– Застыл как мумия. Хотел сперва получить сведения от этого нашего информатора, которого прикончили, а уж потом начать действовать. Сама знаешь: когда стреляешь вверх, надо подстраховаться, чтобы тебе на голову не свалился кусок потолка. – А теперь? – Больше я скрывать это не могу. И уже поговорил с комиссаром Коронасом. Судья вызовет министра, чтобы снять с него первые показания. Что тогда начнется, трудно себе даже вообразить. – Ты думаешь, Вальдес был как-то с ними связан? – Пули, убившие твою жертву и мою, – разные, да и стиль не очень совпадает, но это не так уж и важно. – Не знаю. Если работал один и тот же киллер, он запросто мог сменить оружие, мог нарочно выбрать иной способ расправы. Посмотрим, что скажут нам баллисты по поводу убийства Фуэнтеса и его жены. – Все было бы слишком просто, тебе не кажется? По какой-то причине – допустим, заподозрив, что министр хочет ее бросить, – Росарио Кампос решает отомстить любовнику либо надавить на него. Она встречается с Вальдесом и рассказывает ему всю эту историю – чтобы он сделал ее достоянием публики. Вдвоем они шантажируют министра и доводят дело до того, что министр решается на убийство. Нанимает киллера и убирает с дороги обоих. – И сколько времени, по твоим подсчетам, на это понадобилось? – Трудно сказать, восемь месяцев? Год?.. – Деньги на швейцарский счет Вальдеса стали поступать гораздо раньше, при этом не очень регулярно, и порции были более или менее сопоставимые. – Да, и это были деньги, полученные шантажом. Вроде бы совпадает. – По времени – нет. – Но он мог шантажировать и других людей. – Хочешь, угадаю, какая у тебя сложилась версия? Вальдес, занимаясь самыми банальными сплетнями, иногда вдруг откапывал компромат совсем иного уровня, его-то он и использовал для шантажа. – В самую точку попала. Правда, в этой версии не все у меня стыкуется. У самой Росарио Кампос крупных сумм не обнаружено – ни в Швейцарии, ни где-то еще. – Не исключено, что она просто не успела приступить к исполнению плана мести. Стоило ей только пригрозить министру, как он ее убил. Кстати, а каким образом вы выяснили, что у них был роман? – Что-то сообщили соседи, что-то – ее подруга, родители… В общем, курочка по зернышку клюет. В конце концов решился кое-что рассказать человек, близко связанный с этим министерством, разумеется, на условии полной анонимности. – В чиновничьем мире всегда найдется кто-то, кто готов распять коллегу на кресте. – И в чиновничьем, и в любом другом. – Версия твоя вполне хороша, только некоторые концы все-таки торчат. – Ты про даты? – Не только. Когда человек занимается шантажом регулярно, ему нужна своего рода инфраструктура, один Вальдес все это не потянул бы. – И ты сейчас роешь в этом направлении? – Но пока ничего похожего мы не откопали. Допрашиваем людей, которые в самое последнее время превратились во врагов Вальдеса – его, разумеется, стараниями. – Включи в список вопросов и такой: не пытался ли Вальдес вытянуть из них деньги за свое молчание. – Обязательно включу. А что теперь будешь делать ты, Молинер? – Как только получу от комиссара разрешение, двину в Мадрид, попробую всколыхнуть тихие министерские воды. – Ох, не позавидуешь тебе! Надеюсь, ты все сумеешь проделать с большим тактом. – Говорят, это мой фирменный знак. Судья наложит на дело гриф секретности, и мы будем до поры до времени скрывать эту историю от журналистов, но вот супруга министра… Я снова присвистнула, словно воспитывалась где-то на городской окраине: – Оба супруга из Опус Деи, а при этом у министра здравоохранения – постоянная любовница… Даже The Sun может только мечтать о таком материале! Ты, небось, потом получишь повышение. – Да, или меня погонят из полиции в шею, если будет решено похоронить это дело под большой кучей земли. – Слишком много трупов придется прятать, где им взять столько земли? – Вот и я так думаю. Не хочу выглядеть в твоих глазах нескромным, но надеюсь на свои дипломатические способности и savoir-faire[21]. – Как ты думаешь, не стоит ли поделиться частью наших общих подозрений с Коронасом? – А ты как считаешь? – По мне, так лучше немного обождать. Ведь все это лишь дедукция, и наши выводы не имеют под собой крепких оснований. – Я бы так не сказал, для меня картина с каждой минутой становится только определеннее. Чертов Фуэнтес собирался назвать и тебе, и мне одно и то же имя, тут у меня нет ни малейших сомнений. Получается, что информаторы даже мертвые умеют говорить. Я надеялась, что дипломатические способности и savoir-faire Молинера сработают и в отношении моей сестры. Как только Аманда узнает, что и он тоже намерен ехать в Мадрид, сразу заподозрит меня в злых кознях. Но, если честно, я и в самом деле была виновата: кто меня просил соваться в ее любовные дела? Пусть крутит любовь с кем ей угодно. Когда я вернулась домой, Аманда спала. Стараясь не шуметь, я вошла в ванную. Глянула на себя в зеркало. Господи! Та женщина из бара снова предложила бы мне место судомойки! Весь гламур, вынесенный из салона красоты, куда-то испарился. Ну как, скажите на