– Кто бы стал спорить, и все мы прошли через кошмар самого первого периода, но почему бы ей не поискать другие объекты для атак? Она что, намерена охмурить всю национальную полицию? Гарсон принялся с философским видом развивать свою мысль: – На самом-то деле вас больше всего беспокоит, что о ее похождениях скажут окружающие, хотя вы это никогда не признаете. И какой бы современной вам ни хотелось выглядеть, вы так и не избавились от глубоких социальных предрассудков. – Да ладно вам, Фермин. Не хватало только, чтобы вы взялись играть при мне роль советчика по любовным делам. Все, что вы говорите, совершенно справедливо. Я это признаю, но не стану отрицать и другого: да, я хочу, чтобы сестра поскорее уехала домой и взглянула наконец правде в глаза. Пока она только и делала, что отгораживалась от любых решений. Но ведь когда-нибудь ей придется вернуться туда и посмотреть, что там происходит. – Все, что связано с разводом и отношениями с бывшим мужем, очень сложно. – И каждый решает такие вопросы по-своему. – Вы же сами порвали всякие отношения в Уго, а вот с Пепе вроде как продолжаете дружить. – Никто не знает, что лучше, а что хуже; тут не бывает никаких правил и рецептов. Вот в чем штука! – А вы когда-нибудь выйдете снова замуж, Петра? – Откуда мне знать! – Я спрашиваю отнюдь не из любопытства. – А почему же тогда? – Хотелось бы заранее знать, не намерены ли вы сбежать с Маркизом. Я расхохоталась. Затем посмотрела на своего коллегу. Как и в прочих мужчинах, в нем было что-то детское, и это что-то делало его привлекательным. Я сказала с улыбкой: – Не знаю, выйду я замуж или нет, Фермин, но если такое случится, то никаких предварительных теорий на сей счет я городить не стану. И вот к какому выводу я пришла: как и почти всё в нашей жизни, любовь – это дикий лес, хаос, недоразумение, спасайся кто может. Поэтому строить тут планы, на мой взгляд, нелепо, хотя так же нелепо вообще ничего не планировать… Не знаю, страшно искать порядок там, где его нет. Ведь в конце концов ты начинаешь сознавать, что живешь на земле по чистой случайности, что ты зверек, спора, простейшее звено в жизненной цепи. Гарсон слушал меня с серьезностью ревностного адепта – он щурил глаза от напряжения, стараясь извлечь некие выводы из моей послеобеденной философии. И молчал. – А вы, Гарсон, вы когда-нибудь женитесь снова? – Я… Телефонный звонок помешал ему ответить. Я взглянула на номер звонившего: – Кажется, это опять наша помощница, наш детектив-любитель. – Да ну ее! Скажите ей, пусть идет учиться в академию, тогда заделается настоящим полицейским и будет даже жалованье получать за свою службу! Я разговаривала с Магги, а Гарсон в это время испепелял меня взглядом и пил свой кофе. Договорив, я повернулась к нему: – Она говорит, что все уже готово. – Что готово? Что? – Поблизости от того кафе, в которое мы уже наведались, нет ни штаб-квартир политических партий, ни учреждений, зато там находится редакция газеты “Универсаль”. Факт весьма интересный, ведь именно эта газета в последнее время спровоцировала несколько политических скандалов. Как только разделаетесь со своим кофе, пойдем навестить главного редактора. Проверим, не знает ли он чего про торговлю компроматом и попытки шантажа. Да, кстати, вы так и не закончили свою мысль. – Какую? – Вы собирались сообщить мне, намерены снова жениться или нет. – Ну, вы даете, инспектор, мы ведем такое захватывающее расследование, а вас волнует, женюсь я или нет, после того как столько лет прожил один как перст. Да и откуда мне знать, женюсь я опять или не женюсь! Если встречу подходящую женщину, может, и женюсь. – Нежную и хозяйственную, которая будет подавать вам тапочки, когда вы вернетесь с работы? – Именно такую, и еще – чтобы дула мне на кофе, если он окажется слишком горячим! Хватит, инспектор, не издевайтесь, я ведь вас хорошо знаю! Слишком долго мы с вами вместе работаем. – Но не настолько долго, чтобы я перестала иногда вас удивлять. – С этим-то у вас все в порядке, сюрпризы вы устраивать умеете, да еще какие! Скажу больше: вы способны удивить так, что дальше ехать некуда. Я обожала, когда Гарсон разговаривал со мной в подобном духе – таким образом он поддерживал во мне веру в мой личный миф, который с каждым разом все больше подрывали разные обстоятельства. Чтобы пройти через пост охраны в редакцию газеты “Универсаль”, было достаточно предъявить наши полицейские жетоны. Несколько труднее было добиться, чтобы нас принял главный редактор. Звали его Андрес Ногалес, и, видимо, как раз в то время он проводил совещание, поскольку нам пришлось ждать его около получаса. Но мы не спешили, мы собирались побеседовать с ним и спросить, нет ли среди сотрудников редакции человека, чьи приметы совпадали с приметами мужчины, завтракавшего с Вальдесом в кафе “Глория”. Однако планы наши резко переменились, едва мы увидели Ногалеса. К нашему огромному удивлению, он сам полностью соответствовал описанию, полученному