Она не сознается ему в своих страхах, что ее источник мог переметнуться на другую сторону. – Вот как? – говорит Олли. Он заинтригован, и это берет верх над явным разочарованием. – Хм, да. Собственно говоря, ждем мы даже двоих. В этот момент, как по заказу, дверь офиса распахивается и в затемненную комнату отдела новостей, держась за руки, входит юная пара с мотоциклетными шлемами. Олли узнает их, и глаза у него становятся как блюдца. – У Дина есть кое-какая информация для вас, – говорит Хлоя Латимер, кивая на стоящего рядом высокого симпатичного юношу. – Расскажешь ей то, что говорил мне? Карен оценивающе оглядывает этого самого Дина с головы до ног. Впервые о его существовании она узнала из телефонного звонка Хлои. Он на пару лет старше ее. Ему по меньшей мере семнадцать, раз он ездит на мотоцикле. Краем глаза она замечает, как Олли удивленно поднимает брови, и мысленно приказывает ему прекратить. Да, чтобы садиться играть в покер, ему еще работать и работать над контролем за своим лицом. – Я был в Морской бригаде, – говорит Дин с сильным местным акцентом. – Джек Маршалл вышвырнул меня оттуда. – Давай дальше, – говорит Карен. – Он всегда хотел, чтобы мальчики его обнимали, – говорит Дин. – А еще он любил, чтобы мы ходили в плавках, когда жарко. Тогда он обходил нас и клал нам руку на плечи. А я уперся – типа, нет уж, приятель. От меня никаких обниманий. – От отвращения его даже слегка передергивает. – После этого он на меня взъелся. Все время спрашивал, что со мной случилось, что не так. Карен сдерживает восторженный крик. Ей необходимо услышать это прямо. – Это случалось неоднократно, Дин? – спрашивает она. – Да постоянно. – Дин оборачивается к Олли. – Ты в свое время тоже должен был это видеть. Олли чувствует себя неловко. – Ну, может быть. Немного, – признается он. – Тогда я не думал об этом в таком ключе. – Мне необходимо какое-то подтверждение, я не могу принимать такое просто на веру, – говорит Карен, но Хлоя, явно работая на публику, опережает ее на шаг. Она уже составила список мальчиков, которые были в Морской бригаде в одно время с Дином, с именами и номерами телефонов. Некоторые из них помечены звездочками. – Это те, которые говорят, что согласны с Дином, и готовы побеседовать с вами, – говорит Хлоя, и у Карен на мгновение пропадает дар речи. – Все знают, что он делал это. Все, кроме моей бабушки, да и то только потому, что он такой же фанатик Библии, как и она. Они забрали моего отца, когда на свободе гуляет этот педофил. Мы все знаем, что он из себя представляет, а полиция ничего не делает. – Вы уже ходили с этим в полицию? – спрашивает Карен. Хлоя качает головой. – Так вы собираетесь использовать это? Карен смотрит на часы, затем снова на список. Если они с Олли будут действовать быстро, это попадет завтра на первую полосу. Это отведет удар от семьи Латимеров и ударит по Алеку Харди. Если думать в таком разрезе, решение приходит легко. – О’кей, давайте сделаем это, – говорит Карен. – Люди должны об этом знать. Когда мы закончим здесь, вы должны будете заявить в полицию, о’кей? Как только Хлоя и Дин уходят, они тут же начинают звонить. Один за другим мальчики подтверждают слова Дина. Из фрагментов этих разговоров получится идеальный материал, и, по мере того как монитор компьютера заполняется, Карен понимает, что «Геральд» не станет менять здесь ни единого слова. Некоторые истории превращаются в сенсацию сами собой. Она отсылает материал как раз вовремя, чтобы он попал в первый завтрашний выпуск. Уже через час он отправится в печать, сразу после полуночи грузовики повезут его по всей стране, и вскоре после этого он окажется в онлайне. А все остальные журналисты проведут эту ночь, играя в догонялки. Элли идет по дорожке сада, одной рукой роясь в сумке в поисках ключей. Когда она поднимается на крыльцо, зажигается лампочка сигнализации. – Ну и допоздна же ты работаешь, черт побери! Если бы Элли сразу не узнала этот голос, она бы вскрикнула от испуга. Но и без того ее сердце стучит вдвое чаще. Люси выходит из-за куста с таким видом, будто сестра не явилась на давно договоренную встречу, назначенную в темном пригородном саду после полуночи. На ее запавших щеках чернеют тени. – Вернулась, выходит? – говорит Элли. Она наконец находит нужный ключ и сует его в замок. – А тебе не интересно, что я хотела бы сказать? – Давай потише, – шикает на нее Элли. Они сейчас стоят как раз под спальней Фреда. Элли, конечно, скучает по нему, но это не значит, что она хочет провести с ним часть своего свободного времени в эти предрассветные часы. – Зависит от того, что это будет, – продолжает она. – Может быть, ты хочешь вернуть