— «Фреквенс». — Что? — не понял Клуфтингер. — «Фреквенс», — повторила жена. — Так называется этот гарнитур натяжных гардинных шнуров. В ИКЕА всякий продукт снабжен именем. И этот шнур именно «Фреквенс». — А ты-то откуда знаешь? — Ниоткуда. Просто говорю тебе: твой убийца действовал шнуром «Фреквенс» из ИКЕА, тебе мало? Мало ему не показалось. Шнур на картинке оказался один в один с орудием убийства. И что с того, что у него было теперь имя? — Этим задушить — как нечего делать, — тоном эксперта заключила жена, склонив голову набок. — Ну, если уж ты говоришь… — вздохнул Клуфтингер. — Ах ты Боже мой, бабий умишко не годится для твоих эпохальных дел, да? — съязвила она. — Вот и разбирайся со своими паразитами сам! — С этими словами она швырнула каталог ему на колени и гордо удалилась. Через пару секунд ее голова снова просунулась в дверь. — И не думай, будто с отпуском все покончено. Я иду к Аннегрет! И не успел он открыть рот, как она исчезла. — Никому ни слова! — крикнул он ей вслед, прежде чем захлопнулась входная дверь. — Ох уж эти бабы! — наконец-то смог он высказаться вслух, не опасаясь последствий, потом вальяжно развалился и взялся за пульт. Он и не заметил, как заснул перед телевизором. Но сразу подскочил, поняв, что непроизвольно включил кабельный «Секс-магазин». Он ухватил выпавший из рук пульт и принялся «шерстить по каналам», как выражался его сын. Двадцатый, американский, транслировал бейсбол. «Что за порнография? — подумал он. — Ни футбол, ни баскетбол. Ни уму, ни сердцу». Он глянул на настенные часы: почти полночь. Если жена уже и вернулась, он это пропустил. Вроде бы она собиралась к Аннегрет. Такое она проделывала лишь назло ему. Аннегрет являлась женой доктора Лангхаммера, и он — пусть безосновательно — переносил свою неприязнь к доктору на нее. Но ее манера одеваться подчеркнуто элегантно и, вероятно, регулярно купаться в духах, помимо прочего, вызывала в нем устойчивую антипатию. А сколько ей было лет, сам черт не определил бы. Явно этот доктор в свое свободное время отхватывал ей жирок за жирком… Клуфтингер злился. На жену, на свою несостоятельность, на дурацкие программы по телевидению. Лучше всего сейчас было бы поехать на место преступления. Он явственно видел перед собой упущения, которые следует немедленно устранить… Что-то в обстановке… что-то указывающее на предмет… гематома на голове жертвы свидетельствует об ударе… Усталость брала свое, подавляя его сыскной порыв. Он встряхнулся, выключил телевизор и смутно постановил придерживаться принятого раньше решения. Завтра он вернется на место преступления, а сейчас — в душ! В дверь кабинета постучали. Где его секретарша? — Войдите. На пороге стоял взбешенный полицейский из дорожной полиции. Давний знакомец. — Думаешь, это смешно? Думаешь, подшутил, да? Дурацкий у тебя юмор, Клуфтингер! Мало тебе, что на полдня берешь у нас машину, так еще и развлекаешься? Подсунуть вонючий сыр! А мы в этой вони должны сидеть целый день и регистрировать превышение скорости! Ну, знаешь, всякой выходке есть предел! Все, я иду к шефу. Мы что тебе, мальчики для битья? Возомнил о себе! Умоешься еще! Дверь с шумом захлопнулась. Клуфтингер с открытым ртом не успел вымолвить ни слова. Да и что он мог бы сказать, когда ничего не понял? Чего от него хотел этот дуралей? И вдруг как удар молнии: вайслакер! Вчера он оставил на сиденье сыр! Он так спешил, что забыл о нем напрочь, а то не упустил бы возможности полакомиться. Значит, комби после полудня все время простоял на солнце, и… Ох! Клуфтингер мстительно ухмыльнулся. Вот только кому мстит-то? Он решил сегодня же, ну или завтра загладить это недоразумение с коллегами полудюжиной бутылок пива. Пусть этот маленький конфликт останется самым неприятным событием этого утра. На работу он уехал с раннего ранья, дабы избежать опасной встречи с супругой. Вчера вечером она демонстративно пришла в спальню с собственным одеялом, давая понять, что их семейный конфликт далеко не исчерпан. И теперь он не знал, что делать со свалившимся на него неучтенным временем. Предстоящая летучка с Майером, Хефеле и Штроблем вряд ли привнесет что-либо существенное в расследование. Эти трое сейчас опрашивают соседей Вахтера. Может, и нароют чего-нибудь, хотя маловероятно. Да, надо