– Ладно, ладно. Не тяни, рассказывай. – Это касается Пепиты Лисарран и танцовщицы. Ни у той ни у другой ничего нет. У первой – только ее официальная зарплата и ноль сверх того. У второй – нищенское жалованье в магазине. – А со Швейцарией как? – Если у них и есть что швейцарское, так разве только часы, да и то вряд ли. – Понятно, значит, их мы вычеркиваем. А остальные? – Петра, побойся бога, я бы еще понял, если бы меня понукал кто-то, кто не знает полицейской работы, но ты… – Прости, Сангуэса, ты даже вообразить не можешь, до чего важны эти сведения. Не исключено, что я попрошу тебя проверить еще кое-кого. Скажи, а мог бы ты поставить беспримерный скоростной рекорд? – Ну, если ты так просишь!.. Сразу видно, что просит ласковая и милая женщина! – Серьезно? – Мужик на твоем месте сказал бы так: “Вы давайте там, сволочи, поднаприте, хватит, так твою мать, дурака-то валять, не мычите и не телитесь там у себя в отделе”. Я решила не продолжать рискованную тему и ответила: – Я ведь знаю, сколько у вас работы, но очень бы просила тебя поставить мой список на первую очередь. – Ладно, Петра, постараюсь. – Сангуэса! – Ну? – Что значит постараюсь? Может, будешь не только мычать, но и отелишься наконец, так твою мать! Давая отбой, я успела услышать раскаты его смеха. Если хочешь установить с кем-то из коллег особые отношения, надо уметь сочетать вежливость с панибратством. Обычно это дает хорошие результаты. Гарсон, воспользовавшись тем, что я отвлеклась на разговор с Сангуэсой, заказал себе еще несколько морсильит[25]. Но он вполне успел бы еще не раз повторить свой трюк, так как мой мобильник зазвонил снова. Теперь я всего лишь выслушала информацию и попрощалась. – Это эксперты по баллистике, – пояснила я младшему инспектору. – Пули, которыми убили информатора и его жену, вышли из того же ствола, из какого прикончили Вальдеса. Размышляя над услышанным, Гарсон не переставал жевать. – И что вы про это думаете? – Пока не знаю, но смею вас заверить: наш ужин с Молинером скучным будет вряд ли. Глава 6 Я не слишком хорошо знала Молинера, но сразу заметила в его облике следы усталости. Провалившиеся глаза. Осунувшееся лицо. Дожидаясь нас, он уже выбрал столик и сел. Перед ним стоял наполовину пустой стакан с пивом. Он улыбнулся, как обычно мы, полицейские, улыбаемся, когда до предела измотаны, но при этом не без лихости желаем продемонстрировать силу и крепость живущего в нас изумительного чувства долга. Едва поздоровавшись и не сдержав нетерпения, я спросила: – Ну как? Он, конечно, сразу сообразил, что меня волнует отнюдь не его здоровье. – Ужасно, – ответил Молинер, а потом добавил, наслаждаясь тем, что все наше внимание сейчас приковано исключительно к нему: – Жуткий напряг. Мы заказали ужин. Я так хотела поскорее услышать подробности, что едва замечала, что выбираю в меню. Зато Гарсон действовал иначе, с толком и расстановкой, из-за чего я почувствовала к нему лютую ненависть. Наконец меня прорвало: – Молинер, побойся бога, если ты не расскажешь наконец, как у тебя все прошло с министром, я за себя не ручаюсь. Он изобразил на лице снисходительность, показывая тем самым, что он-то, в отличие от меня, настоящий полицейский, а затем слегка театральным голосом начал: – Наш министр нервничал, очень сильно нервничал. Я беседовал с ним почти четыре часа. Посоветовал ему вызвать адвоката, но он отказался. И отрицал какую бы то ни было связь с Росарио Кампос. Это стало, на мой взгляд, его роковой ошибкой. Он сам себе противоречил, путался, менял показания… Короче, у меня не осталось ни малейших сомнений, что он каким-то боком замешан в это дело. Между нами развернулась настоящая война нервов, и, думаю, он ее проиграл. Время от времени мне казалось, что почва уходит у него из-под ног и он вот-вот во всем сознается, но он каким-то образом выруливал. – И чем закончилась встреча? – Завтра его вызовет к себе судья. Будем надеяться, за