милость, следить за своим внешним видом, если ты работаешь как проклятая? Я намазала лицо ночным кремом, читая при этом прилагаемую к нему инструкцию. Я ведь давно заметила: когда ты в теории знаком с пользой, которую должен приносить тот или иной продукт, он действует куда эффективнее. Свободные радикалы, энзимы, кислоты… Новые открытия, способные совершать чудеса. Чушь собачья! – злобно подумала я. Но я ошибалась, красота – вещь важная. За красоту банкир полюбил танцовщицу, а немолодой уже министр, ревностный католик и консерватор, из-за красоты, возможно, даже пошел на убийство. Правда, ни тот ни другой и не подумали убежать со своими возлюбленными, как случается в сказках. Первый сломался, едва его сделали всеобщим посмешищем, а у второго, как видно, и в мыслях не было перестраивать собственную жизнь. Ни один из двоих не сохранил верности любимой женщине. Вот так оно и получается: просто красивой быть мало. Я натянула пижаму, борясь с отвратительным настроением. Нет, слишком уж много условий должно быть соблюдено, чтобы кто-то достиг счастья. Остается возблагодарить Бога за то, что самой мне желание быть счастливой давно кажется глупостью; поэтому я решила больше не обращать внимания на свои воистину свободные радикалы и провалилась в сон. Гарсону по-прежнему казалось, что вся эта возня с поисками связи между двумя убийствами только уводит нас в сторону. Он с большим сомнением отнесся к тому, что я рассказала ему, пока мы летели обратно в Мадрид. – Просто инспектор Молинер хочет, видать, затащить вас в койку. Ему, поди, подумалось, что будет забавно пофлиртовать с двумя сестрицами сразу. – Гарсон, я считала, что мы с вами условились не позволять себе замечаний слишком личного характера. – Простите, вы совершенно правы. Мы заняли в гостинице свои прежние номера. Следующей подозреваемой, которой мы собирались заняться, была Эмилиана Кобос Вальес. У нее были глаза пронзительно-голубого цвета и невинное, почти детское выражение лица. Однако, как только она заговорила, я поняла, что жизнь ее многому успела научить. – Вы допрашиваете меня в качестве подозреваемой в убийстве Эрнесто Вальдеса? – Она язвительно засмеялась. – Нет, Бог свидетель, я никогда не занималась благотворительностью! – Вам придется объяснить нам, где вы были в тот день. – Его убили в тот же день, когда появились сообщения в газетах? – Нет, чуть раньше. – Я была на Ибице. Я целыми неделями живу там. – И что вы делаете на Ибице? – Провожу время. Я заработала достаточно денег и пока могу позволить себе побездельничать. Как легко догадаться, люди скоро забудут, куда я отправила своего больного сына – в Швейцарию или в Севастополь. Года через два опять придумаю себе какой-нибудь бизнес. Я человек напористый, да и воображение у меня богатое. Никакой Вальдес не заставит меня сойти со сцены. – Дайте нам ваш адрес на Ибице. Она совершенно спокойно нацарапала на бумаге адрес. Потом бросила на меня насмешливый взгляд: – Вы, наверное, решили проверить всех, кто попадал в программу Вальдеса? Могу вам только посочувствовать! Это сулит вам много дней напряженной работы. – А не пытался ли Вальдес шантажировать вас? Не требовал денег в обмен на свое молчание? – Нет, – ответила она равнодушно. – С чего бы это? Его интересовали вовсе не деньги, ему хотелось раздавить человека. Он был зол на весь мир. Кроме того, если бы он попытался заговорить о деньгах, я бы ответила “нет”. Я уже давно поняла, что правда о моем сыне рано или поздно всплывет на поверхность. Это было ошибкой – заняться именно детской одеждой. Если бы я взялась за что-то другое, людей не так бы задела вся эта история. Никто ведь не поверит, что заведение в Швейцарии – лучший вариант для такого ребенка… Короче, теперь мне все это понятно. Поверьте, я даже не держу зла на Вальдеса, журналисты все равно когда-нибудь до этого докопались бы. Гарсон бросил на меня быстрый взгляд, словно желая привлечь мое внимание к последней реплике. Но я и так обратила на нее внимание, тут мало что можно было добавить. Потом я связалась по телефону с инспектором Сангуэсой и попросила проверить банковские счета Эмилианы Кобос. А Гарсон позвонил в комиссариат и дал задание поработать с Ибицей. Таким образом мы узнаем, не впуталась ли там наша подозреваемая в какие-нибудь истории. Мы отправились обедать, но младший инспектор выглядел недовольным. – Ну и как вам понравилась эта красотка? – Вряд ли мы можем предъявить ей какие-нибудь обвинения. – Этой дамочке, судя по всему, палец в рот не клади. – Как вы успели убедиться, мы с вами находимся не в райских садах. – Но то, что она между делом сказала про своего сына… иногда я понимаю покойного Вальдеса. – А вы считаете, что покойный Вальдес боролся за справедливость?.. Очнитесь, Фермин! – Конечно, он не был поборником добра, но она заслужила то, что на нее обрушилось! – Вы реагируете точно так же, как читатели или зрители этого стервятника Вальдеса. Ах, бедный больной ребенок, покинутый матерью в Швейцарии! Никому не дано судить о том, что происходит в чужой жизни. – Но вы-то судите.