еще проверить состояние финансов убиенного. Компьютерами жертвы занимаются сотрудники из другого отдела — его подчиненные вкупе с начальником в этом не так уж сильны. Вот господин комиссар и вертится на своем офисном кресле у рабочего стола. Без толку и без смысла. А что делать? Тут он и вспомнил о младшей Вахтер. Из телефонного разговора старшей сестры он понял, что та собиралась прибыть в Альгой завтрашним вечером. Номер ее мобильника у него тоже есть. Он набрал его, не представляя себе, о чем таком спросит, что не могло бы подождать до завтра. — Pronto[1], — раздалось на том конце. Он коротко представился и задал вопрос, ответ на который уже знал: — Когда вы прибываете? Тереза, дама со звучной фамилией Ферро, назвала ему те же сроки, что прежде Юлия, а потом и фрейлейн Хенске. Тогда он попросил ее по дороге в Альтусрид подумать над тем, какие враги могли бы быть у ее отца. Или недоброжелатели из прошлого. Все это чрезвычайно важно для расследования. «Любая деталь может иметь значение», — процитировал он сакраментальную фразу, которую получил еще от своего учителя. И которая до сих пор не потеряла своей актуальности. Под конец он пожелал ей доброго пути и отключился. Не оставалось ничего, кроме как снова вертеться на своем кресле. На пятом обороте ему стукнуло в голову: судмедэкспертиза! — Где-то у меня записан этот номер… — пробормотал он и выдвинул верхний ящик своего письменного стола. Порывшись, он раскидал упаковки от печенья и наконец добрался до бумаг, свалка которых и составляла его «адресную книгу». Десятки визиток перемежались с обрывками распечаток и бумажек для заметок с клеевым краем, тут и там было что-то начеркано вкривь и вкось. Он и сам удивился, как быстро нашел нужный номер. «Надо будет как-нибудь привести все в порядок», — подумал он, как всякий раз, когда выдвигал этот ящик. Звонок в Институт судебной медицины Мюнхена занял ровно столько же времени, как и его раскопки в письменном столе. «Официальное заключение будет готово к вечеру сегодняшнего дня. Предполагаемая причина смерти подтверждается. Тело можно будет выдать на погребение завтра». Ничего нового. По результатам переговоров Клуфтингер заключил, что коллеги сработали куда как оперативно. Наверное, не обошлось без нажима сверху, с нижнебаварским акцентом. Он прокрутился на кресле. Что-то еще надо сделать… Точно! Квартира Вахтера. Он же это решил еще вчера. Поскольку Санди еще не заявилась, он нацарапал записку: «Я на месте преступления», положил ее на стол секретарши и по-быстрому слинял из инспекции. На сей раз в своем «пассате». Странное чувство овладело им, когда он срывал печать на двери квартиры Вахтера. Входя в подъезд, он озирался, будто собирался сделать что-то противоправное. Когда дверь за ним закрылась, он вздохнул с облегчением. Осторожно потянул носом. «Запахи нейтральные», — удовлетворенно зарегистрировал мозг. Нейтральные настолько, насколько нейтрально может пахнуть чужое жилье. «Интересно, а как пахнет мой дом?» — не раз задавался вопросом Клуфтингер. Сам хозяин, даже с очень чувствительным носом, не смог бы унюхать его запах. И только попадая в чужую среду — а его профессия способствовала этому, — нос воспринимал специфические, единственные в своем роде запахи. И по большей части весьма неприятные. Требовалось время, чтобы к ним привыкнуть. В данном конкретном случае для носа Клуфтингера это не составило труда. Квартира Вахтера пахла не агрессивно, скорее даже приятно и некоторым образом свежо. От трупной вони не осталось и следа. Отсутствие этого «аромата» воодушевило Клуфтингера. Он медленно продвигался от прихожей к гостиной, осматривая пространство. Первое впечатление от прошлого осмотра подтвердилось: квартира была обставлена со вкусом. Светлая, гостеприимная, в приятных землистых тонах. Клуфтингеру и тогда приходило в голову, что он хотел бы иметь такой дом. За многие годы устоялась мода на структурные обои, но его отец собственноручно заковал бы его в кандалы, если бы он отважился на подобную палитру в своей квартире. Однако со временем люди становятся терпимее, подумал он и решил на будущее поговорить с женой об обновлении цветового решения интерьеров… когда она снова начнет с ним общаться. Клуфтингер стряхнул несвоевременные мысли. Он здесь