ночь министр успеет обдумать свое положение и посоветоваться с адвокатом. Надеюсь также, что до него наконец дойдет: имеются убедительные свидетельства того, что Росарио была его любовницей. И как только это до него дойдет, дальше все побежит без сучка и задоринки. Даст официальные показания и тот чиновник, который настучал на министра. Вряд ли у последнего останется выбор, придется покаяться. – Думаешь, убийство – его рук дело? – Трудно сказать наверняка, но после завтрашних допросов многое прояснится. – Не хотелось бы мне оказаться в его шкуре, – заметил Гарсон, вонзая зубы в овощной пирог. – И мне тоже, ведь нынешней ночью ему придется объясняться с женой. Как нетрудно предсказать, это обернется настоящей семейной трагедией, хотя никогда не знаешь, чего следует ждать от женщин. Может, она была в курсе, что у него есть любовница, но посчитала за лучшее помалкивать. Я пропустила мимо ушей эту ядовитую реплику. – А он был знаком с Вальдесом? – Ты считаешь, министр сознался бы в этом? Нет, он выбрал другую тактику – все начисто отрицать. – А у нас для тебя припасен сюрприз. – Правда? – спросил он, совсем как Хамфри Богарт, которого уже ничем в жизни не удивишь. – Один из наших подозреваемых признался: он лично сообщил Вальдесу, что Росарио Кампос – любовница министра. – А сам он откуда об этом узнал? – От Росарио. Они были знакомы. А зовут его Хасинто Руис Норуэлл, он… – Да знаю я, кто он такой. Моя бывшая жена часто покупала желтые журналы. – И тебя совсем не удивляет, что они с Росарио оказались знакомы? – А почему бы и нет! Девушка работала секретарем-администратором на конгрессах, была дочерью небедного барселонского коммерсанта. Она вращалась в тех же кругах, что и он. Судя по всему, так же Росарио познакомилась и с министром, о чем я уже говорил. А каким образом вы вышли на Руиса Норуэлла? – Он один из тех, кому Вальдес в последние месяцы сильно нагадил, но его знакомство с Росарио – чистая случайность. – В том мире, где мы сейчас вынуждены крутиться, не бывает чистых случайностей, Петра: все друг друга знают, встречаются на банкетах и вечеринках, это круг постоянный и не слишком широкий. – А мне всегда казалось, что их легион. – Это нас легион, тех, кто должен пахать изо дня в день. – Тут вы очень даже правы, инспектор, – не сумел промолчать Гарсон, так как было задето его классовое чувство. – Хорошо, значит, теперь нет никаких сомнений в том, что оба наши дела связаны между собой. Осталось только обнаружить главное – связующее звено. Может, Вальдес попытался при помощи Росарио шантажировать министра? Тот и расправился с обоими, а чуть позже – еще и с нашим информатором… – Надо доложить обо всем этом комиссару Коронасу. Ты сама ему позвонишь или на меня понадеешься? – Лучше позвони ты, Молинер. Интересно, как он поведет себя в такой ситуации? Вполне ведь способен забрать дело Вальдеса у нас с Гарсоном. – С чего бы это? – Ну, ты ведь самый авторитетный инспектор в нашем комиссариате. Кроме того, когда женщина расследует преступление, которое затрагивает людей такого уровня… Он с удивлением посмотрел на меня: – Шутишь? – Нет, говорю на полном серьезе. – Неужели ты не знаешь, какие у нас в комиссариате ходят разговоры? То, что Коронас явно выделяет тебя, – общее мнение. Факт остается фактом: в последнее время он поручал тебе самые громкие дела. Только и слышишь: Петра Деликадо знает, как и с кем себя вести, она умная, у нее есть чутье, а посмотрите, как ловко она обходится с подозреваемыми, на нее всегда можно положиться… Коронас вечно ставит тебя всем нам в пример. – Видать, чтобы скрыть свое истинное отношение. – Петра, ты ошибаешься, уж поверь мне. – Может, и ошибаюсь, но как только стало известно, что Росарио Кампос была связана с влиятельными людьми, дело передали тебе. – Потому что у меня тут есть определенный опыт, и вряд ли в решении Коронаса сыграла роль моя принадлежность к мужскому полу.