– Вы пожалеете, что выдвигаете против ее светлости это обвинение! – Да, если оно окажется ложным. А теперь я открою вам, сэр, что в квартире Сэтона-Кэрью обнаружено большое количество кокаина. На невозмутимом лице собеседника не появилось признаков удивления или тревоги. Он лишь нахмурился. – Вот оно что! Я был недостаточно знаком с ним, чтобы судить, можно ли этого ожидать. Уверен, моя жена ничего не знала. Вы как будто считаете их близкими друзьями, но они ими не являлись. Это превратное мнение вместе с нервозностью ее светлости привело вас к заключению, будто Сэтон-Кэрью снабжал ее наркотиками. Дальнейшее понятно: будь это так, у меня возникал понятный мотив задушить его. Добавлю, что ввиду сделанной в его доме находки я симпатизирую тому, кто его задушил! Но это так, к слову. Я не возражаю против обыска в моем доме. Рекомендую также позвонить лечащему врачу моей супруги. Вы уже его встречали: это Теодор Уэструтер. Пусть он объяснит вам причину нездоровья моей жены. А теперь, поскольку я почти уверен, что в связи с фантастичностью ваших предположений вы не обзавелись ордером на мой арест, вынужден просить вас удалиться. Я очень занят и не имею ни времени, ни желания слушать полицейские версии, тем более близкие к оскорблению! Всего доброго, джентльмены! На тротуаре перед зданием инспектор вытер вспотевший лоб. – Ну и ну, – пробормотал он. – Хорош, не правда ли? – произнес Хемингуэй, сверкая глазами. – С самого начала повел себя так, будто мы пришли продать ему пылесос, который ему даром не нужен. Смелая и решительная игра! У него было одно преимущество: он знал, что мы явимся с допросом. Интуиция подсказывает, что голыми руками его не возьмешь. – А по-моему, он повел себя так, как должен себя вести приличный человек, которому сказали, что его жена наркоманка, какой она на самом деле не является. – Вероятно. Милости прошу, мол, обыскивайте мой дом! Хотя кое в чем он перегнул палку. – Назвал имя врача. Странно, что оно снова всплыло! Вы его навестите? – Придется. Он ничего мне не скажет, кроме непонятных длинных слов, но не повидать его было бы неправильно. – По-моему, это станет напрасной тратой времени. Он начнет все опровергать. – Да. А если к нему не явиться? «Вы говорили с врачом? – Нет. – Почему? – Потому что я знал, что он будет лгать». Вы представляете, чтобы я попал в такую ловушку? – Но у меня вопрос: если Паултон знал, что его жена принимает наркотики, то почему отправил ее лечиться только теперь? Момент выбран неудачно, словно специально, чтобы вызвать у нас подозрения. – В таком состоянии она выдала бы себя, не говоря о нем. Паултон прекрасно знает, что при любом допросе жена выболтала бы все. Более того, ее источник снадобья иссяк, а от этого всего шаг до помешательства. Так он рискует гораздо меньше, чем оставляя жену на вольном выпасе. Наверное, смерть Сэтона-Кэрью заставила ее согласиться на лечение. Нельзя, знаете ли, засунуть человека в больницу для лечения от наркотической зависимости без его согласия. – Разумеется. – Более того, – продолжил Хемингуэй, – Паултон мог надеяться, что мы не станем обыскивать квартиру Сэтона-Кэрью, а если даже и сделаем это, то ничего не найдем. Любопытно, у потерпевшего были при себе наркотики в роковой для него вечер? Когда мы пришли к леди Нест, она не находилась под воздействием наркотика, а жаждала принять его. Очевидно, он собирался незаметно сунуть ей вожделенный пакетик. У убийцы было время залезть ему в нагрудный карман и забрать то, что там находилось. – Это все теория, – напомнил Грант. – Доказательства отсутствуют. – Иногда выстраивается стройная, хоть и не доказуемая версия, – заметил Хемингуэй. – А тем временем наступило время обеда. На полный желудок вы сможете попробовать выяснить, говорила ли Бьюла Бертли правду, утверждая, что после того, как она оставила в