– Чего рассказывать-то? – удивилась Цепкина. – А разве вам нечего рассказать? – притворно изумился следователь. – Вы ведь никак не хотели уходить, и я вот подумал… – он не договорил, потому что Пелагея Егоровна вдруг вскочила и резко отбросила стул. – Записывайте! – рявкнула она. – Диктую фамилии, кого надо взять на заметку. Тут она скороговоркой отбарабанила около десятка фамилий, которые в большинстве своем ничего не говорили следователю. – Ну и кто они такие? – ленивым, незаинтересованным тоном спросил он. – Начну с Дудкина, – оживилась Пелагея Егоровна. – Он, знаете ли, себя музыкантом зовет. А из него музыкант, как из меня Топтыгин. «А что, – подумал Скворцов, разглядывая Пелагею Егоровну в профиль, – если доставить её в зоопарк и немного привести в порядок, то вполне сошла бы за Топтыгина». Цепкина уже ни на что не обращала внимания. Фонтан прорвало. Она в красках расписала Дудкина, Сапфирову. Бочкина и других. Попов слушал в полном восхищении. «Ну и язык, – мысленно восторгался он. – Стоило приехать, только чтобы её послушать». Через полчаса источник красноречия начал понемногу выдыхаться. – И самый подозрительный из них Дудкин. Он уже не раз милицией за пьянство и галдеж привлекался, – доверительно сообщила Цепкина. – Я бы ему этот барабан на голову надела, чтоб ходил не снимая, – снова вернулась она к прежнему тону. – Не стоит, – тут же отсоветовал Попов. И, воспользовавшись паузой, быстро произнес: – Расскажите лучше о Тишкиной и её родственниках. Цепкина тут же разнесла их в пух и прах. По её словам, покойница была явно того, а её родственники если бы еще немного с ней пообщались, то наверняка бы спятили. Адскую она назвала ощипанной курицей, которую не едят по причине её чахоточности, а Люгерова обозвала слюнявым поросенком. – Во всей деревне есть только один по-настоящему приличных человек, – безапелляционно заявила она. И обратилась к следователю с торжеством в голосе: – Как вы думаете, кто? – Просветите же меня скорей, – изобразил на лице заинтересованность Попов. – Я! – гордо вскинув голову и просияв, вынесла решение Цепкина. Это звучало как аксиома. Скворцов с удовольствием наблюдал этот бесплатный спектакль. «Превосходные актеры, – подумал он. – Кирилл Александрович-то играет, а вот она, не знаю». Попов между тем изобразил восхищенного зрителя, оставалось только похлопать и попросить Цепкину выйти на бис. Но следователь был не в балагане, потому не стал ни хлопать, ни просить исполнения на бис. Спокойным тоном он сказал: – А теперь шутки в сторону, Пелагея Егоровна, поговорим серьезно. Когда вы вернулись домой с автолавки, вас кто-нибудь видел? – Нет, – не задумываясь ответила Цепкина, – Амфитрион уже успел улизнуть. – Амфитрион – это кто? – задал вопрос Попов. Но Пелагея Егоровна не успела ответить, за дверью послышалась какая-то возня, и в ту же секунду она распахнулась. В проеме появилось дикое, озирающееся лицо с всклокоченными волосами и круглыми, как сливы, сумасшедшими глазами. – Вы спрашивали меня, кто такой Амфитрион? – победно воскликнула Пелагея Егоровна. – Так он перед вами, – и она торжественно указала в сторону лохматой головы. Глава 15 Амфитрион Ферапонтович дает показания «Экая образина, – подумал Скворцов, – интересно, где он только что был, в бане?» Редькин между тем окончательно вошел в дверь. Его бегающие округленные глаза остановились на Попове. – Это вы, к-кажется, следователь? – заикаясь пролепетал он. – Да, я, – дружелюбно ответил Попов. – Слава богу, – выдохнул Редькин, словно сбросил стокилограммовую ношу. Цепкина исподлобья мрачно взглянула на зятя. – Откуда ты взялся? – наконец спросила она. – О, это жуткая история. Если бы вы только знали, что со мной приключилось. Так вот, это просто… – Амфитрион! – решительно оборвала его Цепкина. – Я спрашиваю, откуда ты взялся? – Так я же хочу об этом рассказать! – воскликнул Редькин в волнении. При этом, однако, он не преминул выбрать самый удобный стул в комнате и устроиться на нем