– Разве все это сказано не со зла, сэр? – Вы правы, она их не любит, но злобной я бы ее не назвал. Вряд ли в словах миссис Миджхолм о них была неправда. Вы считаете, что ее болтовня кого угодно выведет из себя. Сам я был готов повеситься, все это выслушивая. Хотя это так по-людски – от души поболтать на такую тему! Зная, конечно, что ты на стороне добра. Что известно про Линдейлов? – Почти ничего, сэр. Вроде спокойные уважаемые люди, общаются с другими мало, но иного от них и не следует ждать. У мужа полно дел на ферме, у жены маленький ребенок и только одна приходящая домработница. – Ясно, – кивнул Хемингуэй. – А как насчет того, что у них никто никогда не ночует? – Не знаю… – протянул сержант. – Что об этом скажете вы, сэр? – Я тоже не знаю. Но, думаю, к ним следует приглядеться. Возьмите это на себя, Хорас. Если Линдейл был членом Фондовой биржи, о нем будет нетрудно навести справки. – Сэр, – сержант нахмурил брови, – Уорренби знал что-то компрометирующее Линдейла и шантажировал его? – Судя по всему, это были бы проказы в его духе. – Но зачем? – Неизвестно. Может, он его не шантажировал. Вдруг он пронюхал про Линдейла какую-то гадость, и тот его застрелил, чтобы информация не просочилась? Зависит от того, какие это были сведения и что за человек Линдейл. – Это не в его стиле, – заметил сержант. – Возможно, вы правы, – сказал старший инспектор, когда машина остановилась перед домом Драйбека. – Но однажды я арестовал старого дедушку, милого и доброго. Казалось, он мухи не обидит. Не знаю, как он обходился с мухами, дело было в холодное время года. Арестовал я его за то, что он всадил кинжал в спину родному брату. После этих воспоминаний он вылез из машины и зашагал по дорожке к двери Драйбека. Был уже восьмой час, и Драйбек, чья экономка ввела категорический запрет на обильные поздние обеды, скучал над тоскливым воскресным ужином в виде ветчины, салата и заварного крема. Неудивительно, что он с облегчением оторвался от трапезы. Услышав, что к нему пожаловали двое из Скотленд-Ярда, Драйбек бросил салфетку и поспешил в холл, навстречу гостям. – Я ожидал сотрудников уголовного розыска, – начал он. – Шокирующая история, старший инспектор! Могу утверждать, что в истории нашего прихода такого не было. С радостью окажу вам любое содействие. Вам нужно узнать о моих занятиях во время этого события? Это естественно. К счастью, я не жалуюсь на память, она у меня безупречная – спасибо юридической практике. И он почти в тех же словах, что в первый раз, повторил рассказ, который слышал от него сержант Карсторн. – Вы не слышали первого удара гонга, сэр? – спросил Хемингуэй. – Нет, не слышал, но ничего удивительного в этом нет. С вашего разрешения мы проведем эксперимент с гонгом. Если сержант Карсторн останется здесь и вскоре ударит в него вполсилы – по словам Эммы, в первый раз она ударила именно так, считая, что я в доме, – а мы втроем будем находиться в той части сада, где я тогда поливал грядки, то старший инспектор сам убедится, слышно ли оттуда гонг. – По-моему, это излишне, – заметил Хемингуэй. – Простите, но я настаиваю, чтобы вы удостоверились в правдивости моих слов, – заявил Драйбек и повел полицейских в задний сад. – Мои владения невелики, – рассказывал он по пути, – но обратите внимание на разделяющие их на сектора живые изгороди. Вот эта отделяет огород, а та, к которой мы подходим, обозначает мой маленький розариий. Вот тут, джентльмены, занимаясь поливом, я услышал гонг на ужин. Войдем! Он посторонился и поманил их под арку в высокой тисовой изгороди, на чудесный квадрат земли, разделенный на клумбы с розами, между которыми пролегали узенькие травяные дорожки. Посередине розария располагался искусственный пруд. Окинув свои владения горделивым взглядом, Драйбек произнес: – Вы оказались здесь в самое лучшее время. Замечательный