— Да, я так думал, но в итоге она… Покончила с собой. Честно говоря, случившееся для меня — совершенная загадка. В голове не укладывается, что Мария пошла на такое, — вздохнул Вайсдорн. Лена умышленно не стала говорить ему о своих подозрениях. — Последнее время поведение Марии отличалось от обычного? Вы заметили в ней какие-либо перемены? В настроении, в поведении? — Я задаюсь этим вопросом весь день. Конечно, трудно уследить за каждым учеником… Детей в классе двадцать пять, и я веду у них всего несколько уроков. Но да, последние дни, может, даже недели Мария казалась слегка подавленной. Впрочем такое случается со всеми учениками. — Что именно вы имеете в виду? — уточнил Йохан. — Мария перестала отвечать на уроках. Если так подумать… она казалась довольно рассеянной. Как я уже сказал, почти у всех учеников бывают периоды апатии, поэтому я не обратил на это особого внимания. — Значит, Мария стала менее активной? — Она казалась уставшей даже на первых уроках. Была бледной и… — Вайсдорн медлил, словно подыскивая слова. — И грустной. Ее взгляд… его трудно забыть. Если бы я только знал, что… — Он замолчал и на мгновение прикрыл глаза. — Как вы относились к Марии Логенер? — спросил Йохан. Вайсдорн задумался, прежде чем ответить: — Я стараюсь относиться ко всем ученикам одинаково. Конечно, это не всегда получается… В конце концов, учителя — всего лишь люди… Но по большому счету, мы обязаны относиться ко всем одинаково — и быть ко всем одинаково справедливы. — Значит, для вас Мария Логенер ничем не отличалась от остальных учеников? Она не была особенной? — уточнил Йохан. — Представьте, что напротив вас сидят двадцать пять маленьких личностей. Все они особенные. Может, один ученик или два более особенные, чем остальные, и да, Мария… — Вайсдорн сглотнул. — Она выделялась. — Почему? — Вы помните, как были подростком? Многие в этом возрасте толком не знают, что с собой делать, и бунтуют против всех и вся. Они играют во взрослую жизнь, но в душе остаются маленькими детьми, которые нуждаются в родителях. Мария была другой. Она излучала серьезность, которую редко можно встретить у девочек ее возраста. Иногда казалось, что она на несколько лет старше остальных, — сказал Вайсдорн и нерешительно пожал плечами. — Но как я уже сказал, через нас, учителей, каждый день проходит сотня учеников. Возможно, я совершенно не прав в своей оценке. Некоторые дети, помимо всего прочего, — прекрасные актеры. Лена, которая внимательно ловила каждое слово, встала. — Скоро начнется перемена. Скажите, где нам найти вашу коллегу, госпожу Брааш? Вайсдорн объяснил, как пройти к нужному кабинету, и на прощание обменялся с Леной и Йоханом рукопожатиями. — Что думаешь об этом господине? — спросила Лена, пока они с Йоханом плечом к плечу шли по длинному коридору. — Он очень предан своему делу. Кажется, Мария ему нравилась. Лена остановилась перед одной из дверей и сказала: — Да, похоже на то. Он явно знал, о чем говорит. Она постучала и открыла дверь. — У нас урок. Пожалуйста, подождите снаружи, — попросила Ева Брааш, учительница. Лена подошла к ней и окинула взглядом класс. — Мы из полиции. Господин Шредер знает о нашем присутствии. — Она протянула руку учительнице руку и представилась: — Лена Лоренцен. Мы с напарником хотели бы сказать классу несколько слов. — Хорошо, — растерянно ответила Ева Брааш, все еще не оправившись от удивления. — Можете уделить нам несколько минут после того, как мы закончим? — вполголоса поинтересовалась Лена. — Да, на перемене, — кивнула Ева Брааш. Лена повернулась к классу. Некоторые ученики казались грустными, по припухшим глазам было видно, что они недавно плакали. Другие сидели за партами с равнодушным видом, притворяясь, что происходящее их ни капельки не интересует. — Наверняка вы все уже слышали о смерти вашей одноклассницы Марии Логенер. Ее нашли мертвой на пляже. Я — старший комиссар Лоренцен, а это мой напарник, — она повернулась к Йохану, — комиссар Грасман. Мы расследуем смерть Марии, и нам нужна помощь всех, кто ее знал. Лена взяла мел и написала на школьной доске номер своего