туалете проволоку, туда наведалась миссис Хаддингтон. Вряд ли хозяйка позволяла своим слугам оставаться в постели хотя бы на минуту дольше необходимого, так что после двух суток лежания с гриппом горничная снова должна была вернуться к делам. На Харли-стрит вы мне ни к чему. Закончив там, я вернусь в Скотленд-Ярд. Хочу приглядеться к вещественным доказательствам. Вперед! В три часа, проскучав в приемной, Хемингуэй был приглашен во врачебный кабинет доктора Уэструтера – помещение в серых тонах, от бледно-жемчужных стен и прозрачных гардин до ковра оттенка слоновьей шкуры. Стены облагораживали скромные китайские гравюры. Посередине каминной полки красовался экран из тусклой яшмы, охраняемый двумя фарфоровыми фигурками богини Куан Инь периода Мин. Увязая в густом ковре, Хемингуэй гадал, насколько умиротворяет нервных пациентов доктора Уэструтера эта неяркая, но дорогая обстановка. Уэструтер заработал репутацию успешного эскулапа, пользующего в основном состоятельных светских дам. Полиции он почти не был известен, если не считать отголосков отвратительных скандалов, задевших и его. Уэструтер владел контролирующей долей стоимости роскошной лечебницы, труд персонала которой оплачивался с необычайной щедростью; был с иголочки одет в визитку с бабочкой, словно позаимствованную из эпохи наивысшего взлета портновского искусства. Помимо дома на Харли-стрит, имел в собственности роскошную резиденцию у реки в Марлоу. Несколько недель в году он проводил в Биаррице или в Жуан-ле-Пэн. Уэструтер поприветствовал старшего инспектора с безупречным хладнокровием и извинился, что заставил ждать. Его вызывали к больному, и он только что вернулся на Харли-стрит. Как Хемингуэй и ждал, он не услышал ничего из того, что хотел узнать. Леди Нест Паултон была, что называется, комком нервов. Доктор не гипнотизировал старшего инспектора заумными словесами, а лишь заверил, что состояние, в котором находится пациентка, хорошо знакомо любому профессионалу. Он не стал спорить, что несведущий человек способен принять данные симптомы за последствия применения наркотиков. Учитывая находки полиции в квартире Сэтона-Кэрью, он с готовностью прощал старшему инспектору его заблуждение, однако считал себя обязанным указать на серьезность подобных измышлений в отношении пациентки с таким происхождением и воспитанием. Доктор с пониманием отнесся к желанию старшего инспектора допросить леди Нест и высказал надежду, что подобная возможность появится приблизительно через неделю. Пока же ни о каких визитах не могло быть речи. На первом месте для нее – отдых и покой. Старший инспектор вернулся на службу и послал записку в отдел дактилоскопии. Вернувшийся инспектор Грант застал его за изучением фотографий при помощи увеличительного стекла. Рядом со старшим по должности находился белокурый молодой человек. Когда открылась дверь, он оглянулся и произнес: – Полюбуйтесь, Сэнди! Ну, что скажете? Грант подошел и кивнул блондину. – Простите, что задержался. Девушка спала, пришлось ждать. Потом она спустилась в комнату слуг попить чаю. Я тем временем поболтал с личной горничной миссис Хаддингтон, постарался втереться к ней в доверие. Что это у вас, отпечатки с телефона? – Они самые – то есть да! Так и знал, что вы меня заразите. Того и гляди, меня тоже начнут принимать за шотландца. – Ничего не выйдет! – сухо промолвил Грант и наклонился над столом, чтобы приглядеться к разложенным на нем снимкам. – Это я уже видел. Ни одного отпечатка самого Сэтона-Кэрью. – Это не важно. Больше ничего не замечаете? Лоб инспектора прорезала морщина, он взял один снимок и уставился на него. У него за спиной раздалось деликатное покашливание блондина. – Снимок нечеткий, – проговорил он извиняющимся тоном. – Сам я ничего не стал бы утверждать… – Вас никто и не просит. Не пытайтесь влиять на решение инспектора! Блондин