Блаженно кутаясь в одеяло, Джаз лежала в темноте и думала о всех тех людях, чью жизнь любовь не обогатила, а разрушила. * * * В половине восьмого утра Джаз постучала в двери Дженни Колман. – Кто там? – Инспектор Хантер, мисс Колман. Простите за ранний визит, я хотела застать вас до ухода в школу. Можно войти? – Ну конечно, инспектор. – Дженни, явно разволновавшись, провела Джаз в гостиную. – Я что-нибудь нарушила? Джаз села на диван, Дженни пристроилась на краешке кресла напротив, нервно стиснула руки. – Нет-нет. Я просто решила, что интересующий меня вопрос лучше обсудить наедине. – Ох, инспектор, о чем вы? – испуганно спросила Дженни. – Перейду сразу к делу, – мягко начала Джаз. – Вчера вечером я посетила леди Эмили Конот. Она рассказала мне о вас и Корине Коноте. А также о ребенке, которого вы родили сорок лет назад. Дженни словно пощечину получила. Она сидела молча, глаза медленно наполнялись слезами. – Простите меня, – попросила Джаз. – Я понимаю, что тема для вас болезненная, но мне нужно знать, права ли Эмили Конот. Вы действительно родили ребенка от Корина? Дженни оцепенело кивнула. Достала из рукава носовой платок, приложила к глазам. – По словам Эмили, вы узнали о беременности лишь после смерти Корина. Дженни вновь сумела лишь кивнуть. – И Хью Данман вам помог? – Да, да, помог, – умудрилась прошептать Дженни. – Он проявил такую доброту… Не знаю, что бы я тогда без него делала. Хью все устроил, а затем нашел мне место здесь, в Святом Стефане. Я не выдержала бы возвращения домой, понимаете, к маме с папой, они жили и работали в поместье Конотов… – Понимаю, – тихо сказала Джаз. – Ребенка отдали приемным родителям? – Да. – Мальчик или девочка? – Мальчик. – Дженни вытерла глаза. – Чудесный маленький мальчик. – Ясно. – Джаз ощутила прилив адреналина. – Дженни, вы догадываетесь, кто его усыновил? – Нет. С этим у монашек было очень строго. Они считали, что нам, роженицам, лучше не знать дальнейшую судьбу малышей. Правильно считали. Какой смысл? Детей все равно не вернуть… – Дженни громко высморкалась. – Худший день в моей жизни: я родила и через несколько часов лишилась ребенка. Потом приходит молоко, ты еще вся слабая, и монашки перевязывают грудь, пока молоко не перегорит… Простите, инспектор, вам такое ни к чему. – Дженни, – Джаз подалась вперед, решив проверить свою гипотезу, – вы не оставляли монашкам какой-нибудь вещи, чтобы те передали ее новым родителям малыша? – О нет, мне бы ничего подобного не разрешили. – Дженни покачала головой, однако в глазах мелькнуло сомнение. – Точно, Дженни? – Да-да, я ничего не оставляла монашкам. Честное слово. Джаз попробовала зайти с другой стороны: – Хорошо. Сформулирую вопрос иначе: возможно, вы сумели спрятать что-нибудь на младенце? К примеру, небольшую вещицу, которую новые родители нашли бы и сохранили до его взросления? Дженни в ужасе прикрыла платочком рот. – Откуда вы… Да! Да, спрятала! Спрятала! – Она расплакалась по-настоящему. – Я мечтала, чтобы мой мальчик узнал о своем происхождении! Он сын лорда, пусть отец и умер, а мать – обычная поломойка, от которой Коноты хотели избавиться! – Ничего, Дженни, поплачьте. – Простите, инспектор. Вы все знаете… Для меня это просто шок… Я столько лет хранила тайну, понимаете… – Понимаю, но беда в том, что всего я не знаю. Я вас вовсе не осуждаю, Дженни, не подумайте. Лишь прошу: помогите собрать кусочки головоломки. И поскорее. Если вы в силах продолжать, скажите, пожалуйста, что именно вы спрятали на ребенке? – Я… я дала ему кольцо, кольцо с печаткой, на которой выгравирован герб Конотов. Меня за это не накажут? Я его не крала. – Нет, Дженни, не накажут. Где вы спрятали кольцо? – Ну, – та шмыгнула носом, – перед тем как забрать малыша, монашки оставили