. В тот же миг Елена обратила на него взгляд, полный напряженной трагической глубины. Подошел Джеко и одернул ее юбки. — Джеко не может удержаться, чтобы не прикоснуться ко мне. Право, как-то неловко, — произнесла она, не меняя позы и выражения лица. Он улыбнулся и неторопливо отошел. Адам Пул подал знак фотографу: — Начинаем. Группа застыла в нужных позах так, чтобы глаз зрителя остановился на двух центральных фигурах, щелкнул затвор камеры. Все утро Мартина пыталась получить хоть какое-то представление о содержании пьесы, но не смогла. Актеры играли отрывки, выигрышные для фотографии, из чего она поняла, что основной конфликт разыгрывался между персонажами, которых играли Адам Пул и Кларк Беннингтон, причем конфликт идейный. С одним снимком пришлось повозиться. В нем Пул и Габи Гейнсфорд стояли напротив друг друга, и требовалось, чтобы ее поза и выражение лица повторяли его. Как зеркальное отражение. Адам Пул казался Мартине человеком вспыльчивым, но с Габи он проявлял безграничное терпение. — Опять то же самое, Габи, — говорил он. — Вы слишком стараетесь. Джеко сотворил с вами чудо, в смысле грима, но вам не достаточно быть просто на меня похожей. Вам следует быть мной. Надо признать, — он на мгновение замялся, — иногда это у вас получалось. Но лишь иногда. Разве вы не видите, что в этот момент являетесь как бы моей второй сущностью, вступившей в противостояние. Что касается фотографирования, то тут мы можем смошенничать — сделать снимок так, что никто ничего не заметит. Но на спектакле все будет по-честному, вот почему я придаю этому такое значение. Теперь давайте все то же самое, но с текстом. Вы обхватываете голову руками, затем их опускаете, поднимаете голову и медленно встречаетесь со мной взглядом. Поехали. Мисс Гейнсфорд придвинула лицо к его лицу, он наклонился через письменный стол и прошептал: — Вам не нравится свое отражение? В этот момент неожиданно взорвалась смехом мисс Гамильтон. Видимо, Перри Персиваль сказал что-то забавное. — Елена, ради Бога, — возмутился Пул. — Дорогой, извини, — отозвалась она и на том же самом дыхании произнесла свою реплику из роли: — «Не надо лукавить. Это ты сам, а от себя не сбежишь». Габи Гейнсфорд попыталась как-то среагировать, но получилось настолько беспомощно, что Пул махнул рукой. — Нет, не годится. Повторим. Они повторяли несколько раз, и атмосфера постепенно накалялась. Был позван любезный, благожелательный Джеко поправить грим Габи, и Мартина увидела, как он промокнул на ее щеке слезу. В этот момент из заднего ряда амфитеатра донеслось рычание: — Сестра, утешьтесь. Все должны рыдать мы над нашей закатившейся звездой- Пул бросил взгляд в зрительный зал. — Добром прошу, Джон, заткнитесь. — «Все слезы выплачьте — я скорбь вскормила, но горе нам не утолить слезами[‡‡‡]», — не унимался доктор. Джеко рассмеялся и был немедленно отправлен Пулом за кулисы. Через четверть часа, когда Габи была уже на грани истерики, Адам Пул сдался. — Ладно, давайте хотя бы сделаем снимок. Остальные сцены Габи тоже давались с трудом. В конце концов она с несчастным видом отправилась в свою гримерку. Снова возник Джеко, чтобы поправить грим у мисс Гамильтон. Мартина держала зеркало. — Мне повезло, что вы не играете мегеру, — сказал он. — Тогда бы пришлось повозиться с гримом. — Хватит дурить, Джеко. Он сунул в рот сигарету, прикурил. У него был легкий иностранный акцент. — Платья получились хорошие. — Вы так думаете? — Естественно. Ведь это я их смоделировал для вас. — В следующий раз, — мягко проговорила она, — напишите также и пьесу. Он был феноменально некрасив, но когда улыбался, вот как сейчас, его лицо становилось приятным. — Вот мы все страдаем, — пробормотал он, — а в четверг вечером будем целоваться и радоваться, что внесли очередной вклад в искусство. А в пятницу утром вы будете читать в газетах хвалебные рецензии. А пьеса хорошая, к вашему сведению. — Он снова улыбнулся, пошире. Зубы у него были крупные и неровные. — Настолько хорошая, что даже бездарненькая племянница вашего замечательного супруга не может ее полностью испортить. — Джеко. — Можете говорить что угодно, но назначать ее на эту роль было глупо. — Пожалуйста, Джеко. — Хорошо, хорошо. Тогда позвольте мне напомнить, что на носу