год для роз! Вам нравятся красные, старший инспектор? Они – мои любимые, «Слава Голландии». – Удивительно, сэр! – воскликнул Хемингуэй. – Редкая по красоте экспозиция! А вот и гонг! – Я ничего не слышал! – удивился Драйбек. – Я тоже, – признался Харботтл. – Никакого отчетливого звука. – Вам почудилось! – возразил Драйбек, готовый к конфликту. – Я не считаю себя тугим на ухо, вовсе нет! – У меня слух отменный, сэр. Более того, я ждал и прислушивался. Готов поверить, что вы были заняты с розами и не услышали гонга. Я думал так с самого начала, но рад, что побывал здесь. – Он шагнул к клумбе с розами сорта «Бетти Апричард». – Я видел неплохие розы в Фокс-Хаусе, но с вашими ничего не сравнится! – Охотно верю, – кивнул Драйбек. – Боюсь, мой друг, Уорренби не обращал на такие вещи должного внимания. – Вы хорошо его знали, сэр? – Нет! Не претендую на большее, чем просто знакомство. Откровенно говоря, я не считал его приятным человеком, который мог бы тут прижиться. – В общем, он не пользовался здесь популярностью, – заметил Хемингуэй. – Да. Я бы удивился, узнав, что он нравился хотя бы кому-то во всем Торндене. Но вы должны правильно меня понять, старший инспектор! Я льщу себе, что неплохо знаю Торнден, так вот, в моем кругу нет никого, у кого была бы малейшая причина совершить ужасное преступление – убить его! Хорошо, что вы меня навестили! В деревне чешут языками, и я шокирован долетевшими до меня слухами. Их распускают безответственные люди. Кое у кого разыгралось воображение. Но вам, опытному человеку, скажу, что это дело не представляет особой сложности, фантастические предположения излишни. – Рад этому, – произнес Хемингуэй. – Раз так, я, возможно, сумею раскрыть его. – Боюсь, вы найдете его даже слишком простым. Я ломал над ним голову, подойдя к задаче как к шахматной. Моя версия – как же мне не хотелось к ней приходить! – заключается в том, что все указывает в одну-единственную сторону. Возможность и мотив были только у одного человека – племянницы убитого! У инспектора Харботтла отвисла челюсть. – Даже не учитывая того факта, что женщины редко прибегают к огнестрельному оружию… – Это, – перебил его Драйбек, – говорят всякий раз, когда женщина использует огнестрельное оружие. – Я в жизни не видел менее похожую на убийцу женщину! – Разве ваш опыт, инспектор, свидетельствует, что преступники обоего пола всегда похожи на убийц? Уверен, мисс Уорренби чрезвычайно умна. – А вот это уже представляет интерес! – оживился Хемингуэй. – Должен сознаться, что на меня она подобного впечатления не произвела. Драйбек усмехнулся: – Не сомневаюсь, она произвела на вас впечатление особы, придавленной гибелью любимого родственника. Чепуха, старший инспектор! Вздор и пустая болтовня! Мэвис утверждает, что Уорренби спас ее от нищеты, когда она была ребенком. Чтоб вы знали, она прожила с ним около трех лет. Он предложил ей кров после смерти ее матери, и она согласилась, хотя, насколько мне известно, располагает небольшим собственным доходом и уже достигла возраста, когда могла бы сама зарабатывать на жизнь. Несомненно, у нее имелись свои основания предпочесть место бесплатной экономки и прислуги в дядином доме. Разве теперь не очевидно, что подобные основания у нее действительно были? Если верить слухам, в последнее время Мэвис увлеклась молодым поляком, гоняющим на шумном мотоцикле. Излишне говорить, что в деревне популярна версия, что вина лежит на нем. Но я считаю данную версию несостоятельной. Если молодой человек и наведался в Фокс-Хаус в роковое время, я не могу поверить, что он ждал до семи тридцати, а потом выстрелил в Уорренби. Сами посудите! Уорренби находился в доме один. Не только входная дверь, но и окна на первом этаже были распахнуты. Зачем ему было ждать, пока Уорренби выйдет в сад? – Действительно, зачем? – подхватил