– Ну, я не собираюсь гадать на кофейной гуще, – раздраженно пожал плечами Скворцов. – А нам, похоже, только это и остается, – с фальшивой бодростью сказал Попов. В ту же секунду в дверь постучали. – Войдите, – пригласил следователь. На пороге появился Симагин. – Простите, Кирилл Александрович, что отвлекаю вас, но только что звонили из лужской милиции. Звонивший сказал, что он полковник Дудынин. Он перезвонит через пятнадцать минут и хочет поговорить с вами. Следователь Попов бросил быстрый взгляд на лейтенанта Скворцова, и оба поднялись. По дороге к Симагину им повстречалась Арсеньева. – А я к вам, Кирилл Александрович, – оказала она. – Помните, вы просили опросить внука, не видел ли он кого? – И? – Он никого не видел. – Большое спасибо, – поблагодарил Попов. – Кстати, ваш муж может забрать внука, но вас я прощу остаться. Вы, конечно, можете не подчиниться и уехать, но вам придется вернуться, если мне понадобится снова вас допросить. А это может причинить вам лишние неудобства. – Если нужно, я останусь, – покорно кивнула Арсеньева. – И еще одно, Ольга Павловна. Не сочтите за труд предупредить всех жителей, чтобы они минут через сорок собрались на остановке. Я скажу, кто может уехать из Полянска, а кого я попрошу задержаться. – Прямо сейчас и пойду, – с готовностью согласилась Арсеньева. Не прошло и пяти минут с прихода следователя к Симагину, как зазвонил телефон. Попов снял трубку. – Попов слушает, – сказал он. – Да, Владислав Анатольевич, я все понимаю. Прямо сейчас? Олег Константинович тоже хочет быть в курсе дела? Да, я все понимаю. Вы уже вызвали машину? Да, мы сейчас приедем. Хорошо, до свидания. – Ну что? – спросил Скворцов. – Владислав Анатольевич немедленно вызывает нас в Лугу для доклада. Олег Константинович тоже хочет быть в курсе дела. – О нет! – воскликнул Попов. Во взглядах, которыми обменялись следователь и лейтенант, сквозило отчаяние. Глава 18 Совещание в Луге Начальник Лужской милиции полковник Дудынин мерил шагами свой кабинет. Это был высокий импозантный мужчина с серебряными висками. Кроме него в кабинете находилось еще три человека: прокурор Олег Константинович Ермолкин, следователь Кирилл Александрович Попов и лейтенант Владимир Андреевич Скворцов. – Я изучил протоколы, – громким приятным баритоном произнес Дудынин, и его глаза цвета голубого фарфора блеснули. – Действительно, очень сложное дело. – Работать надо, – подал голос прокурор Ермолкин. Это был высоченный худой человек с немного желтым цветом лица, которого не очень любили подчиненные. Прокурор часто бывал с ними груб, устраивая разносы из-за малейшей неточности при проведении следствия, направо и налево щедрой рукой сыпал выговоры. Ермолкин считал себя интеллигентом и пуристом. Однако пуризм этот проявлялся весьма своеобразно, а уж об интеллигентности нечего было и говорить. Она существовала лишь в его воображении. Ермолкин признавал только сухой канцелярский язык. Использование в разговоре просторечий и, упаси боже, ругательных слов наподобие «черт возьми», «дурак», «дрянь» неизменно вызывало у него раздражение. Когда прокурор говорил, слушавшим его казалось, что им зачитывают протокол. Ермолкин обожал выступать на всевозможных активах, партсобраниях и тому подобных мероприятиях, обрушивая на завороженных, не смеющих пошевельнуться слушателей всю силу таланта своего бюрократического красноречия. Неудивительно, что, когда следователь и лейтенант узнали, что прокурор лично заинтересовался этим делом, их настроение мгновенно испортилось. Последнее время прокурор был постоянно раздражен. Из-за перестройки уменьшилось количество партсобраний, на которых он так любил выступать. Однако, несмотря на всю нелюбовь подчиненных, он пользовался уважением за недюжинный ум и блестящие способности к раскрытию преступлений. Часто, когда кто-нибудь из следователей заходил в тупик, за дело брался прокурор и быстро доводил его до конца. Было всего несколько случаев, когда и он был вынужден расписаться в собственном бессилии. В тот день Ермолкин был в одном из худших своих настроений и в очередной раз готовился сорвать свою злость на подчиненных. – Убийство произошло двадцать седьмого июня, а сегодня четвертое июля. Прошла неделя, и никаких результатов. Как прикажете это понимать, Кирилл Александрович? – прокаркал он. – Результаты есть, Олег Константинович, вы же читали материалы дела, – осторожно возразил Попов. – Читал, – согласился прокурор, поблескивая очками, – но не нашел там никаких фактов, используя которые, можно было бы установить личность убийцы. – Это действительно так, – сказал Попов, осторожно подбирая слова. – Но я провел следствие как положено, допросил всех свидетелей, и если они не дали необходимой для раскрытия дела информации, то это не моя вина, Олег Константинович. – Нужно было задавать другие вопросы, – огрызнулся прокурор. – Например? – вежливо поинтересовался