– Да. – Что вы делали потом? – Пошел пройтись. – Когда это было? – Примерно в половине третьего. – А точнее? – Не помню. – Куда же вы пошли? – Да так, никуда. – Вы кого-нибудь встретили до трех часов? – Да, Амфитриона. – Когда это было? – Думаю, без четверти три. – Но часов у вас не было? – Нет. – Могло это быть позже или раньше? – Ну разве что ненамного. – Так-так. Значит, вы случайно встретили Редькина? – Да, случайно. – Вы часто гуляете у его бани? – Случается. – И долго вы там пробыли? – С полчаса. – Вы часто ссорились с покойной? – Бывало, – выдохнул музыкант. – Она мне играть мешала. – Юрий Петрович, вы заметили еще что-нибудь подозрительное или, может быть, знаете что-нибудь, что могло бы нам помочь? – Ничего, – с сожалением ответил Дудкин. – Но, если узнаю, – вдохновенно проговорил он, – непременно вам сообщу. – Ну вот и отлично, – сказал следователь. – Подпишите и можете идти. Кстати, – добавил он, – если на вашу игру будут жаловаться, то у вас буду неприятности. Умерьте ваш пыл, Юрий Петрович, – отеческим тоном насоветовал ему на прощание Попов. – Ну вот и все, – заключил следователь, когда музыкант ушел. – Теперь мы должны все это обмозговать. Взгляните, Владимир Андреевич, у меня тут список тех, кто мог совершить убийство. Скворцов взглянул на листок с фамилиями. Там значилось: Бочкин Симагина Дочкина Саврасова Редькин Дудкин Тишкин? Тишкина? Люгеров? Адская? Арсеньева? Цепкина? Симагин? Сапфирова? Скворцов быстро прочел фамилии. – А почему Цепкина и Симагин под вопросом? – спросил он. – Ну, что касается Симагина, то это мой личный знак вопроса. Мне он кажется человеком совсем неподходящим для убийства, хотя, по сути, алиби нет. Если хотите, можете зачеркнуть вопрос. – Да нет, – ответил Скворцов. – А что насчет Цепкиной, вы и ее считаете не способной на убийство? – Я считаю, что эта женщина непредсказуема. По-моему, она способна на все. А вы как думаете? – Ну я бы мог поверить, что она способна ударить кочергой в порыве ссоры. Но запихнуть тело в чужой дом – вряд ли, – с сомнением покачал головою лейтенант Скворцов. – Да и как бы, Кирилл Александрович, она это успела? – В этом-то и вопрос, – кивнул Попов. – У нее было всего пятнадцать минут, и ей бы пришлось все делать бегом. Чтобы прояснить этот вопрос, Владимир Андреевич, я проведу следственный эксперимент. – Какой эксперимент? – Всему свое время, – улыбнулся Попов. – Хорошо, Кирилл Александрович, но ведь у Сапфировой алиби. Почему вы включили и её? – А вы подумайте, – ответил следователь. – Когда видела ее Арсеньева? Около трех. А что, если она убила Тишкину, вернулась задами домой и спокойно пошла к Бочкину? – И Бочкин её не видел? – Мог и не увидеть. К тому же Арсеньева могла и сочинить, что видела Сапфирову, чтобы обеспечить алиби себе. – Но ведь Таисия Игнатьева назвала то же самое время, – возразил Скворцов. – Ну, не знаю, – пожал плечами следователь. – Например, ей мог сказать об этом внук. – Звучит несерьезно, Кирилл Александрович, – заметил Скворцов. – Послушайте, Владимир Андреевич, почему вы защищаете Сапфирову? – Я её не защищаю, – возразил Скворцов. – Просто я подвергаю сомнению вашу версию. – А у вас есть какая-нибудь версия? – со скользкой улыбкой поинтересовался следователь. – Пока еще нет, – признался Скворцов, – но и ваши соображения – это не версия. – Согласен, – ответил следователь. – Пока мы не найдем мотива, мы вряд ли узнаем, кто убил Тишкину. – Сомневаюсь, что мы установим мотив, – уверенно сказал Скворцов. – Почему вы так уверены? – удивился Попов. – Мы слишком мало знаем об этих людях, Кирилл Александрович. Корни этого преступления могут уходить в далекое прошлое. – Однако убийство произошло именно сейчас, – возразил следователь. – Почему не раньше?