– Ты недостаточно мужик, чтобы убить своего мальчика? Так ты пришел за моим? – Это был несчастный случай, – говорит Джо. – Я положил его на берегу, чтобы вы знали. А мог бы бросить в море. Все, это уже предел того, что Марк в состоянии вынести. – Ты хоть слышал, что сейчас сказал? – Он пришел ко мне, потому что ты был для него плохим отцом. Потому что ты бил его. – Не ищи себе этих долбаных оправданий! – Марк чувствует, как при этих с жаром сказанных словах что-то рвется у него в горле. – Это было единственный раз. А теперь я буду мучиться из-за этого всю жизнь. Теперь Джо тоже плачет. Да как он смеет?! – Ты делал с ним всякие грязные вещи, да? Я знаю, они говорят, что не делал, но я думаю, что должен был. – Клянусь, я ничего с ним не делал. – Тон у Джо умоляющий. – Я только пожалел его. Ты должен мне поверить. Марк с силой прижимается лицом к двери, и края металла врезаются в его тело. – Я думал, что буду ненавидеть тебя, Джо. – Он бросает эти слова, словно выплевывает. – Но теперь, когда я вижу тебя здесь, то понимаю, что ты этого не стоишь. Мне жаль тебя. Потому что ты ничтожество, пустое место. Марк захлопывает шторку смотрового окна, чтобы Джо не успел заметить его ложь. Он все-таки ненавидит Джо, причем «ненависть» – недостаточно сильное слово, чтобы описать тугой комок черной энергии у него в груди, который рассылает неистовые импульсы по всему телу. Он рад, что дверь камеры толстая и прочная, но не из-за Джо, а из-за мысли о Бэт с Хлоей и их новом малыше. Будь у него шанс, он мигом бы вытряс жизнь из этого Джо Миллера! На улице темно и сыро. Элли с Томом играют в игру, чья капля быстрее скатится вниз по оконному стеклу, пока она ждет звонка от Харди. Она уже не знает, имеет ли право знать, что там происходит. Да и вообще, кто она теперь? Свидетель? От громкого стука в дверь оба вздрагивают, а Фред начинает что-то бормотать во сне. – Это Люси. Элли отодвигает задвижку и впускает сестру в номер. Все отошло на задний план – их ссоры, деньги и ложь, потому что семья – это то место, куда ты идешь, когда идти больше некуда и ничего другого не осталось. Они долго обнимаются, а потом Люси вдруг понимает, что Элли необходимо уйти, чтобы об этом никто не знал. – Я побуду тут столько, сколько нужно, не переживай, – говорит она, помогая Элли, как маленькой, надеть оранжевый плащ. Добравшись до окраины города, она уже жалеет, что не надела чего-то менее приметного. Плащ бросается в глаза, как буек у набережной. Она низко опускает голову и старается идти боковыми улочками и пустынными переулками. Но даже при этом кое-кто все-таки замечает ее, когда она переходит дорогу возле редакции «Эха», и это последний человек на земле, с которым ей сейчас хотелось бы встретиться. – Сержант Миллер! – окликает ее Карен Уайт. Ноги Элли инстинктивно немного сгибаются, словно готовятся убежать, и она оглядывается по сторонам, высматривая фотографа. Но, похоже, Карен здесь одна. – Простите, – говорит она, и Элли не может сообразить, что именно выражает ее интонация: сочувствие или извинение за навязчивость. – Они теперь все будут охотиться за вашим взглядом на эту историю. Это уже больше похоже на правду. Элли готовится к плохо завуалированному шантажу: «Вы даете мне эксклюзив, и я вас не видела». Но от того, что говорит Карен на самом деле, у нее перехватывает дыхание. – Не говорите ни с кем. Она снова отступает в тень, прежде чем Элли успевает оценить этот любезный жест, не говоря уже о том, чтобы поблагодарить за это. Она продолжает двигаться вперед по пешеходным проходам и боковым улочкам. Смотрит она только под ноги, поднимать глаза ей не обязательно. По этому городу она может гулять вслепую. Она даже может по памяти нарисовать его карту с указанием названий каждой улицы. На краю спортивной площадки она останавливается. Церковь окутана мраком, но зато в ее доме свет горит в каждой комнате: она видит расплывчатые силуэты ребят из бригады криминалистов и сжимается при мысли о том, что сейчас они роются в ее кухне, в ее шкафах, в ее жизни. Элли медленно поворачивает голову в сторону Спринг-Клоуз. Здесь не видно никакого движения, только Бэт стоит в окне спальни, опершись руками о подоконник. Элли хватается за голову, а когда смотрит туда снова, Бэт уже пропала. На земле появляется и исчезает полоска света – это открылась и закрылась задняя дверь в доме Бэт. Встретить ее на полпути – самое меньшее, что Элли может сделать сейчас. Две старые подруги медленно движутся навстречу друг другу. Элли столько хочется