не для этого. Надо сконцентрироваться. Его сильной стороной являлось умение «читать» подобные места, как однажды заметил его бывший шеф после раскрытия серии краж. Он надеялся, что и теперь механизм сработает. Открыв дверь в гостиную, он замешкался на пороге. Его взгляд не мог оторваться от того места, где недавно лежало тело. По коже пробежал озноб, хотя утро выдалось теплое. Именно отсутствие трупа живо напоминало о нем. Клуфтингер осторожно приблизился к дивану, немного помедлил и все-таки сел в кожаное кресло напротив. Огляделся и попытался представить себе, что же здесь произошло. Реконструировать события было необходимо, несмотря на скудные факты. Он перевел взгляд на обеденный стол, за которым в то утро сидел Вахтер. Перед ним чашка кофе и булочки с джемом на тарелке. Вот он откусывает, запивает глотком кофе, читает разложенную газету. Интересно, что он прочел перед самой смертью? Прогноз погоды? Биржевой курс? А может, криминальную хронику? Клуфтингер представил себе, о чем бы ему стало интересно прочитать, знай он, что через пару минут умрет. Но ведь жертва-то этого не знала… Итак, раздался звонок в дверь — Клуфтингер вообразил себе мелодичные переливы. Потом надо будет проверить. Так, что дальше? Вахтер идет к двери, открывает. Кто стоит за ней? Знакомый? Друг? Во всяком случае, Вахтер его впускает. Вероятнее всего, это мужчина. Клуфтингера удивило бы, если бы он ошибся. И не только потому, что, по статистике, большинство злостных преступников мужчины. Но даже ему самому, которого худышкой уж никак не назовешь, пришлось бы потрудиться, чтобы придушить кого-либо шнурком. Впрочем, возможно, комиссару просто не хочется даже допускать мысль, будто женщина способна на такое деяние. Так, они вместе проходят в гостиную, садятся на диван… Клуфтингер бросил взгляд через стол. Вахтер и человек без лица разговаривают. Дело доходит до ссоры, оба вскакивают, яростно жестикулируют. — Ты не собирался его убивать, — неожиданно вслух сказал Клуфтингер воображаемому незнакомцу. — Ты не принес с собой оружия. Возможно, безликий хотел поговорить о чем-то определенном, подвигнуть Вахтера на что-то. Но явно потерпел неудачу. Завязалась драка, потом Вахтер получил удар по затылку или, падая, ударился сам. То, что произошло дальше, превратило рассерженного посетителя в хладнокровного убийцу, даже если за минуту до этого он и не подозревал о своих способностях. Он озирается, видит на столике рядом с новыми занавесками шнур, хватает его, обматывает несколько раз вокруг шеи Вахтера и затягивает. Вахтер сопротивляется. Вот он изгибается, бьется в конвульсиях, хватается за стеллаж, с которого сыплются книги, смахивает журналы со стола — но у него нет шанса… У Клуфтингера от собственных фантазий побежали мурашки по телу. Что-то в тот день предшествовало этим событиям — что-то, сделавшее одного убийцей, а другого жертвой. Но что? Ответа он не находил. Тем не менее его не покидало чувство, будто он увидел то, чего не заметил в первый раз, и стоит на пороге разгадки. Убийца использовал шнур от занавесок — это уже не казалось полным абсурдом. Просто шнур оказался первым, что попалось под руку, когда Вахтер был готов вот-вот оправиться от удара и дать отпор. Ладно. А что происходило после? Вроде бы в комнате ничего не пропало. — Ты сбежал в панике, — снова возвестил он вслух. Все говорило об этом: и обстановка, и дверь, по словам Барча, оставшаяся открытой. Клуфтингер снова посмотрел на столик, где так и лежали новые шторы. И тут его осенило. Он даже стукнул себя ладонью по лбу и схватился за мобильник. Санди оказалась на месте. — Быстро выясни у Штробля или Майера, есть ли у Вахтера домработница, — прокричал он и, тут же заметив недопустимость подобного обращения к своей секретарше, повторил просьбу с подобающей вежливостью: — Фрейлейн Хенске, пожалуйста, не могли бы вы их поторопить с ответом? Как же ему раньше-то не пришло в голову? После всего, что он узнал о фигуранте, трудно поверить, будто тот сам стал бы вешать шторы. Да и такая чистота в квартире совершенно не свойственна холостяку. Поскольку с женой он давно не жил, а его пассии вряд ли наводили порядок, то определенно у него имелась домработница. При его-то деньгах! А значит, она может стать главной свидетельницей. По