следователь. – Достаточно, перейдем к делу, – властно вмешался Дудынин, который уже больше не мог слушать эту словесную перепалку. – Одну минуту, – остановил его Ермолкин. – Сначала я бы хотел сказать несколько слов по поводу судебно-медицинского освидетельствования трупа Тишкиной и особенно по поводу эксперта. Все трое прекрасно знали, что последует дальше, а потому молчали. – Так вот, я возмущен, что вскрытие было произведено только в четверг, двадцать восьмого июня, то есть на следующий день после убийства. Это возмутительный факт, и я лично проследил, чтобы Ягодкин получил строгий выговор. У него еще молоко на губах не обсохло, а уже халтурит, уклоняется от работы. При такой экспертизе у нас все преступники будут гулять на свободе. Между прочим, Владислав Анатольевич, вы поощряете подобные выходки. – У него действительно были в тот день очень серьезные семейные проблемы, – спокойно сказал Дудынин, – и я думаю, что можно было позволить ему уйти домой из чисто человеческих соображений. – Я знаю, что вы человек добрый, – кивнул Ермолкин. – За государственный счет, – резко добавил он, неприязненно взглянув на Дудынина. Тот выдержал взгляд. Он уже привык к подобному поведению прокурора. – Сейчас не время и не место это обсуждать, – проговорил он, – а потому я перехожу непосредственно к убийству. – Итак, – начал он, – суть дела сводится к следующему: Алена Александровна Тишкина, пенсионерка, шестидесяти одного года, была найдена задушенной в доме своей соседки Анны Дмитриевны Тарасовой в 14.45 двадцать седьмого июня. Я прочитал ваше заключение, Кирилл Александрович, – обратился он к следователю. – Хочу сказать, что согласен со списком подозреваемых, который вы представили, но сколько-нибудь серьезных улик в деле нет. Сейчас меня больше всего занимает вопрос: как тело могло оказаться в запертом доме, принадлежащем другому человеку. Я хотел бы вас выслушать по этому вопросу, Кирилл Александрович. – Изучив материалы дела и исходя из фактов, единственно возможным объявлением я считаю перенос трупа в дом преступником. – Да, это напрашивается, – кивнул Дудынин, – но тогда я спрошу: зачем это сделано? – Трудно сказать, – пожал плечами Попов. – Я как ни старался, не смог найти в этом смысла. Возможно, Владислав Анатольевич, это было сделано с целью запутать следствие. – Да, возможно, – кивнул полковник, – но опять же спрашивается зачем? Перетаскивая тело, убийца шел на большой и, с моей точки зрения, неоправданный риск, ведь его могли увидеть. – Поступки убийц не всегда отличаются смыслом, – заметил прокурор. – Ну наш убийца, по-моему, не глуп, – возразил Дудынин, – иначе его давно бы поймали. Я думаю, что ни у кого нет сомнений, что преступник – кто-нибудь из местных. – Естественно, нет, – ответил Ермолкин. – Хорошо, пойдем дальше. Я думаю, что это убийство могло произойти таким образом только в день автолавки, когда никого не было дома. Я понял так: убийца воспользовался этим для своей гнусной цели. Следовательно, это кто-то из тех, кого указал в списке Кирилл Александрович, ведь у остальных на время убийства твердое алиби. Давайте начнем с ветеринара Бочкина. Какое у вас сложилось о нем впечатление, Кирилл Александрович? – Очень неприятный человек, – сказал следователь. – Дорожит репутацией и боится быть замешанным в каком-нибудь скандале. – Он произвел на вас впечатление человека, способного убить? – задал вопрос прокурор. – При крайних обстоятельствах, думаю, что да. – Значит, вам так и не удалось узнать, что имела в виду Тишкина, говоря: «Скоро об этом узнают все»? – спросил прокурор. – Нет, Олег Константинович, мне даже не удалось узнать, имела ли её угроза под собой почву. О Бочкине никогда не ходило никаких слухов. – Вы согласны, Владимир Андреевич? – спросил лейтенанта Дудынин. – Вполне, – ответил тот. – Я бы только добавил, что мне Бочкин показался человеком, больше способным на воровство. – Почему вы так думаете? – с интересом спросил полковник. – Он трус, – ответил Скворцов, – и глаза у него бегают. – При чем тут глаза? – раздраженно спросил Ермолкин. – Да ни при чем, – ответил Скворцов. – Хорошо, – поспешно сказал Дудынин, предотвращая новую перебранку. – Давайте перейдем к Симагиной. – Мне она не понравилась, – сразу сказал Попов. – Сплетница и любительница подслушивать. Причем всегда все делает исподтишка. – Но это не основание для подозрения в убийстве, – резонно заметил полковник. – Мне как-то не верится, – сухо сказал Попов, – что она легла отдохнуть, пролежала больше часа и ничего не видела и не слышала. – Я не согласен, – подал голос Скворцов. – Когда Симагина говорила об этом, в её голосе звучало явное сожаление. – Она великолепная актриса и может изобразить все что угодно, вы уж мне поверьте, – заверил присутствующих Попов. – Значит, вы подозреваете Симагину? – спросил Дудынин. – Улик никаких, но она вполне могла это сделать.