меня с ним на несколько минут. Его уже одели, чтобы передать новым родителям. – Дженни улыбнулась: – Такой миленький: в шапочке и башмачках – и такой крохотный. На нем под ползунками был подгузник – знаете, старомодный, из махровой ткани. Сейчас такими уже не пользуются. Он застегивался на большую булавку. И меня осенило: я расстегнула булавку и надела на нее кольцо. Потом скрыла все в складках подгузника и натянула ползунки. – Она вздохнула. – Я так и не узнала, что стало с кольцом. Может, его нашли монашки. Или родители позже не захотели его хранить, чтобы ничего не напоминало о прошлом малыша. Сердце Джаз сжалось от сочувствия. – По-моему, Дженни, вы это здорово придумали, я вами восхищаюсь. Правда-правда. – Я бы все отдала, лишь бы оставить мальчика себе, – Дженни всхлипнула. – Это была частичка Корина. Понимаете, я любила его. До сих пор люблю, хотя он умер сорок лет назад. Думаю о нем и о нашем малыше каждый божий день. Джаз потянулась к Дженни, взяла за руку. – Представить не могу, что вам пришлось пережить. Дженни грустно кивнула: – Да, ужас как тяжело пришлось, но я справилась. С трудом, – добавила она. – По крайней мере, у меня был Хью. Он ведь тоже любил Корина. Это нас объединяло. – Понимаю, – Джаз кивнула. – Скажите, а откуда у вас взялось то кольцо? – От Хью, – призналась Дженни. – Он пару раз приходил в монастырь, куда меня отослали. В последний раз незадолго до родов. Вынул кольцо из кармана и отдал мне на память о Корине. Наверное, он меня пожалел. – Дженни слабо улыбнулась: – Так мило с его стороны. – Да, очень мило, – согласилась Джаз. – А вы рассказали Хью, что сделали с кольцом? – Конечно, – Дженни кивнула. – Чтобы он не думал, будто я потеряла подарок. Хью тоже одобрил мое решение, сказал: это символический жест и не важно, что с кольцом случилось дальше. – На глаза Дженни навернулись слезы. – О господи, мне так его не хватает. Кроме Хью и моей лучшей подруги Мэдди, никто о ребеночке не знал. – Хью, похоже, очень к вам проникся, – улыбнулась Джаз. – Правда, – кивнула Дженни. – Даже оставил мне что-то в завещании, благослови его Господь, хотя из-за переполоха в школе я пока не доехала до Лондона и не знаю, что именно. Помедлив, Джаз сказала: – Дженни, вы слышали, кому завещано остальное имущество? Та покачала головой: – Нет. – Так вот, Хью оставил все Себастьяну Фредериксу. Дженни подняла брови: – Воспитателю? Вот странно. Помнится, Хью говорил, что всегда недолюбливал Себастьяна, даже когда тот был ребенком. Они были как небо и земля, эти двое. Но хорошо дополняли друг друга во Флит-Хаусе. – А что вы сами думаете о мистере Фредериксе, Дженни? Та пожала плечами: – Пожалуй, согласна с Хью. Мальчиком он всегда был малость хулиганистым, и Хью считал, что тот как воспитатель слишком часто прибегает к физическому наказанию. С другой стороны, вероятно, кое-кому из этих парнишек нужна сильная рука. – Так вы не догадываетесь, с чего бы Хью оставлять все человеку, который ему никогда особенно не нравился? Дженни покачала головой: – Понятия не имею, инспектор. Если желаете знать мое мнение, все это кажется весьма странным, но не мне судить. Уверена, у Хью были на то причины. Он никогда и ничего не делал спонтанно, благослови его Господь. – Да, я тоже слышала, что он был очень осмотрительным человеком. Интересно, что же заставило Хью изменить завещание в пользу Себастьяна? – Ума не приложу. – Если только… – Джаз осторожно подбирала слова. – Дженни, что, если Хью недавно увидел на ком-то нечто… некую… вещь, по которой опознал вашего усыновленного ребенка? – Не пойму, куда вы клоните, инспектор, – Дженни явно растерялась. – Вы о чем? – О кольце, Дженни, – негромко сказала Джаз. – Том самом, которое я спрятала на ребеночке? – Да.