Хемингуэй. – Тренированный ум отвергает эту версию, – продолжил Драйбек, махнув рукой. – Давайте размышлять дальше. Проанализируем историю, рассказанную мисс Уорренби, пункт за пунктом. – Если вам все равно, сэр, то я, сделав это за сегодня уже дважды и считая ее крайне поучительной… – Она покидает «Кедры» одна, через садовую калитку, – продолжил Драйбек, отметая все попытки остановить его и тыча пальцем в Хемингуэя. – С одной стороны, она неоднократно повторяет нам, что переживает, оставив дядю одного, а с другой – пересиживает в «Кедрах» остальных гостей, не считая миссис Клиберн. А потом еще делает так, чтобы по пути домой ни с кем не столкнуться. Говорит, мол, перелезла через приступку, миновала дорожку и вошла в Фокс-Хаус через переднюю калитку. Может, так и было, но лично я склоняюсь к мнению, что Мэвис приблизилась к дому сзади. Участок отделен от тропинки живой изгородью, тянущейся между ним и той рощицей, что примыкает к «Кедрам», – это препятствие вполне преодолимо. Мэвис могла вынести из дома дядину винтовку так, чтобы он не знал. Убедившись, что дядя расположился в саду, Мэвис тем же путем вернулась на тропинку. И только после этого перешагнула через приступку. – При этом мы допускаем, что у ее дяди имелось ружье, – напомнил Хемингуэй. – Если ружья не было, то ваша версия несостоятельна. Было или нет? – Я не знаю, имелась ли у него винтовка, – ядовито проговорил Драйбек. – Хотя оружие калибра 0,22 – обычная вещь в сельском доме. Инспектор Харботтл мрачно взглянул на него и прищурился, а Хемингуэй продолжил: – Допустим. Учтите, это еще не установлено, но впереди у нас много времени. – Ага! – торжествующе воскликнул Драйбек. – Вы забываете одно важное обстоятельство, старший инспектор. Если мы соглашаемся, что Уорренби застрелили в семь двадцать – а я не вижу причин сомневаться, – то где находилась мисс Уорренби перед тем, как прибежала к мисс Паттердейл? – Кстати, когда это произошло? – спросил Хемингуэй. – К несчастью, точно определить невозможно, но мои поиски позволяют сказать, что прошло не менее четверти часа. Мисс Уорренби совершила непростительную ошибку, правильно назвав время, когда, по ее собственным словам, она «услышала выстрел». Прежде чем бежать к мисс Паттердейл, необходимо было избавиться от орудия преступления. – Малышка лишилась чувств, что неудивительно! – вставил Харботтл. – Ерунда, Хорас! Она закапывала винтовку в грядке со спаржей! Знаете, сэр, я очень вам признателен. Вы все объяснили! Теперь я знаю, куда поворачивать, если вдруг забреду в тупик. А пока не стану больше отрывать вас от ужина. После этого Хемингуэй, вытолкав возмущенного Харботтла из розария и простившись с Драйбеком, сел в машину к сержанту Карсторну. – Куда теперь, сэр? – спросил тот. – Какое здесь наливают пиво? – поинтересовался Хемингуэй. – Хорошее. Можно выбрать любую марку. – Значит, едем туда. Инспектор немного удручен, надо привести его в чувство. – А то вы не знаете, что я не беру в рот спиртного! – буркнул Харботтл, подсаживаясь к шефу. – Кто говорит про спиртное? Детям – оранжад, скажите спасибо и за это. – Перестаньте, сэр, прошу вас! – Вам удалось выжать из Драйбека что-нибудь важное? – спросил сержант. – Еще бы! Исчерпывающую историю преступления! – радостно сообщил Хемингуэй. – Ума не приложу, зачем вам понадобились мы с Харботтлом, когда у вас есть Драйбек? У него тренированный ум, и с его помощью он легко раскрыл преступление. – Тренированный ум? Можно подумать, у вас не такой, шеф! – В том-то и дело, что совершенно не такой! – жизнерадостно откликнулся Хемингуэй. – Я чуть с ума от Драйбека не сошел! – пожаловался инспектор. – От него и от его тренированного ума. Больной у него ум, вот что! Это же надо: бросить тень подозрения на невиновную юную леди! – Она вам приглянулась? – спросил Хемингуэй. – А мне, честно говоря, нет.