сказать, но она отдаст право первого слова Бэт. Мысленно она готовится к слезам, ярости, оскорблениям. Она молчит. Они долго стоят так. Наконец Бэт качает головой – медленно, не торопясь, почти саркастически: – Как ты могла этого не знать? Она идет обратно к дому, а у Элли все воет внутри. Реакция Бэт является барометром настроения местного общества. Она почти с облегчением понимает, что должна будет уехать отсюда. Чудесным образом голос ее остается ровным во время короткого телефонного разговора с Люси, которая отвечает ей шепотом: Том наконец уснул, обняв рукой Фреда, как будто защищая младшего братишку. Теми же боковыми улочками она возвращается обратно и, выйдя наконец на Хай-стрит возле «Трейдерс», заходит в гостиницу, где незамеченной поднимается по лестнице к номеру Харди. Он сидит на кровати, а она, не снимая оранжевого плаща, тяжело опускается в гостиничное кресло-бочонок напротив. – Я хочу его убить. – Элли не стыдится своих слов, она почти гордится этим. – Помогите мне понять, – просит она, обращаясь к опыту Харди. – Потому что сама я не могу. Вы верите ему? Вы думаете, что такое возможно? Он говорит, что любил его. Как может он, как может любой взрослый быть влюблен в одиннадцатилетнего мальчика? Он что, педофил? Патологоанатом не обнаружил на теле Дэнни никаких следов сексуальных домогательств. А еще я спрашивала у Тома, и тот сказал, что Джо никогда не прикасался к нему. Тогда что сделало его таким? Харди снимает очки. – То, что он не надругался ни над одним из мальчиков, еще не значит, что он не пришел бы к этому в будущем, – говорит он новым, мягким тоном доброго копа. – Как не значит, что и пришел бы. – Элли слышит нотки безысходности в собственном голосе. – Мы этого никогда не узнаем. – В голосе его звучит печаль. – Возможно, он идеализировал свои чувства, чтобы оправдать их. А возможно, все так и было. У меня нет ответов на эти вопросы. Люди непостижимы. И… никогда по-настоящему не знаешь, что творится в сердце у другого человека. – Я должна была это разглядеть. – Каким образом? – Я просто хреновый детектив. Миллер, блестящий коп, а убийца все это время спал с ней в одной кровати! – Впервые до Элли доходит, что Харди догадался об этом раньше нее. Сколько же времени она выставляла себя на посмешище? – Когда вы заподозрили его? – Где-то в последний день, – говорит он. – Это всегда должен быть кто-то из близких людей. Было еще и описание. Кто это еще мог быть, если не Найдж? И то, как Джо вел себя во время допроса Тома… А потом учетная запись электронной почты на пропавшем телефоне… Там было всего два контакта. Том… и Джо. Элли унижена. – Вы всегда говорили: не доверяй никому. Харди делает шумный выдох. – Я действительно очень хотел ошибиться. 67 Тело сына отдали Бэт в первую неделю сентября. В это время Дэнни должен был бы уже ленивой походкой ходить в седьмой класс средней школы Южного Уэссекса в своем слишком большом блейзере. Вместо этого она относит его футбольную форму с символикой «Манчестер Сити» сотруднику похоронного бюро при церкви Святого Эндрю. Они возвращаются сюда на следующий день. Бэт, Марк, Хлоя и Дэнни – семья из четырех человек – в последний раз собирается вместе. Перед «приделом вечного покоя», моргом похоронного бюро, Бэт так сильно сжимает руку Марка, что он невольно вскрикивает. Она видела мертвых и раньше – когда умирал отец, она находилась рядом, – но то была, так сказать, свежая смерть, к тому же очень давно. Тут все по-другому. Но когда они оказываются внутри, нервы странным образом успокаиваются и приходит ощущение непонятного благоговейного восторга. Дэнни! Они искусно сделали с ним что-то хитрое, и теперь он выглядит если не спящим, то в любом случае явно не похожим на трупы из фильмов ужасов, каким его рисовало ее воображение. На нем светло-голубая футбольная майка, которая раньше подчеркивала цвет его глаз; но сейчас эти глаза закрыты, а на щеках лежат густые темные ресницы. Словно сговорившись, каждый из них проводит по минуте с Дэнни наедине, шепча ему что-то в холодное мертвое ухо. Первым идет Марк, за ним Хлоя. Бэт не подслушивает их последние личные прощания. Хлоя принесла в рюкзаке Большого Шимпанзе и теперь сует потрепанную любимую игрушку ему в руки. – Спок-нок, Дэн-Дэн, – говорит она со взрослой нежностью, от которой у Бэт все внутри разрывается. Потом Хлоя поворачивается и практически падает на руки Марка. – Я не могу оставить его одного, папа. Я просто не могу этого сделать! Выводя ее на свежий воздух, Марк плачет, а Бэт и Дэнни