— Если Мария не разделяла религиозные убеждения родителей, то это могло стать триггером. Итак, три к двум, — прокомментировал он свой список. — Возможно, нам придется рассматривать обе версии. Но мне все равно кажется, что мы имеем дело с убийством. — Йохан взял губку, вытер доску и сложил фотографии на столе. — Может, пора уже вызвать подкрепление? — Хороший вопрос. Я поговорю об этом с Варнке, но чуть позже. Думаю, он пришлет нам двоих человек. — Лена взяла куртку, перекинутую через спинку стула. — Пора навестить сестру Марии. Выйдя из полицейского участка, они увидели, как к набережной подходит паром. Машины, на которых приехали участники поисковой группы, стояли на пирсе, ожидая погрузки и возвращения на материк. Нина Гроте открыла дверь почти сразу. Лена представила Йохана и спросила, где Иоганна. — На кухне. — Как она? — Не очень. Винит себя в случившемся. Но она осознает происходящее, если вы об этом. Иоганна сидела за столом и даже не пошевелилась, когда они вошли на кухню. — Добрый день, госпожа Логенер. Это мой напарник, комиссар Грасман. Иоганна подняла взгляд, и на ее лице появилась слабая улыбка. — Добрый день. Поколебавшись, Йохан моргнул и протянул ей руку: — Здравствуйте. Меня зовут Йохан Грасман. — Здравствуйте, — тихо отозвалась Иоганна, отвечая на рукопожатие. Лена откашлялась. — Мы можем присесть? Иоганна молча кивнула. — Хотите чего-нибудь выпить? — поинтересовалась Нина Гроте, все это время стоявшая в дверях. — Нет, спасибо, — ответила Лена и добавила: — Мы хотели бы поговорить с госпожой Логенер наедине. — Да, конечно, — покраснев, отозвалась Нина. — Иоганна, я буду в соседней комнате. Иоганна, похоже, ее не услышала. Она казалась совершенно равнодушной ко всему происходящему. — Вы можете ответить на несколько вопросов? — спросила Лена, когда они с Йоханом сели за стол, и, дождавшись, пока Иоганна кивнет, продолжила: — Во время нашего первого разговора вы сказали, ваша сестра не ладит с родителями. — Говорят, что Мария… — Иоганна запнулась. — Что она… перерезала себе вены. — Да. Когда мы нашли ее на пляже, у нее были перерезаны вены. — Неужели она и правда… — Следствие только началось. Пока нельзя сказать, что именно произошло. Поэтому нам нужно понять, какой была ваша сестра. Ее классный руководитель сказал, что она левшой. Это так? — Да. — Не амбидекстром? — Нет, она плохо владеет правой рукой. — Вы знаете Ларса Вайсдорна, классного руководителя Марии? — Да, он начал работать в школе, когда я была в выпускном классе. У меня Вайсдорн уроков не вел, но Мария иногда рассказывала о нем. Она считала его очень приятным человеком… — Иоганна запнулась. — Но это ничего не значит. Мария, она… она не видит зла и всех вокруг считает хорошими. Она принимает людей со всеми их недостатками. — Мария когда-нибудь рассказывала о Еве Брааш, своей учительнице по религиозному воспитанию? — По религиозному воспитанию? — переспросила Иоганна. — Да. Мария ходила к ней в театральный кружок. Ей там очень нравилось, она была в восторге от этой Брааш. Но потом… Я даже не знаю, осталась ли она в кружке. В последнее время Мария перестала об этом рассказывать. И я никогда не встречала Еву Брааш лично. Думаю, она в школе совсем недавно. — Они с госпожой Брааш были близки? — Не знаю. Мария со всеми ладила. Судя по ее рассказам, она очень любила эту учительницу. Почему вы спрашиваете? — Мы только приступили к расследованию. Любая мелочь может оказаться важной, поэтому мы спрашиваем о самых разных вещах. Иоганна пожала плечами. — Как скажете… Лена решила задать более сложные вопросы, пока Иоганна не устала беседы. — У вашей сестры были недопонимания с родителями? — Недопонимания — это еще мягко сказано, — отозвалась Иоганна, опустив взгляд на руки. Она говорила тихо, но твердо. — Ваши родители придерживаются очень традиционных представлений… — Называйте вещи своими именами, — перебила Иоганна, подняв голову. — Они — самые настоящие фанатики. Убийцы. Смерть Марии на их совести. Лена не стала комментировать ее высказывание и вместо этого спросила: — Ваша сестра была религиозной? — То, что