покомфортнее. В разговор вмешался Попов. – Будет лучше, Пелагея Егоровна, если Амфитрион… простите, как ваше отчество? – Ферапонтович, – подсказал Редькин. – Очень хорошо. Амфитрион Ферапонтович, расскажите, пожалуйста, все по порядку. – Да он же полчаса будет городить чушь, а потом скажет что-нибудь невразумительное, и как хочешь, так и понимай, – усмехнулась в ответ Цепкина, впрочем, пожала она плечами, – это ваше дело. Вы, следователи, наверно, и не такую галиматью выслушивали. Попов, ничего не ответив, предложил Редькину горячего чая. – А нет ли у вас чего-нибудь покрепче? – осмелев, спросил Редькин. Брови Пелагеи Егоровны угрожающе сдвинулись к переносице. – Могу предложить вам кофе, – поспешно сказал Попов. Редькин удовольствовался чаем. Вытерев губы, он приступил к рассказу. – Значит, дело было так, товарищ следователь… – Называйте меня Кирилл Александрович, – улыбнулся Попов. – Вот это я понимаю, свой человек! – в восхищении воскликнул Редькин. – Амфитрион, – сурово осадила его теща, – ты, между прочим, разговариваешь со следователем. Скворцов взглянул на Попова и молча указал глазами на дверь. Попов покачал головой. Вынос тела временно откладывался. – Не перебивайте, пожалуйста, Пелагея Егоровна, – сказал он. – А вы продолжайте, Амфитрион Ферапонтович. – Так вот, пошел я сегодня на рыбалку форель половить. А форель у нас вот такая, – показал руками Редькин. – И плещется так здорово, играет. – Ближе к делу, Амфитрион Ферапонтович, – прервал его следователь. – Ну, значит, взял я удочку, наживку, собрался и пошел. Ищу местечко поудобнее, а подход-то к нашей Холодной не везде легкий, где бурьян, а где берег высокий. Пробираюсь сквозь кусты и вдруг слышу сзади какой-то треск. Обернулся я, смотрю, чья-то тень мелькнула. Перепугался шибко. Ну, думаю, вчера Алену убили, а сегодня кто-то по мою душу пришел. Бегу, ног под собой не чую. Удочку бросил… – Что?! – заорала вдруг Пелагея Егоровна Цепкина. – Ты еще и удочку бросил, мерзавец? – Испепеляющий взгляд тещи, казалось, вот-вот сразит наповал незадачливого зятя. – Пелагея Егоровна, прошу вас, – резко бросил Попов. – Он будет добро терять, а я молчать? – не угоманивалась Коробочка. – Да я ему, олуху… – Пелагея Егоровна, вы снова хотите за дверь? – поинтересовался Попов. Памятуя о недавнем выносе тела и бросив мстительный взгляд на Скворцова, Цепкина нашла в себе силы замолчать. – Так я бежал, не разбирая дороги, – продолжил свой рассказ Редькин. – Выскочил на берег Крутой, смотрю, Евсеев рыбу ловит. Скорей к нему, а сам дрожу от страха. Зубы, товарищ следователь, так и стучат. А Витька-то меня и спрашивает: «Что с тобой, Амфитрион? Лица на тебе нет». Ну я ему как на духу все и выложил. Митька-то, он дурак, потому лишь надо мной посмеялся и спросил: «Чегой ты, Амфитрион, так испугался?» Дурак, говорю ему, убьют, не ровен час. Сам знаешь, какие дела в деревне творятся. А он в ответ смеется и говорит: «Кому ты нужен, старая калоша». А я, между прочим, и не старый, – обиженно заметил Амфитрион, обращаясь к аудитории, – мне всего год как пятьдесят стукнуло. – Ну и что было дальше? – спросил заинтересованный следователь. – Дальше я махнул на него рукой и опрометью сюда побежал. Прямиком к вам. – А почему ко мне-то? – А куда же? – удивился Редькин. – Может, за мной преступник гнался. – Да тебе, наверное, с пьяных глаз померещилось, – процедила сквозь зубы Пелагея Егоровна Цепкина. – Может, это был кабан или какое другое животное? – спросил следователь. – Ну что вы, это была человеческая тень. Неужто я человека от зверя не отличу? Обижаете. – Опишите тень. – Огромная, – тут же выпалил Редькин. – Хотя, может, мне это со страху показалось, а больше я ее не рассматривал. Мне бы только ноги унести подальше. – Значит, вот что с вами приключилось, – медленно проговорил следователь, пристально разглядывая Редькина. – Истинный крест, – побожился тот. – Ну что ж, разберемся, – сказал Попов. – Это вы правильно сделали, что пришли ко мне.