остаются одни. Она поднимает покрывало и пересчитывает ему пальчики, как делала, когда он только родился, а потом, не отпуская его правую руку, склоняется над ним. – Я люблю тебя, малыш, – говорит она. При прикосновении губами его кожа кажется холодным мрамором. – Прости меня. Я люблю тебя. И очень по тебе скучаю. Она продолжает стоять над гробом, шепча извинения, целый час. Марк провожает Хлою домой к Лиз и Дину и, вернувшись, осторожно уводит ее оттуда, говоря, что бюро уже закрывается. Прежде чем уйти, Бэт ерошит пальцами волосы Дэнни, чтобы ее мальчик был похож на себя. Это последнее, что она делает для него, и этого так умилительно мало. В утро похорон Бэт надевает новое платье, тщательно причесывается и красится. С этой службой у нее связаны определенные смутные надежды. Все говорят, что сегодняшний день будет болезненным, но хорошим для нее. При этом еще используют слова «целительный» и «очистительный». Этот день, по поводу которого она столько фантазировала, кажется нереальным, когда все-таки наступает. Марк в строгом черном костюме выглядит актером, играющим какую-то роль, – этот мужчина, печально замерший в дверях, напоминает некий персонаж из исторического романа. Бэт видит катафалк, и это безжалостно возвращает ее к тягостной действительности. Вокруг маленького гроба слишком много свободного пространства. Имя Дэнни выложено белыми хризантемами, а рядом стоит небольшой декоративный элемент в форме футбольного мяча, сделанного из цветов, небесно-голубых и белых. К моменту, когда Бэт садится рядом с Марком в машину для родственников усопшего, весь ее макияж уже поплыл. Похоронный кортеж медленно едет по центральной улице – ребенок на скейтборде легко мог бы его обогнать. Они едут дальней дорогой, в объезд, через весь город по Хай-стрит. Пит предупредил, что по пути им может встретиться несколько десятков сочувствующих, – интерес прессы к этому событию настолько велик, что в церковь было решено пускать только по приглашениям, – но к тому, что Латимеры увидели на самом деле, они явно не были готовы. Чтобы проводить Дэнни в последний путь, вдоль тротуаров выстроились сотни людей. Здесь те, кого Бэт знает в лицо всю жизнь, и те, кого раньше никогда не видела. Старики, подростки и мамочки с колясками нарушили свои планы, чтобы постоять здесь в молчании в знак уважения. Впервые с момента трагедии Бэт находит утешение в поддержке незнакомых людей. На углу перед поворотом к церкви Святого Эндрю, сцепив перед собой руки, стоит Стив Конноли. Он не боится встретиться с Бэт взглядом. То, как он смотрит на нее, – печально, сочувственно, искренне, – заставляет что-то щелкнуть у нее в груди. Вера ее – если не в его сверхъестественные способности, то, по крайней мере, в его честность – восстановлена. Может, он сумасшедший? Если так, она завидует ему. Завидует его миру духов, звучащих голосов и таинственных знаков. Бэт поворачивается, чтобы получше разглядеть выражение лица Стива, но голова его уже почтительно склонена, а потом машина делает поворот, и он пропадает из виду. Кажется, что буквально все прислали цветы. Их прибытие в церковь приветствуют у ворот белые лилии, приторно-сладкий аромат которых превращает сентябрь в разгар лета. В дальнем конце кладбища рядом с надгробием отца Бэт вырыта могила, которая ждет Дэнни. Это не особенно утешает ее: одна потеря близкого человека здесь накладывается на другую. Внутри церкви собравшиеся представляют собой сплошное море содрогающихся плеч. Гроб к алтарю несут Найдж Картер, Боб Дэниэлс, Пит Лоусон и Дин. Мисс Шерез, прежняя учительница Дэнни, зажигает единственную свечу и ставит ее рядом со школьной фотографией Дэнни. Том Миллер стоит в нескольких рядах позади, приткнувшись между Олли и Люси Стивенс. Сознательным усилием воли Бэт заставляет себя не смотреть на него. Она не хочет, чтобы Том был здесь, но, в отличие от Элли, он не может и не должен нести ответственность за то, что сделал Джо. В конце концов она находит местечко в уголке своего сердца для этого мальчика, друга Дэнни, и всего того, через что ему еще предстоит пройти. Пол Коутс надел поверх белой ризы пурпурную орарь. У него единственного здесь сухие глаза. – В Библии сказано: «Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас; но будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас»[16]. – Выражение его лица омрачает сомнение. – Неужели это возможно для нас, здесь, после всего, что мы пережили? Не знаю. Но мы обязаны попробовать – обязаны перед собой и перед Господом нашим.