крайней мере в плане того, что в доме оказалось не так или могло исчезнуть. Комиссар решительно встал и как человек, решивший трудную задачку, с облегчением пошел к выходу. Во дворе он все-таки остановился и, дабы ублажить свое самомнение, нажал на кнопку звонка. Раздался нежный мелодичный перелив. Удовлетворенно кивнув, он направился к своему старенькому «пассату». Время перевалило за полдень, для Клуфтингера это стало открытием. Неужели он так долго проторчал в квартире Вахтера? Уже сидя в машине, он почувствовал голод, а добравшись до Кемптена, вообще сойдет с ума. Не долго думая он свернул к ледовой арене, перед которой виднелся вагончик быстрого питания. Он даже не поинтересовался, что за фирма, когда резко затормозил. Сейчас для него главное — что-нибудь проглотить. Но когда перед ним вырос черноволосый амбал в белом переднике в угодливом ожидании заказа, он вздрогнул. «Кебабы». Ничего лучшего он выбрать не мог. «Ч-черт побери», — подумал комиссар и осмотрел пути к отступлению. Гора мускулов тем временем сдвинулась в тот угол вагончика, где грудой лежали свежие артишоки, томаты, перцы и поблескивал слезой овечий сыр. Нет, пути к отступлению не оставалось. И не только потому, что великан продолжал дружелюбно улыбаться, а просто ему самому теперь стало бы стыдно так бесславно ретироваться. Клуфтингер набрал в легкие воздуха и выдохнул так, будто мечтал об этом все утро: — Один кебаб, будьте добры. — Со всем? Вопрос застал его врасплох. — Да, пожалуйста, — упавшим голосом ответил он, с ужасом наблюдая, как белый фартук извлек из синего пакета четвертинку лаваша, засунул его в микроволновку и электрическим ножом настругал с вертела тонкую стружку. Это был один из тех вертелов с прессованным мясом, о которых Клуфтингер где-то читал. Вместо аккуратно порезанных кусков с кружочками лука и томатов поверх продавец накладывал на разогретый лист бесформенный комок, больше напоминавший ливерный паштет. Хотя за булочку с настоящим печеночным паштетом он сейчас многое отдал бы. Между тем огромные ручищи продолжали увеличивать массу, сваливая туда же всяческую овощную всячину. Клуфтингеру уже приходилось пробовать дёнер-кебабы, но так они никогда не выглядели. Некоторое время назад его сын, любитель экзотической кухни, еще жил с ними и иногда притаскивал домой нечто подобное. Фрау Клуфтингер, бывая в городе и желая сэкономить время, тоже приносила с собой пару-тройку, на радость отпрыску и к неудовольствию супруга. В таких случаях Клуфтингер распотрашивал «завертку» и ел все по отдельности с куском нормального хлеба. Но с этим дёнером такой номер не пройдет. Вдобавок ко всему продавец щедро посыпал его смесью красных специй и, протянув через прилавок, с улыбкой напутствовал: «Острое хорошо в жару». Клуфтингер поблагодарил, а поскольку не представлял себе, как довезти этот шедевр до президиума в целости и сохранности, пристроился к одному из столиков под уличным зонтом от солнца, за которым перекусывали два турецких строителя, припозднившихся с обеденным перерывом. Он улыбнулся соседям и надкусил дёнер-кебаб. На глаза мгновенно навернулись слезы. Господи, как же это оказалось остро! Он непроизвольно начал хватать ртом воздух. Рабочие хрипло расхохотались. «Острое хорошо в жару», — примирительно сказал один из них. Клуфтингер кивнул и, желая показать, что ему нипочем, отважно куснул второй раз. Собравшийся внизу под начинкой белый йогуртовый соус смачно брызнул на брюки. — Черт вас всех побери и турецкого пашу туда же! — невольно вырвалось у комиссара. Вот уж некстати! Клуфтингер покосился на соседей, но те только еще больше развеселились. Аппетиту него окончательно пропал. Он бросил дёнер в урну и побрел к своему «пассату», спиной чувствуя на себе насмешливые взгляды. Заведя мотор, он так рванул, что покрышки взвизгнули. И лишь когда палатка-закусочная в зеркале заднего вида скрылась с глаз, он смог выдохнуть. Дурнее ситуации не придумаешь, как бы поскорее вычеркнуть ее из памяти! Когда Клуфтингер поднимался по лестнице на свой этаж, его щеки еще пламенели. Фрейлейн Хенске, которая старательно отстукивала отчет по командировочным расходам, на секунду оторвалась от компьютера, кивнула вошедшему шефу и снова углубилась в работу. Комиссар остановился.