густо покраснел. – Прошу прощения, сэр, я вовсе не собирался… – Цыц! – негодующе одернул его инспектор Грант. Взяв со стола еще две фотографии, он сравнил их с той, которую держал в правой руке. – Я вижу то же, что и раньше: четкий отпечаток большого, указательного и среднего пальцев мисс Бертли. Вероятно, она взяла трубку всей рукой, но другие два пальца почти не отпечатались. Ясно вижу указательный палец дворецкого – но это, полагаю, к делу не относится. – Да. Рассмотрите в лупу вот этот отпечаток! – потребовал Хемингуэй. Инспектор взял лупу, настроил ее и уставился на фотографию. Потом, отложив один из снимков, которые держал в левой руке, подверг оставшийся тщательному изучению. Старший инспектор, глядя на фотографию, достал из кармана пачку сигарет и протянул молодому человеку. – Держите! Даже скорбный умом шотландец видит то, что вы проглядели всем отделом! – Ничего мы не проглядели, сэр! – возразил Фирск, вытряхивая сигарету из пачки. – Просто так неразборчиво, что никто не осмелится присягнуть в суде, что это такое! Инспектор поднял голову от фотографий, которые держал теперь веером. – По-вашему, это отпечаток пальца миссис Хаддингтон, накрывший отпечатки безымянного пальца и мизинца мисс Бертли? – произнес он. – Я согласен с Фирском: я бы воздержался от присяги. Слишком размыто. – Но не настолько, чтобы помешать вам увидеть то, что вижу я, – сказал Хемингуэй. – А вдруг мисс Бертли не прикасалась к трубке всеми пятью пальцами? В таком случае отпечатки миссис Хаддингтон – именно то, что должно там оказаться. – Вам осталось лишь повторить, что рассказ этой девушки – ложь, и успокоиться! – вознегодовал Хемингуэй. – Хорошо, Фирск, с этим пока все. Можете унести. – Дождавшись ухода молодого дактилоскописта, он спросил: – Ну, что, Сэнди? Все подтвердилось? – Скорее да, – признал Грант. – Я бы не доверял рассказам девушек в ее положении, потому что знаю об их склонности к вранью без причины, если не по причине нелюбви к полиции. Но, думаю, миссис Хаддингтон заглядывала в туалет до прихода гостей и уж точно отругала Элзи, что та достала из бельевого шкафа не то полотенце. В доме разноцветные полотенца, а Элзи взяла персиковое, из тех, что предназначены для комнаты самой миссис Хаддингтон, а не абрикосовое, из других, для туалета. – Он улыбнулся. – Сам я их, конечно, не различил бы. В общем, Элзи, меняя полотенца, не увидела на полке никакой проволоки. Так она утверждает, хотя это может оказаться неправдой. Не знаю, зачем бы она стала отрицать, что видела ее. Элзи, глупышка, боится, что мы предъявим ей обвинение в убийстве! В общем вряд ли она видела проволоку. А вот другая, Гвенни Мапперли, не боится и с удовольствием причинила бы своей хозяйке вред. В конце месяца она увольняется. Гвенни охотно рассказывает обо всех неприятностях в доме; сами судите, насколько ей можно верить. Итак, первое – слуги, не поддерживающие миссис Хаддингтон, кроме дворецкого и повара, которым она платит щедрое жалованье. Дальше – мисс Бертли, которую слуги не любят – но, думаю, это зависть, поскольку она тоже в услужении у миссис Хаддингтон, но выше их по рангу. Когда миссис Хаддингтон на нее набрасывается, она не лезет за словом в карман. Чего мне только не наплели про ее вспыльчивость, взять хоть их стычку этим утром! А тут еще беда с мисс Синтией… Видел я ее краешком глаза – до чего хороша! Вовсю кокетничает по всему городу. Вчера легла только в три часа ночи – долго танцевала невесть где с молодым лордом Гизборо. Разве это прилично? Но как бы ни хотелось миссис Хаддингтон выгодно пристроить дочь, лорда она, говорят, не жалует, а нацелилась на Харта. Слугам, как и нам с вами, известно, что этот молодой человек повадился к ним не из-за мисс Хаддингтон, а из-за мисс Бертли. Думаю, вы не ошиблись, заподозрив, что миссис Хаддингтон вьет веревки