Три черно-белых автомобиля, расставленные на улице по диагонали, не дали мне даже приблизиться к пространству за желтой лентой. Той же цели служил стратегически припаркованный белый фургон службы коронера и черный фургон из тех, в которых на место преступления привозят техническое оборудование эксперты. Небо было абсолютно черным; то же и тротуар перед особняком – полная темнота, не считая единственного светлого пятна как раз под дверью. Я подошел к копам, охранявшим желтую ленту. Команда Джек-и-Джилл, обоим чуть за двадцать. Офицер Флинт, офицер Рузвельт – оброненное мной имя Майло ни на кого из них не произвело впечатления. Я не был уверен, что звонок ему поможет; он ясно выразил свое мнение по телефону. «Нет, оставайся дома, Алекс». «Но ты же мне позвонил». «Да, сказать, что тебе ничего не угрожает». «О’кей». Отойдя от людей в форме на пару шагов, я все же набрал его номер. – Лейтенант, для выполнения задания прибыл. – О, черт… – Скомандуй своим людям, пусть меня пропустят. – Алекс… – Мамочка, обещаю, что ничего не испорчу. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!.. – Какого чё… – Я должен это увидеть. Он дал отбой. Через полминуты женщина в форме, Флинн, взялась за рацию. Ей позвонили. Она ответила и, глядя на меня все еще с сомнением, приподняла желтую ленту и сделала мне знак проходить. * * * Конни Сайкс лежала на спине посреди небольшой круглой прихожей. Никакого столика в центре, на круглом полу из твердых пород дерева круглый ковер. Имитация персидского, бежевый с голубым и зеленым, плюс большое неровное пятно красновато-ржавого цвета, не запланированное мастером. Ее смерть освещал канделябр из кованого железа. На ней был махровый халат цвета мокко поверх практичной пижамы из белой фланели в голубой цветочек. Белая фарфоровая чашка лежала на боку, обведенная желтым полицейским маркером, примерно в шести футах справа. Она отлетела так далеко, что приземлилась не на ковер, а на твердый дубовый пол. Лужица чая вокруг нее была как прозрачная амеба со светло-серой каемкой. Махровый халат распахнулся, открывая другое, ржавое пятно, темное и залубеневшее, как раз посреди верхней части пижамы. Сразу над пупком в запекшейся крови был виден разрез длиной около пяти дюймов. Аккуратный, ровный, горизонтальный, чуть выпяченный в центре. Этот разрез сделали первым, потом добавили еще два, крест-накрест, раскромсав диафрагму. Халат был распахнут оттого, что с него сняли пояс и им удушили Конни Сайкс, как гарротой. Там, где ее лицо не было багрово-черным, оно было серым. Язык, как японский баклажан, вывалился меж белых как мел губ. Следователь службы коронера, которую, как я знал, звали Глория, стояла возле трупа на коленях с фотоаппаратом на шее и записывала что-то в спиральный блокнот. Майло остановился в нескольких шагах от нее. – Зарезали, а потом задушили? – спросил я. – Именно в таком порядке, – ответил лейтенант. – Никаких признаков взлома или следов борьбы; когда я пришел, входная дверь была закрыта. Так что, вероятно, убийцу впустила она сама, ее ударили в живот, она упала, и ее придушили поясом. – Разве ножевые ранения были не смертельны? – Я что, врач? Глория улыбнулась. – Привет, доктор Ди. Когда же мы с вами встретимся при обстоятельствах повеселее? Конечно, до вскрытия ничего утверждать нельзя, но я бы сказала, что вы правы. Там, куда ее ударили ножом, глубокий разрез нарушает дыхание. – Но он хочет действовать наверняка и потому еще и душит, – сказал я и посмотрел на пояс. Никакого узла, только петля. Глория взглянула на обезображенное лицо Конни Сайкс. – Сделано быстро и технично. Похоже, кому-то она сильно не нравилась. Я подумал: «Таких хоть пруд пруди», – но промолчал, пытаясь разобраться в своих чувствах. Когда я вижу человека, униженного в смерти до такой степени, мне всегда становится грустно, и в тот раз это, наверное, было заметно. Так что никакого триумфа я не испытывал. Хотя… Мне стало легче. На меня вдруг снизошло такое спокойствие, какого я не чувствовал уже много дней подряд. И только тогда я осознал, в каком напряжении жил все это время. – Ну, насмотрелся? – спросил Майло. Я оторвал взгляд от тела и поглядел вокруг. В проеме двери была видна часть гостиной – просто обставленной комнаты с большими окнами со средниками. Днем из них наверняка открывался вид на нарядный задний дворик; сейчас в них не было ничего, кроме черных квадратов ночи. Слева от трупа располагалась дверь в уборную, справа – шкаф для пальто. Из-за угла вышел эксперт-криминалист. – Нигде никаких признаков ограбления или взлома, лейтенант. Бобби сейчас снимает отпечатки в ее спальне и ванной, но там вряд ли обнаружится что-нибудь интересное. Все происходило здесь. – Быстро вы обо всем позаботились, – вырвалось у меня. Все вытаращили на меня глаза. Эксперт – наверное, потому, что никогда раньше меня не видел; Майло и Глория – потому, что я сморозил глупость. Майло ткнул большим пальцем себе за спину. – Пойдем, выйдем. * * * Мы нырнули под ленту и пошли к моей «Севилье». В окнах соседних домов зажглись огни. В трех участках к югу от места преступления крупный мужчина держал на коротком поводке большую собаку. Когда мы проходили мимо, он спросил: – Что-то случилось, офицеры? – Совершено преступление, сэр, – ответил Майло. – Какое преступление? Я ожидал уклончивого ответа. Но лейтенант сказал: – Убийство. – Это она? – спросил крупный мужчина. – Ее убили? Майло повернул к нему. Пока мы приближались, свет от фонаря над крыльцом его дома добавил его образу недостающие детали: телосложение рыхлое, волосы седые, брови кустистые, возраст пятьдесят пять – шестьдесят лет, спортивные штаны из черного бархата. Пес был не чистопородный, тигрового окраса, раскормленный, морда тупая, глаза умные. Когда мы подошли, он сидел и громко дышал. Никакого инстинкта охранника; похоже, помесь лабрадора с ротвейлером, причем с явным преобладанием первого. – Вы знаете доктора Сайкс? – спросил Майло. – Я знаю, что это ее дом, – ответил мужчина. – Она приятная соседка? – Хм… да ничего, нормальная. Майло ждал. Мужчина продолжил: – Наверное, не годится говорить о покойных плохо, но приятная – это не про нее. Она ни с кем не общалась, бывало, скажешь ей «здрасте», она и не ответит. Может, рассеянная была… – Или невежливая.