деньги, которые украла у моих детей? Или ищешь хорошего врача? – Ну сколько можно? – вздыхает Люси. – Не брала я этих чертовых денег, которые ты откладывала на отпуск. От этих слов у Элли внутри все кричит от возмущения: ее постоянное отрицание очевидного едва ли не хуже самой кражи. – И медицинская помощь мне не нужна. Она врет как в первом случае, так и во втором, но с такой убедительностью, что Элли, и уже не в первый раз, задумывается, что, возможно, она даже верит в собственную ложь. Люси наклоняется к ней и хриплым шепотом говорит: – Я кое-что видела, Элл. В ту ночь, когда убили Дэнни Латимера. Думаю, тебе нужно это знать. Элли замирает, стоя одной ногой на крыльце, и в душе ее просыпается надежда. Но с Люси нельзя показывать безысходность ситуации с расследованием, поэтому она только выжидательно приподнимает брови. – Мне просто нужно немного денег, чтобы снова подняться, – говорит Люси. – Всего-то девятьсот фунтов. Ну, тысячу. Одолжи мне их, и я тебе все расскажу. Элли испытывает слишком большое отвращение, чтобы ответить. Она просто закрывает дверь перед носом Люси. Ничего не изменилось. Даже с учетом того, что происходит вокруг, Люси думает только о себе. Она готова даже использовать смерть мальчика в корыстных целях. И Элли стыдно, что это ее сестра. 38 Слава о позорной репутации Джека Маршалла распространяется очень быстро. Его фотографии смотрят с первых страниц всех газет, хотя репортаж Карен Уайт под заголовком «ОБЪЯТИЯ ДЛЯ МАЛЬЧИШЕК» единственный, который имеет право называться эксклюзивным. К завтраку папарацци уже окружили его магазинчик плотным кольцом. Элли и Харди стоят внутри и жмурятся от вспышек фотокамер. Силуэты фотографов просвечивают сквозь опущенные шторы, а аппаратура в руках делает их похожими на марионеток причудливого театра теней. Они непрерывно выкрикивают имя Джека, но совсем не тем тоном, каким пытались привлечь внимание Бэт у мемориала в честь Дэнни. «Это очень смахивает на охоту на ведьм», – думает Элли. – Мне необходима защита, – умоляет Джек. – Я оказался в осаде! Элли задает вопросы, которые требуются согласно протоколу. – Кто-нибудь угрожал вам или пытался запугать вас физически? – спрашивает она, слыша, как от напора с улицы дрожит стекло витрины. – Оставайтесь внутри, – говорит Харди, как будто у Маршалла есть выбор. Он также не может оторвать глаз от окна, вздрагивая при каждой вспышке. – Если повезет, все это очень скоро поутихнет. – Но звучит это как-то неубедительно. – Вы делаете это преднамеренно, чтобы посмотреть, не сломаюсь ли я! Вы подставили меня, а все то, что говорю я, не имеет значения! Харди сохраняет хладнокровие. – Сотрудничайте с нами плотнее, и тогда мы сможем снять с вас подозрение. – Сколько раз я уже слышал такое раньше! – фыркает старик. – Ты только сотрудничай со следствием, и все будет хорошо. А потом мне осудили. Харди вздыхает. – Все, чего я хочу, – это докопаться до правды относительно смерти Дэнни Латимера. И если вы к этому не причастны… – Так я и не причастен! Я же говорил вам, что всю ночь был дома. Если бы я выходил, это было бы зафиксировано на моих камерах охранной сигнализации. Харди и Элли переглядываются, не веря своим ушам, и снова смотрят на Джека. – На чем? – переспрашивает Харди. – На камерах охранной сигнализации, спереди и сзади. Я установил их после взлома. Стоило это кучу денег. Но на них есть съемка передней и задней двери. Если бы я выходил, они бы это засняли. Джек начинал эту фразу презрительным тоном человека, говорящего прописные истины, но потом начинает запинаться. С этим постоянно приходится сталкиваться: люди упускают самую важную информацию, потому что считают, что полиция смотрит на их маленький мир под тем же ракурсом, что и они сами. Причем иногда в буквальном смысле – как в данном случае. – Почему же вы нам ничего не сказали об этом раньше? – Харди уже не скрывает своего раздражения. – Я забыл, – признается Джек. – Я был очень зол. Это вы сбили меня с толку. Такой переход в нападение полностью обнажает его уязвимость. Элли видит в этом шанс расспросить о его прошлом и решает воспользоваться им. – А почему вы не рассказали нам о том, что случилось, Джек? – говорит она, и мягкость ее тона умышленно контрастирует с суровостью Харди. Лицо Джека остается невозмутимым, но поза его едва заметно меняется, чуть опускаются напряженные плечи, и, когда он заговаривает, уже понятно, что он испытывает облегчение. – Я был учителем музыки. А Ровена была моей ученицей. Девочка. Никаких мальчиков там и близко не было. Я уверен, что вы можете все это проверить. У нас с ней были отношения. – Сколько раз у вас был с ней секс? – спрашивает Харди.