творят мои родители, не имеет ничего общего с религией! — выпалила Иоганна. — Мария верила в Бога, если вы об этом. Наверное, в ее возрасте еще нужно во что-то верить. — Но она не разделяла религиозные убеждения ваших родителей? — Конечно, не разделяла! Вообще не понимаю, как можно верить во всю эту чушь, — с пылом заговорила Иоганна. Ее глаза перестали быть тусклыми и пустыми, в них появилась искра, а на лице теперь отражалась гамма чувств. — Значит, она отказывалась принимать участие в церковных делах? — Как вы себе это представляете? Думаете, отец спустил бы это ей с рук? Хватит с них одной дочери-отступницы. Мария должна была быть идеальной. — Ваш отец применял силу? — Когда мы были маленькими — да. Непослушание нужно пресекать в зародыше. Отец бил нас по рукам и ягодицам. Потом в дело пошли слова. Не поймите неправильно: отец никогда не вступал с нами в дискуссию. По его мнению, нужно делать так, как написано в Библии. Мол, эти правила актуальны во все времена. Если их нарушить, то попадешь в ад. Дьявол повсюду. Отец даже думает, что дьявол вселился в меня. — Иоганна поморщилась и громко вздохнула. — Дьявол! Нет, вы только представьте! Я давно должна была выйти замуж за какого-нибудь благочестивого прихожанина Свободной церкви, родить детей и… Какой же это отстой! — А как Мария относилась к церкви? — Знаете, она оказалась умнее меня. Мне так и не удалось обмануть родителей. Не то чтобы Мария была лицемеркой… просто она не стала вступать с родителями в открытое противостояние. Но она тоже хотела отсюда сбежать. Мы планировали, что она переедет ко мне после того, как ей исполнится шестнадцать. Оставалось продержаться чуть больше года, и… — Иоганна замолчала и вытерла выступившие на глаза слезы. — Если бы я забрала Марию сейчас, ее бы вернули домой. Я встречалась с юристом. По его словам, дети считаются собственностью родителей. Собственностью! Можно подумать, они животные… — Последние две-три недели Мария вела себя как обычно? Полагаю, в это время вы были в Киле? — Да. Я очень редко приезжаю на Фёр. Но мы с Марией разговаривали почти каждый день. — Вы не заметили в ней каких-либо перемен? — Перемен? О чем вы? Что случилось три недели назад? — Иоганна провела рукой по волосам и тихо застонала. — Не могу поверить, что Мария совершила самоубийство! Я бы заметила, что с ней что-то не так. Нельзя просто взять и ни с того, ни с сего решить: «А покончу-ка я сегодня с собой»! — Иоганна резко замолчала и уставилась на свои руки. Потом вздрогнула и посмотрела на Лену. — Почему вы проводите расследование? Вы ведь тоже не верите, что Мария покончила с собой? — Мы пока точно не знаем, что произошло, — откашлявшись, сказал Йохан. На протяжении всего разговора он вел себя даже более сдержанно, чем обычно. Лена заметила, что он все это время пристально наблюдал за Иоганной. — Что это значит? Марию убили? — Мы скоро это выясним, — заверил Йохан. Иоганна в ужасе уставилась на него. — Но кто мог ее убить? — Если вашу сестру убили, то мы найдем преступника. Не сомневайтесь. Лена подавила вздох. О чем Йохан думает? Обещать родственникам найти виновного — такие ошибки совершают только новички! — Мой напарник хочет сказать, что мы тщательно расследуем все версии, — вмешалась Лена, смерив Йохана строгим взглядом. — Как я уже говорила, следствие только началось. Поэтому повторю свой вопрос: в последние время Мария вела себя как обычно? Вы не заметили в ней перемен? Может, она нервничала или задавала странные вопросы? Вы часто списывались? — Не так часто, как обычно. Каждые два-три дня. У меня была сессия… Да, может, я была несколько рассеянной, но я точно заметила, если бы Мария… — Иоганна осеклась. — Она спросила, была ли я когда-нибудь с мужчиной. Раньше мы никогда не говорили о таких вещах. Ей было всего четырнадцать… — Она спрашивала о чем-нибудь еще? — осведомилась Лена, усилием воли заставляя себя сохранять спокойствие. — Что именно вы ответили? Иоганна уставилась прямо перед собой, словно заснула с открытыми глазами. Внезапно ее дыхание участилось, и она резко выпрямилась.