мобильного телефона. — Вот мой номер. Пожалуйста, запишите его. Смело звоните мне в любое время, если захотите поговорить. Некоторые ученики закивали, другие потупились, отводя взгляд. Какая-то девочка подняла руку. — Да, Анна, — сказала учительница. — Ты хочешь что-то спросить? Девочка заметно нервничала. Она неуверенно взглянула на своего соседа по парте, схватила лежащий перед ней карандаш и сжала его в руке. Потом подалась вперед и выпалила: — Я хотела спросить… Мария правда… она правда покончила с собой? — Следствие еще продолжается, — ответила Лена. — Пока нельзя с уверенностью сказать, что именно произошло. Поэтому очень важно, чтобы вы рассказали все, что знаете. Может, вы заметили что-нибудь странное или необычное. Будьте уверены: информация не выйдет за пределы полиции. Мы никому не расскажем о том, что от вас узнаем. Ни вашим учителям, ни одноклассникам, никому. — Неужели вы хотите сказать, что Марию… что ее… — Анна запнулась. — Как я уже сказала, пока нельзя с уверенностью сказать, что именно произошло. Из установленных над дверью динамиков раздался звонок, возвещавший о начале большой перемены. — Можете идти, — добавила Лена, обращаясь к детям. — Если кто-нибудь захочет поговорить с нами прямо сейчас, то во время перемены мы будем здесь, в классе. Ученики встали и вышли из помещения. Осталась только Ева Брааш, учительница. — Вы хотели со мной поговорить? — заговорила она, переводя взгляд с Лены на Йохана. — Ваш коллега господин Вайсдорн сообщил, что вы хорошо знали Марию, — сказала Лена, перехватывая инициативу. — Неужели? — протянула Ева. — Вы преподаете религиозное воспитание? — спросила Лена, пропустив мимо ушей ее замечание. — Да. И музыку. Конечно, я хорошо знаю… то есть знала Марию. Она была моей ученицей. — Последнее время Мария вела себя как обычно? Вы не заметили ничего странного? — Нет, не заметила. Вы, наверное, уже знаете, что ее родители крайне религиозны. Они принадлежат к Свободной церкви. Марии приходилось непросто. — В каком смысле? — Если вкратце, то эта церковь придерживается крайне консервативных взглядов. Нужно полностью и во всем подчиняться родителям, секс только после свадьбы, отношения вне брака демонизируются… — При этих словах Ева слегка вздрогнула. — При таких условиях период полового созревания не может пройти без конфликтов. — Мария часто ссорилась с родителями? — Честно говоря, не знаю. Время от времени Мария приходила ко мне, чтобы излить душу. В конце концов, я была ее учительницей… — Что она вам рассказывала? О чем вы говорили? — Об обычных в ее возрасте вещах. Мария сомневалась, правы ли ее родители. Мы с ней разговаривали о религии и церкви. И об ее отношениях с одноклассниками. Марию иногда обижали. — Значит, вы с ней были довольно близки? — вмешался Йохан. Его тон стал чуть резче, чем прежде. Учительница растерянно уставилась на Йохана: — Что, простите? Лена повторила вопрос, хотя была уверена, что Ева прекрасно все слышала. — Я не совсем понимаю, к чему вы клоните. Мария была моей ученицей, я — ее учительницей. Конечно, хороший учитель должен выстраивать с учениками близкие, доверительные отношения. Это важно. — Хорошо, вернемся к изначальному вопросу. Последнее время Мария вела себя как обычно? — Да, как обычно. По крайней мере, я не заметила в ее поведении ничего странного. Мне жаль, но здесь я ничем не могу вам помочь. — Я обратил внимание на то, что остальные ученики выглядят старше четырнадцати, — сказал Йохан. — Или мне показалось? — Вы правы. Мария младше своих одноклассников. Она перескочила через класс в начальной школе. Она физически выглядела младше, но морально была такой же зрелой, как ее одноклассники. Лена почувствовала, как завибрировал ее телефон, и, увидев на экране номер Луизы, тут же ответила на звонок: — Луиза, подожди секундочку. — Лена повернулась к учительнице: — Извините, я сейчас вернусь. Она вышла из класса и спросила Луизу, есть ли новости. — Я еще не закончила со вскрытием, но у меня появилась информация, которая может тебе пригодиться, — ответила та. — Какая информация? Рассказывай, не тяни!