из леди Нест: Гвенни Мапперли слышала, как она говорила с ней по телефону. Приказывала и прикрикивала, как будто ее светлости оставалось только повиноваться. – Насплетничались вволю, не так ли? – подытожил Хемингуэй. – Что-то придется счесть преувеличением, но в целом картина правдоподобная. Рассказала что-нибудь ваша подружка Гвенни про покойного Сэтона-Кэрью? – Кое-что, но гораздо больше она негодовала на хозяйку. Он уделял много внимания мисс Синтии, и ее матери это не могло понравиться. Но никто из служанок не знает, была ли та сама его любовницей. Даже если и была, то раньше, до переезда в Лондон. – Что они говорят про ее реакцию на его смерть? Мне показалось, что она осталась равнодушной к происшедшему. – Разве таких поймешь? Слуги утверждают, что она и глазом не повела. Правда, сегодня ее посетил врач и надолго задержался. Может, она опечалена гораздо сильнее, чем кажется? Это был доктор Уэструтер, – добавил Грант. – Он вам не говорил? – Нет, я же не спрашивал. Я не удивлен, хотя он как будто не из тех, кто мотается по пациентам с чемоданчиком. Представляю, во сколько влетает одно его посещение! Чрезвычайно дорогой врач, скажу я вам! – Опять этот доктор, шеф! – Куда же без докторов! Если вы считаете, что закрученная на шее у Сэтона-Кэрью проволока – дело его рук, то позвольте напомнить о существовании более удобных способов прикончить ближнего. Нет, чем дольше я размышляю о фактах, тем больше меня тянет обратно на Чарлз-стрит для разговора по душам с миссис Хаддингтон. – По-прежнему думаете, что это она? – уточнил инспектор. – Так далеко я не захожу. Пока не знаю, но думаю, что все указывает на нее. – Вопреки всему, что мы узнали, у вас все равно под подозрением она? Вы же хотели мотива, а у кого из них он есть, если не у Паултона? – Знаю, – кивнул Хемингуэй и указал карандашом на телефон на столе. – Вот что застряло у меня в глотке, Сэнди! Как с самого начала застряло, так и торчит! Не важно, что и о ком мы еще узнаем, я постоянно возвращаюсь к одному и тому же. – Из-за отпечатков, похожих на пальцы миссис Хаддингтон, на аппарате, к которому ей было вполне естественно прикасаться? – Из-за сильного подозрения, что они появились там уже после того, как мисс Бертли положила трубку. А я не понимаю, как трубка повисла на проводе, разве что ее намеренно привели в это положение. Только не надо предположений, будто ее столкнули в борьбе: может, я и смахиваю на легковерного человека, но это лишь видимость. Сэтон-Кэрью мог бы опрокинуть столик, но не сделал этого. И к трубке он не прикасался… – Наверное, потянул ее за провод? – высказал догадку Грант. – Нет, иначе весь телефон сполз бы со столика. Давайте я обмотаю вам чем-нибудь шею – и посмотрим на вашу реакцию, если только у вас останется время отреагировать, что вряд ли. Вы схватитесь не за телефон, а потянетесь к собственной шее, мой дорогой! Инспектор молчал. Хемингуэй встал и снял с вешалки в углу свое пальто. – Давайте больше не терять времени, – произнес он. – Едем на Чарлз-стрит! – Они как раз одеваются к ужину! – напомнил Грант. – Полагаю, популярности это нам не добавит, – согласился Хемингуэй. – Но я не стал бы сильно переживать из-за этого. Надеюсь, мы застанем их именно за данным занятием: так мы наверняка поймаем их до того, как они ринутся кокетничать с кем-то в городе. Поспешим! Глава 13 Инспектор не преувеличивал: весь дом на Чарлз-стрит был охвачен беспокойством. Синтия ослушалась мать и провела предыдущий вечер с лордом Гизборо в ночном клубе. Вернувшись домой только под утро, она отправилась в кровать, даже не позаботившись смыть с лица краску. Мамаша, выплыв из своей спальни в бархатном халате до полу, издала недовольный возглас. Синтия, с трудом ворочая языком, заявила, что не допустит, чтобы за ней шпионили, и скрылась в своей комнате, хлопнув дверью.