– Привет, в чем дело? – спросил я. – Ничего, что я здесь? – Ужас – надо было тебе сначала переменить профессию и начать работать на Красный Крест. – Я серьезно, док. Все нормально? – Если хочешь поговорить, то нормально. Он ухмыльнулся. – Ты всегда был настоящим мужиком. * * * Мы вошли в кабинет, и я предложил ему кофе. Он сказал: – Я в порядке, – и опустился на мою потрепанную кожаную кушетку, подрагивая коленом. Тик пробегал по его лицу, как будто на нижней челюсти под кожей скакали блохи. Я сел за стол. – Тут вот какое дело, док, – начал Эфрен. Подождал, потом продолжил: – Ты знаешь, что случилось, и в то же время ты не знаешь, что случилось. Колено задергалось быстрее. – Ты о покушении на меня? – спросил я. – Ты так спокойно об этом говоришь, тебе что, совсем не страшно? – Было страшно, и даже очень. Просто я думал, что все уже кончилось. – Да, – сказал Эфрен. – В том-то все и дело. Кончиться-то оно кончилось, но… вообще-то, знаешь, я бы все-таки выпил кофе. Со сливками. – Он улыбнулся. – Хорошо бы и сахару, но не сегодня. Рукава его рубашки были закатаны до локтей. Левое предплечье испещряли крошечные красные точки. Современное тестирующее оборудование позволяет пациентам сберегать пальцы. Значит, он регулярно делает анализы крови. Когда я вернулся с двумя чашками кофе, Эфрен сидел на том же месте. Колено больше не дрожало, но, как только я передал ему чашку, ритм ручного отбойника возобновился: тело как будто чувствовало скорый прилив кофеина и заранее радовалось ему. Он сделал быстрый глоток. – Отлично, док. С кофеином у меня всё в порядке, мой эндодок даже говорит, что мне полезно пить его вечерами, представляешь? Поднимает уровень, когда нельзя поесть, и гипогликемии нет. – Я об этом слышал. – Так что я выпиваю по чуть-чуть, когда ложусь спать… и вообще… короче, у меня всё в порядке. С моим Ди. – Легкая улыбка. – Если б тебя здесь не было, я бы сказал «с моим гребаным Ди». Я тоже улыбнулся. – Давай сделаем вид, что меня здесь нет. – Иногда я думаю о нем так, как будто он настоящий. Козел, который пытается отравить мне кровь, а я его убиваю. Глупо, да? – Нисколько. – Ну, вот, опять, – сказал Эфрен. – Как раньше, когда, что я ни скажи, тебя все как будто устраивало. – Так оно и было. Он прикрыл глаза. – Да-а… иногда так хорошо, когда всего не знаешь, док. – Кофейная чашка в его руках дрогнула. – Но я пришел сюда не из-за себя, а из-за тебя, док. Что тебе говорили об этом копы, как все было? – Конни Сайкс наняла Рамона Гусмана убить меня, Гусман поговорил с тобой, ты все отменил. – Правильно, – сказал он и всем телом подвинулся в сторону. – Но это не всё? Касагранде сделал глоток. – Да, та сука говорила с Рамоном. И да, я все закруглил, но не потому, что Рамон мне все рассказал. Он болезненно моргнул. Отвернулся на секунду. Что это у него в глазах, слезы? – Следишь за моей мыслью, док? – Я был уже на грани? Он поставил чашку. – Ты даже не представляешь, как близко. Мне казалось, что я неплохо изображаю спокойствие. Во рту был привкус меди, кишки свело от страха. Эфрен продолжал: – Рамон – тупой придурок. Вообще-то он должен был рассказать все мне, потому что он никто в… а он вместо этого разболтал человеку, которого это вообще не касалось. Тот сказал еще кое-кому. – Он подался вперед. – А кое-кто – мне. – Ты пришел, потому что опасность еще не… – Нет, нет, я пришел к тебе потому, док, что это было чертовски близко, а эта… человек, от которого я все узнал, говорил обо всем так легко, как будто это так, ерунда какая-то. Так что Эффо незачем даже ставить в известность. Как будто… как будто это была шутка, часть игры. «Эта». Неужели мою жизнь спас постельный разговор? Вслух я сказал: – Значит, ты узнал обо всем из частного разговора. – Мой голос прозвучал напряженно. Он моргнул. – Мне так жаль, док. Она… этот человек, она просто прикалывалась над тем, как Рамон ходит и всех спрашивает, не хочет ли кто угрохать богатого доктора за тысячу, чтобы он мог удержать себе четыре – работенка, мол, легкая, чувак живет в Беверли-Глен, на самом верху, кругом холмы, никто ничего и не услышит. Для нее это было как… анекдот. Но самое смешное в том, что Рамон уже нашел целых двоих желающих – соревнование из этого устроил, понимаешь? Торговлю развел: кто убьет за девять сотен, а кто за восемь. Радости свободного предпринимательства. Вслух я сказал: – Нормальный процесс – все ищут халяву. – Не смешно, док. – Знаю. – Извини, – сказал Эфрен. – Ты, наверное, делаешь вид, будто ничего не происходит, чтобы эта история тебя не доставала. – Отличная догадка, друг мой. Только она меня уже достала по самое дальше некуда. – Прости меня, док, прости. Я ведь даже не слушал путем, что она там болтает, пока она не сказала «Беверли-Глен». Я спросил, что за доктор, она не знает – разговор-то был ерундовый, док. Тогда я позвонил еще кое-кому, сказал, приведи Рамона. И тех двоих тоже. Быстро. Его лицо напоминало ацтекскую резьбу по камню. – Мы провели типа собрание. Оказалось, что до дела остался всего один день, они уже готовились поделить деньги. Мои легкие вдруг стали сырыми и вязкими. Я выдохнул. Выдох отозвался болью в груди. Эфрен продолжал: – Я сказал Рамону, что он крупно облажался, придется теперь платить. И поставил его на счетчик. Я улыбнулся. – Надеюсь, он усвоил урок. Касагранде сделал короткий глоток кофе, облизал верхнюю губу. – Не могу перестать об этом думать. Знаешь, как бывает: мысль застрянет в башке, крутишь ее и так и этак, а она все не уходит, падла. Понимаешь? – Мозги точит, так еще говорят, – сказал я.