– Сеньора Лисарран уже здесь, инспектор. Пепита Лисарран, такая же манерная и невзрачная, какой показалась мне в первый раз, вошла в кабинет, даже не пытаясь скрыть, насколько она напугана. Если и вправду собаки кидаются на тех, кто показывает свой страх, эту женщину любой пес сожрал бы, не оставив ни косточки. На ней был костюм тускло-бежевого цвета и узенькие очочки, которые лишали ее последней привлекательности. Я постаралась ни разу не улыбнуться и обойтись без лишних любезностей. – Садитесь, пожалуйста, – произнесла я почти приказным тоном. Гарсон тотчас спросил меня не без иронии, которую могло уловить только мое натренированное ухо: – Инспектор, вы желаете, чтобы я остался в кабинете? – Нет, отправляйтесь на свое рабочее место и ждите распоряжений. От такого по-военному строгого тона у бедной специалистки по мебельным кистям едва не остановилось сердце. Она смотрела на меня, молясь в душе, чтобы все это поскорее закончилось. – К сожалению, нам пришлось вызвать вас в комиссариат, так как я хочу получить подтверждение тем показаниям, которые вы дали на днях в редакции журнала. – Я готова, – проговорила она слабым голоском. – Вы по-прежнему настаиваете на том, что вас с покойным Вальдесом не связывали ни дружеские, ни какие-либо иные узы? – Я… – Она хватала ртом воздух и пыталась найти подходящие слова, чтобы уклониться от прямого ответа. Но я не дала ей продолжить: – Вы не были ни его приятельницей, ни любовницей. Так? – Именно так, – выдохнула она. – И вы не выполняли никаких работ по его просьбе, не давали ему профессиональных советов? Вопреки моим ожиданиям, она ответила очень твердо: – Нет, никаких. Эта тихоня еще пыталась хлопать крылышками. Неужели я так ошиблась, решив, что ни о каком характере тут и речи быть не может? Я сняла телефонную трубку: – Младший инспектор, у вас все готово? Гарсон ответил: – Все в порядке. – Тогда я вас жду у себя в кабинете. На нее я даже не взглянула. И стала листать бумаги, как будто срочная работа целиком завладела моим вниманием. Я чувствовала, какое напряжение повисло в кабинете, но Пепита Лисарран по-прежнему молчала. Выдержка у нее была что надо. Тут появился мой помощник в сопровождении Мальофре. Я кивнула дизайнеру на свободный стул рядом с женщиной. У меня мелькнула было мысль, что, возможно, я все-таки ошиблась, так как ни он, ни она поначалу не показали виду, что знакомы. Но уже секунду спустя я заметила, как в глазах дизайнера вспыхнул огонек, в ее же глазах полыхнула настоящая молния. Дизайнер поздоровался с ней, явно чувствуя себя не в своей тарелке: – Добрый день, как дела? Пепите Лисарран не оставалось ничего другого, как кивнуть в ответ. Судя по всему, это дело пройдет у нас без сучка и задоринки. Я тотчас, опережая события, взяла инициативу в свои руки: – Сеньор Мальофре, вы знакомы с этой сеньорой? Дизайнер все еще не понимал до конца, что нам от него нужно. – Да, да, разумеется. Поверьте, я всем сердцем сожалею о том, что случилось с сеньором Вальдесом, – обратился он к ней самым искренним тоном. – Не могли бы вы рассказать, при каких обстоятельствах произошло ваше знакомство с сеньорой Пепитой Лисарран? Только тут он понял: именно ради этого вопроса его сюда и вызвали. Сразу было видно, что он почувствовал себя очень неловко в присутствии женщины, которой заинтересовалась полиция. – Насколько помню, мы познакомились у меня в студии. Сеньора сопровождала ныне покойного сеньора Вальдеса, чтобы оказать ему помощь в выборе мебели. Так ведь, сеньора? – спросил он, чтобы хоть немного разрядить обстановку, которая, похоже, складывалась для нее не самым приятным образом. Пепита Ласарран не нашла в себе сил, чтобы отрицать или подтвердить вслух слова дизайнера. Она снова ограничилась кивком. Я обратилась к нему: – Вы свободны, сеньор Мальофре! Очень сожалею, что нам пришлось злоупотребить вашим временем, даже не предупредив вас об этом заранее. Несчастный дизайнер был смущен, но не мог скрыть любопытства, которое теперь вызывала в нем женщина, которую он только что опознал. Двигаясь к двери, он продолжал коситься на нее, рискуя вывернуть себе шею. Наверняка не удержится и задаст парочку вопросов младшему инспектору, который проводит его до выхода, подумала я. Мы остались вдвоем и сидели друг против друга, Пепита Лисарран и я. Я смотрела ей прямо в лицо, и наконец она, не выдержав, опустила голову. Мне казалось, я сама себя ненавижу