от хозяина кафе: высокий, элегантный, в очках без оправы, возраст – около пятидесяти. Гарсон бросил на меня молниеносный взгляд, и я слегка прикрыла глаза в знак того, что сигнал принят. Но мне было трудно вот так сразу сообразить, как вести себя дальше. Неужели мы наконец-то встретились лицом к лицу с убийцей Вальдеса? Нет, подумала я, надо действовать осторожно и не спешить с выводами. Главный редактор газеты – это не какой-нибудь проходимец, которого можно запросто прижать к стене без малейших доказательств его вины. Я не знала, с чего начать, но впечатление у меня с первого взгляда сложилось такое, что разыгрывать перед ним спектакль было бы непростительной ошибкой. Гарсон продолжал молчать, словно воды в рот набрал, пока мы усаживались в кресла перед массивным редакторским столом. Андрес Ногалес улыбнулся и радушно развел руками, но жест этот выглядел очень хорошо отрепетированным. – Чем могу служить нашей любимой полиции? Это был либо ироничный светский стиль, либо хозяин кабинета нервничал. Оба варианта были мне выгодны. Я тоже улыбнулась в ответ: – Мы хотели бы поговорить с вами. – О чем-то конкретном? – Нам понадобились некоторые разъяснения касательно журналистской практики. – Я знал, что мы нередко приближаемся к опасной границе, но всегда считал, что сама по себе журналистская практика – это еще не преступление. – Конечно нет. Единственное, о чем мы хотели бы вас попросить, так это внести ясность в вопрос о ряде принятых в журналистике методов. – Например? – Например, как ведутся так называемые журналистские расследования. Он засмеялся: – Инспектор, побойтесь бога, вы ведь не с младенцем разговариваете. – Что вы хотите сказать? – Что только одно это и может интересовать полицию в работе всякой редакции. На самом деле к журналистским расследованиям все и сводится, а остальное – исключительно функция агентств, и вы сами знаете, как они работают. – Прекрасно, тогда скажите, ваши журналисты сами ведут расследования или вы нанимаете людей со стороны? – Послушайте, я тоже обожаю играть в разные игры, но прошу вас, давайте вести себя здраво. Я главный редактор газеты общенационального уровня, много о чем осведомлен и много с чем сталкиваюсь. Неужели вы думаете, что я поверю, будто вы явились сюда, дабы поинтересоваться нашими профессиональными методами в целом? Вот так, между прочим. Поэтому я не намерен вслепую обсуждать с вами вопросы, которые, как вам известно, считаются профессиональной тайной. Вы расследуете конкретное дело, можно поинтересоваться, какое именно? – Убийство Эрнесто Вальдеса. – Отлично, так-то будет проще. Дайте подумать… Эрнесто Вальдес, Эрнесто Вальдес… Да, конечно, автор из гламурных журналов. Его убили в Барселоне, правильно? Что-то слишком далеко от места преступления вы отъехали. – Есть человек, который видел, как Эрнесто Вальдес незадолго до смерти входил в вашу редакцию. Хотелось бы выяснить, какие у него были здесь дела. Мы пытаемся проследить все его последние шаги. – Вальдес здесь, у нас? Не знаю, не знаю, меня бы это удивило, но я конечно же не слежу за всем, что происходит в каждом нашем отделе. Возможно, он давал интервью или принес какие-то сведения о журналах, с которыми сотрудничал… Подождите, сейчас мы внесем в ваш вопрос ясность. Он позвонил по внутреннему телефону и при этом сообщил нам, закрыв ладонью трубку: – Я связался с архивным отделом. Они в курсе того, что мы печатали в последнее время. Может, там… Он запросил нужные ему сведения, настойчиво велел их перепроверить, но, естественно, получил отрицательный ответ. Минут через пять он повесил трубку. – Нет, вас ввели в заблуждение. Вальдес не заходил к нам в “Универсаль”. Мало того, как мне только что сказали, он вообще никогда в нашей редакции не появлялся. Все мы журналисты, но работаем очень по-разному, понимаете? – Кажется, да. Что ж, нам не повезло. – Это все? – Боюсь, что да. – Инспектор, я сейчас дам вам один совет и надеюсь, вы примете его без обиды. Если у полиции появляется некая информация и нужно с ней разобраться, вам незачем встречаться непосредственно со мной. Моя секретарша или любой из редакторов помогут вам не хуже меня. Только не подумайте, будто я не хочу с вами сотрудничать, у меня очень хорошие отношения с полицией; мало того, я поддерживаю постоянную связь с министром внутренних дел, с вашим то есть министром. Но на самом деле я всегда слишком занят… – Отлично вас понимаю. – А от кого вы, кстати, получили эту информацию? – Простите, сеньор Ногалес, но и я тоже имею право не раскрывать служебные тайны. Надеюсь, вы понимаете… – Разумеется. Я провожу вас до выхода. – А мы могли бы пройтись по редакции? Мы никому не станем мешать, но мне, если честно, очень любопытно узнать, что представляет из себя газета изнутри. В первый раз я заметила тень сомнения на его лице. Но он быстро принял решение: – Я попрошу мою секретаршу послужить вам гидом. – Великолепно! Будем вам искренне признательны.