– Не станете же вы утверждать, что такая нежная малышка может иметь к преступлению какое-то отношение? – воскликнул инспектор. – Нет. Я другое скажу – это вас не покоробит: нужно на все смотреть непредвзято! В речах Драйбека много смысла, если не учитывать, что он все это несет от испуга. – Да уж, напуган он сильно! – Естественно. Вы бы на его месте тоже боялись. Убил он Уорренби или нет, не знаю, но Драйбек доказал себе, что мог бы это сделать. Теперь мне необязательно доказывать это самому. – Он допустил как минимум одну оплошность, – заметил инспектор. – Откуда ему известно, что Уорренби застрелили из винтовки калибра 0,22? – А вы уже решили, что он знает это, поскольку сам стрелял? Может, и так, но я не удивлюсь, если тем же самым знанием владеет вся деревня. – Если так, то виноват доктор Уоркоп, – сказал сержант, внимательно их слушавший. – Или дурень Хобкирк. Они так довольны своей осведомленностью и собой, что я не удивлюсь, если они не держат язык за зубами. Попробуй собрать все оружие этого типа теперь, когда многие предупреждены! Надо было заняться этим сразу, как только у нас появилась пуля. – Не огорчайтесь! – посоветовал Хемингуэй. – Если птичка, которую мы ловим, не вылетела из окошка Бродмурской лечебницы для маньяков, то у вас был шанс собрать только самые невинные стволы. Лучшее, на что можно надеяться, – найти бывшего владельца такого ружья, который его куда-то задевал. Куда мы, собственно, приехали? – В бар «Красный лев», сэр, – напомнил водитель. – Идемте, Хорас! Послушаем, что говорят об этом ужасном преступлении местные жители. Вам, Карсторн, лучше бы туда не заходить, вы все мне испортите. Хотя они уже достаточно нагляделись на машину, так что идемте с нами! – Пока нас видел только один человек, – уточнил сержант, глядя на «Красного льва». – Мистер Пленмеллер, он сидит у окна. Может, мне действительно остаться в салоне? – Вам лучше покончить с предрассудками, – грозно произнес Хемингуэй. – Вы с вашей неприязнью к этому писателю и инспектор со своим зубом на бедного старика Драйбека – а он очень полезный свидетель, я даже не ожидал, – того и гляди, меня заразите. Ну-ка, представьте меня местному эксперту по преступлениям! Это, впрочем, оказалось излишним. Стоило троим полицейским войти в бар, как Гэвин Пленмеллер, стоя выпивавший в обществе мисс Дирхэм, майора Миджхолма и младшего Хасуэлла, радостно окликнул их: – Кого я вижу! Мой друг сержант Карсторн, а с ним начальство из Скотленд-Ярда! Сюда, сержант! Догадайтесь, о чем мы тут судачим? Джордж, обслужите джентльменов и запишите на мой счет! Это для того, – продолжил он, приглядевшись к Хемингуэю и обращаясь уже только к нему, – чтобы вы чувствовали себя обязанным мне, если вдруг вздумаете меня арестовать. Вы – старший инспектор Хемингуэй, вели дело Гизборо. Рано или поздно я вас разговорю: я много отдал бы за улики, которых следствие тогда не разгласило. Я не пропускал ни одного заседания суда. Кстати, познакомьтесь: мисс Дирхэм. Она, как и мистер Хасуэлл, не имеет отношения к делу, о чем сильно сожалеет, в отличие от майора Миджхолма, чьи причины покончить с Сэмпсоном Уорренби, при всей их смутности, вы непременно выявите. – Ну и язык у вас, Пленмеллер! – вздохнул майор. – Добрый вечер, старший инспектор. Грустная история! – Наглая ложь! – радостно сказал Гэвин. – На самом деле мы все в восторге! Или вы имели в виду, что она грустная для Уорренби? – Как я погляжу, мистер Уорренби не пользовался здесь популярностью, – промолвил Хемингуэй. – Добрый вечер, майор! Я уже имел удовольствие познакомиться с миссис Миджхолм. Майор вздрогнул: – Вы побывали у моей жены? – Не совсем так, сэр. Я встретил ее в Фокс-Хаусе. Ее, Улисса и Унтиди, – спокойно уточнил он. – Очаровательные собачки! Насколько я понимаю, они выигрывают все призы? – Надо же, от полиции ничего не укроется! – пробормотал Гэвин, заставив майора слегка покраснеть. – По-моему, миссис Миджхолм не следовало приводить Улисса на место, где его постигло унижение. Это садизм, не находите? – Нет, не нахожу! – отрезал майор. Абби простодушно уставилась на Гэвина и заявила: – Это не смешно! Почему бы вам не выяснить, кто на самом деле виноват, вместо того чтобы придумывать невесть что про людей, которые совершенно ни при чем? Вам и карты в руки: вы сочиняете умные остросюжетные романы! Сама я не читала ни одного, но все их хвалят. – Молодчина! – восхищенно воскликнул Чарлз. – Низкая попытка подкупа! – усмехнулся Гэвин. – Я к ней глух. Сочиняя свои умные романы, деточка, я нахожусь в лучшем положении: заранее знаю, кто убийца. То есть знаю, кто совершит злодеяние. Это огромная разница, демонстрирующая удручающее расхождение между жизнью и вымыслом. К тому же у всех моих подозреваемых есть убедительные мотивы. Вы никогда не встречали таких толп мошенников, каких я могу собрать на тесном пятачке. Например, однажды я написал историю про убийство кинжалом в деревне вроде этой, так там даже у церковного служки было мрачное прошлое. Но жители Торндена для меня слишком респектабельны. Не скажу «скучные», только намекну. – Себя самого вы тоже назвали бы скучным, сэр? – спросил Хемингуэй. – Ни скучным, ни респектабельным. Но при попытке примерить на себя роль главного подозреваемого я столкнулся со многими преградами. Сержант даже устроил мне нагоняй. Надеюсь, вы не подавитесь пивом, сержант. – Ничего другого мне не оставалось, сэр. Простите, но вы попытались заморочить мне голову, – парировал тот. – Вовсе нет. Я – сыщик-любитель, мне нужен опыт подсудимого. Только не рассказывайте мне про поляка, ухаживающего за пай-девочкой! Даже начинающий сыщик знает, что убийцей никогда не оказывается загадочный иностранец. И потом, это было бы слишком очевидно. Если не я и не миссис Миджхолм, то давайте подозревать сквайра. – Вы преувеличиваете! – возмутился Чарлз. – Какие глупости! – воскликнула Абби. – На него можно подумать в самую последнюю очередь. – Действительно, как на такого подумаешь? – подхватил Гэвин. – В этом вся прелесть: очевидное мне ни к чему. Следующая пинта, старший инспектор? – Лучше воздержусь, благодарю вас, сэр. Все, что вы говорите, мне чрезвычайно интересно с профессиональной точки зрения. Но если прикинуться любителем, то хочется спросить: зачем вам опыт подсудимого? Гэвин с одобрением посмотрел на него: – Восстанавливаете мое пошатнувшееся доверие к полиции, старший инспектор? Или это просто насмешка? – Что вы, сэр! Не каждый день встретишь человека, пишущего о преступлениях. Мне важно понять, как на вас подействовало реальное преступление. – Разочаровывающе. Что тут раскапывать, кроме того, кто именно убийца, что малоинтересно? Ни герметически запертых помещений, ни редкого орудия убийства, ни кажущихся несокрушимыми алиби! – А по-моему, вычислить преступника гораздо интереснее всего остального, – возразила Абби. – Когда со всеми вокруг знако€м, это просто завораживает! – наивно добавила она. – Да, моя милая, но вы – женщина. Вам интереснее люди, а не задачки. Сильно ли вы будете возражать, если убийцей окажется примитивный, незначительный персонаж, о котором вы никогда не слышали? – И не подумаю! Я была бы только рада. Только, подозреваю, этого не произойдет. – Я преклоняюсь перед женской интуицией. Сам ею тоже наделен. Разве ваша интуиция не подсказывает вам, что я – человек, способный на убийство? – Ни в коей мере! – заверила Абби, покраснев. – Значит, она у вас недоразвитая. Уверяю вас, я на это способен, и еще как! – Вероятно, так оно и есть, – кивнул Чарлз. – Но не на это убийство. В вашем стиле было бы нечто более утонченное. – Учтите, Чарлз, я не напрашивался на похвалу! – насмешливо заявил Гэвин. – Я бы охотно счел вас звездой этой драмы, если бы сумел придумать внятную причину, по которой вам могла понадобиться смерть Сэмпсона Уорренби. Но никак не могу, а раз так, для меня вам придется остаться статистом. – Неужели неприязнь ко мне не позволяет вам представить меня в звездной роли? – Нет. – Тогда вы ненавистник, Чарлз! Или это хитрая попытка заставить старшего инспектора утратить ко мне интерес? Придется уведомить его, что одно убийство у меня на счету уже было. Хотелось, чтобы он сам это раскопал. – На бумаге. Это не считается. – На бумаге – много, настоящее – всего одно. – Послушайте, вы заходите слишком далеко! – воскликнул майор. – Это не тема для шуток! – Какие шутки! Общеизвестно, что я убил своего сводного брата. Майор замолчал. – Вам обязательно представлять себя в драматическом свете? – тихо спросил Чарлз. – Правда, сэр? – произнес Хемингуэй. – Как вы это сделали, если не секрет? – Какая чепуха! – пробормотал сержант Карсторн, гневно глядя на Гэвина. – Я довел брата до самоубийства, старший инспектор, и получил в наследство его собственность. Долги, доставшиеся мне, были совсем малы, чего не скажешь об обязательствах, без которых в наши чудесные времена не обходится никакая земельная собственность. Конечно, если бы я знал, что почти все деньги Уолтера привязаны к земле… Став наследником Уолтера, я превратился в верующего человека, но боюсь, все еще допускаю ошибки. Так вот, знай я это заранее, не стал бы доводить брата до самоубийства. – Если вам не нравится жить в Торнден-Хаусе, то почему бы не съехать? – поинтересовался Чарлз. – Найдите мне покупателя! Майор встал: – Я, пожалуй, пойду. Вы уж меня извините, Пленмеллер, вы несете чушь! – Очаровательное словечко! Можно мне его использовать или у вас авторские права? Майор, не обращая на него внимания, обратился к Хемингуэю: – Покойный мистер Пленмеллер вернулся с войны инвалидом и, впав в невменяемое состояние, наложил на себя руки. – Оставив письмо, в котором обвинил меня в том, что довел его до этого я. Или вы забыли? – Жаль, что вы сами никак этого не забудете! – отрезал майор. – Жить прошлым – непростительная ошибка. Всего доброго, Абби! – Попрощавшись с остальной компанией, он удалился. – Может, нам тоже пора, Чарлз? – спросила Абби. – Ваша матушка звала меня к восьми, не хочется заставлять ее ждать. – Как большинство девушек ее поколения, она обладала хорошими манерами. Посмотрев на свои часы, Чарлз поднялся.