за то, что делаю вид, будто все это доставляет мне удовольствие. Нет, абсолютно никакого удовольствия я не получала. – Вы хотите мне что-нибудь сказать, сеньора Лисарран? Она заплакала. Обычно слезы поначалу способны придать любой ситуации некое благородство, но мало у кого хватает терпения созерцать их долго. – Успокойтесь, сеньора Лисарран, и давайте наконец поговорим. Не забывайте, что вы находитесь в комиссариате. Но ей, судя по всему, не было сейчас дела до того, где она находится. Она рыдала взахлеб. Я чертыхнулась в душе. Создается впечатление, будто все вокруг сговорились, решив превратить меня в свидетельницу их несчастий. Женщина достала из сумки платок, высморкалась, подняла глаза к потолку и принялась рассказывать историю, которой я от нее так долго ждала и уже устала ждать. Стоило ей произнести несколько слов, как я снова вспомнила, что мы находимся в мире гламура. – Поверьте, инспектор, сердце мое разбито. Эрнесто был для меня всем в этой жизни. Мы познакомились два года назад и безумно влюбились друг в друга. – А почему же вы скрыли это от нас? – Мы с ним решили на какое-то время сохранить в тайне наши отношения, вы ведь, безусловно, знаете, сколько у Эрнесто было врагов. Ничего личного, конечно; я имею в виду тех пустых людишек, которых он разоблачал в своих статьях и в своей передаче. Уверяю вас, в частной жизни Эрнесто был человеком исключительным, мягким и доброжелательным. Кроме того, я должна была помнить и про его бывшую жену. – А при чем тут его бывшая жена? – Это холодная и капризная женщина, настоящий автомат по выкачиванию денег. Казалось, они с дочкой вознамерились вчистую разорить его, вечно просили еще и еще, преследовали Эрнесто, ни на миг не оставляли в покое. Она так и не смогла смириться с мыслью, что муж бросил ее. – А у меня сложилось совсем другое мнение, когда я ее допрашивала. – Внешность обманчива, инспектор. – Я не имею привычки доверять первому впечатлению. Но в любом случае какое все это имеет отношение к тому факту, что вы не были откровенны с полицией? – А что мне оставалось делать? Никто ведь не знал о том, что нас связывало, мы строго хранили свою тайну. Мы договорились пожениться в следующем месяце. Вот было бы шуму! И когда его убили, я испугалась. Она снова заплакала. Но я хватки не ослабляла: – А что же, интересно знать, могли предпринять враги Вальдеса, узнав, что он женится? Она глянула на меня, не понимая, как до меня не доходит столь очевидная вещь: – Зло на него держали очень и очень многие, инспектор. Они бы вытащили на свет божий историю их развода и докопались бы до каких-нибудь его неблаговидных поступков, а он их совершал, как и любой смертный. Да и мне бы устроили невыносимую жизнь. Все вместе, сообща, они погубили бы Эрнесто. – Но разве он сам не поступал с другими точно так же? – Мы встретились тут, чтобы судить его? Эта тихоня вдруг показала зубки, однако она была права. – Нет, мы встретились тут, чтобы вы рассказали мне все, что вам известно про убийство. – Думаете, если бы я что-то знала, я бы промолчала? – Хочу напомнить, сеньора Лисарран: вам следует отвечать на вопросы, а не задавать их. Теперь скажите, с кем Вальдес имел дело в последние дни перед смертью. – Он никогда не говорил со мной о своей работе. – А вы допускаете только одну возможность – что убил его кто-то, связанный с ним в профессиональной сфере? – У Эрнесто было мало друзей, в его личной жизни не было никого, кроме меня и, разумеется, его бывшей жены и дочери, хотя они виделись крайне редко. – Это мне известно, однако он мог о чем-то мимоходом упомянуть, на что-то намекнуть. – Я об этом как-то даже не задумывалась. – Так задумайтесь теперь. Вот номер моего мобильника, и если что-нибудь припомните, сразу же позвоните. Вам в любом случае придется еще раз явиться, чтобы дать официальные показания и объяснить судье, почему вы до сих пор занимали такую позицию. Теперь можете идти. По ее глазам я поняла, что она считала меня бесчувственным чудовищем. И она была недалека от истины, это дело заморозило во мне всякую жалость к представителям рода человеческого. Возможно, до нее стало доходить, что наша личная жизнь тоже является предметом купли-продажи. В приоткрытой двери появилось краснощекое лицо Гарсона, оно светилось любопытством. – Любовница, – бросила я, не дожидаясь вопроса. – А чего она молчала-то? – Боялась скандала. Никто не подозревал об их связи.