карнавал искусств и никто до сих пор не решил, какими должны быть костюмы. — Ни у кого нет никаких идей. Все надеются на вас, Джеко. Что вы изобретете что-нибудь изумительное. — Как это можно за два дня создать из воздуха восемь изумительных костюмов? — Дорогой Джеко, мы к вам относимся по-скотски, но любим. Сотворите, пожалуйста, очередное маленькое чудо. — Я придумал, чтобы все нарядились как персонажи Чехова, какими бы их показали в Голливуде. Вы будете до смешного великолепны, ярки, роскошны и пышны, а маленькая унылая племянница по-прежнему останется инженю. Адам предстанет дядей Ваней, как его играл Борис Карлов. И так далее. — Когда же я получу свое до смешного великолепное платье? — Я нарисовал эскизы и уже все раскроил. Если бы меня представили вашей костюмерше, можно было бы попытаться уговорить ее помочь мне шить. — Он повернулся к Мартине и взял у нее зеркало. — Поскольку в этом театре никто никого не представляет, так давайте сделаем это сами. Я Жак Доре, а вы маленькая птичка, которую аист принес слишком поздно или уронил не в то гнездо. — Джеко посмотрел на Елену Гамильтон. — Действительно, совпадение весьма небезынтересное, если только это совпадение. — Он изобразил пальцами подзорную трубу и посмотрел через нее на Мартину. — Жаль, что вы костюмерша, а не актриса. 4 После фотографирования вплоть до генеральной репетиции, назначенной на семь, в театре происходило то, что можно было бы назвать медленным брожением. Мартине удалось выкроить время, чтобы поразмышлять о своем положении. Денег у нее осталось два шиллинга и четыре пенса, жилья пока никакого, а когда ей заплатят и, главное, сколько, она понятия не имела. Надо бы спросить, но она все откладывала. Потому что была занята, возилась с платьями мисс Гамильтон, там нужно было кое-что переделать. Проблему питания разрешил вездесущий Джеко, который взялся готовить на конфорке в комнатке сторожа Баджера что-то вкусно пахнущее. Затем это варево было подано в эмалированных мисках каждому, кто обратился. Надо ли говорить, что среди таковых оказалась и Мартина. Так получилось, что трапезу она делила с Бобом Кринглом, костюмером Адама. От него она узнала кое-что о Жаке Доре. Официально он числился помощником Адама Пула, но, по сути, делал в театре одно, другое, третье, пятое, десятое. И все превосходно. В частности, он был сценографом и художником по костюмам, которые сам и изготовлял. — Мистер Джеко здесь «прислуга за все», — сообщил Крингл. — «Талисман Пула» — так его называют. Примадонна тоже не может без него обходиться. Только не говорите, что услышали это от меня, но, честно говоря, она вертит им как хочет. Можно сказать, он ее собственность, вроде домашнего питомца. Мистер Джеко канадский француз. Начал работать у них во время гастролей в Канаде — это было двадцать лет назад, — да так с тех пор и остался. Хозяин по-прежнему на него не нарадуется. А ей Джеко предан буквально по-собачьи. Мартина рискнула спросить о Беннингтоне, но Крингл не был склонен развивать эту тему. Сказал только, что Кларк Беннингтон в свое время был хорошим характерным актером. Зато развлек ее рассказом об эксцентричности доктора Джона Разерфорда. — Тот еще крикун. Вы слышали, как он сегодня утром вещал из зрительного зала? Это для него типично. У нас ставили три его пьесы, эта четвертая, и ни разу скучать не пришлось. Шум, гвалт, ссоры, доходящие чуть ли не до драки, без перерыва, с самого начала. Хозяин терпит, что бы он ни вытворял. Ему нравятся его пьесы. Угодить доктору невозможно. Он всеми недоволен, даже к примадонне придирался. Об остальных не говорю. Вы бы слышали, как он разоряется на репетициях. Вопит: «Вы коверкаете мою пьесу. Это чудовищно». То еще зрелище. Шокирует. Бывали случаи, хозяин выгонял его из театра и он отсутствовал пару дней. А потом заявлялся как ни в чем не бывало. Мартина кивала. Состояние полусна, в каком она пребывала с тех пор, как вошла в театр, вчера в пять вечера, отодвигало ее насущные проблемы куда-то на задний план. И ей это нравилось. Она будет занята весь день и вечер, пока не закончится генеральная репетиция? Ну и прекрасно. Она была согласна не выходить из этого блаженства сколь угодно долго, лишь бы иногда, хотя бы мельком, встречаться с Адамом Пулом.